про вас забыл. Нет, не забыл, но совсем не имел времени заняться вашим вопросом. Надеюсь, кто-то другой смог вам помочь лучше меня».
Но я так легко не сдаюсь. В ответном письме я прошу Олауссона о встрече – хочу хотя бы получить ответ на самые общие вопросы, касающиеся жизни в районе Глафсфьордена в XVIII веке. К счастью, Олауссон соглашается.
Через несколько недель, в жаркий августовский день, я выхожу из поезда на станции Арвика. Петер Олауссон встречает меня на машине; встреча с ним превосходит все мои ожидания. У него сейчас отпуск, но он тратит на меня полдня, показывая окрестности озера, места, связанные с историей моего рода.
Мы подъезжаем к красивой ставнэсской церкви, где служил звонарем мой прародитель Гудмунд Эрландссон, осматриваем место на берегу, где стоял дом звонаря, в котором родилась Карин Гудмундсдоттер.
В качестве бонуса я получаю множество сведений о писательнице Сельме Лагерлёф. Раньше я не понимала, почему она была так сильно привязана к этим местам; ведь дом ее детства, Морбакка, находился в Восточном Эмтервике, за много километров отсюда. Но, оказывается, у Сельмы Лагерлёф имелись родственники в районе Глафсфьордена. Один был священником в Ставнэсе тогда же, когда мой предок Гудмунд Эрландссон работал там звонарем. Другой служил в церкви поблизости – сейчас там ничего нет, одни развалины. Он стал одним из прототипов Йёсты Берлинга, рассказывает Петер Олауссон. Мы останавливаемся, и я встаю на то место, о котором была написана, наверное, самая знаменитая во всей шведской литературе фраза: «Наконец пастор поднялся на кафедру». История про пьющего пастора, который со скандалом потерял свое место, случилась в действительности, рассказывает Петер Олауссон, все остальное – плод фантазии Сельмы Лагерлёф.
Мы заезжаем в господскую усадьбу Хилльрингсберга, в которой я была уже целых два года назад, потом в Форс, где Гудмунд Эрландссон нес солдатскую службу и встретил Мэрту, на которой потом женился. В Форсе жила женщина – вылитая майорша из Экебю, персонаж «Саги о Йёсте Берлинге», замечает Петер Олауссон. Я думаю о том, что необычное имя – Гудмунд Эрландссон – отсылает к другой книге Лагерлёф, «Сказка о сказке и другие сказки». Блестящий молодой человек по имени Гудмунд Эрландссон – главный персонаж новеллы «Девушка с Болотного хутора». Виктор Шёстрём поставил по этой новелле немой фильм. Премьера состоялась в кинотеатре «Красная мельница» в Стокгольме в 1917 году – в том же году моя бабушка Берта закончила стокгольмскую учительскую семинарию. Очень может быть, что прообразом девушки с Болотного хутора стала первая жена Гудмунда Эрландссона. Моя прародительница Мэрта, согласно метрикам, была его второй женой.
У ткацкой фабрики в Клэссболе, знаменитой тем, что там делают скатерти для нобелевских торжеств, мы останавливаемся выпить кофе в здании старой мельницы. Петер Олауссон заказывает чашку кофе и пирожное, а я покупаю бутылку яблочного сока. Стоит гнетущая жара, и мы решаем посидеть в зале, тут прохладнее. Когда мы садимся за столик, Петер вдруг говорит:
– Кстати, есть еще кое-что. Я нашел ту тещу.
– Что? – Прошло всего две недели с тех пор, как он написал, что не может найти мать Мэрты.
– Да, но потом я ее отыскал. Ее звали Анника. Она из Стокгольма.
Итак, я дважды съездила в Вермланд, искала своих предков среди лесных финнов и древних западно-шведских родов, а след привел меня назад, в Стокгольм. В столицу, где в молодости жили и учились на врачей мои родители и где я сама живу уже много лет.
– Так часто бывает, когда составляешь родословную. Случаются самые неожиданные совпадения, – говорит Петер. – Иногда ощущение такое, будто ходишь по кругу.
Перед нашей встречей он просматривал документ под названием «Заметки о приходе Глава, Вермланд». Его написал в XIX веке местный краевед, но одно семейство, упомянутое в книге, сочло себя уязвленным, выкупило и уничтожило весь тираж. Книжку переиздали только в 1970-х годах, благодаря стараниям увлекающегося генеалогическими исследованиями библиотекаря. В книге содержались сведения обо всех, кто жил в Главе, и глаз Петера зацепился за некролог церковного сторожа по имени Йен Петтерссон. Каким-то образом – я так и не понимаю каким – он сообразил, что этот сторож был братом бабушки бабушки бабушки моей бабушки Мэрты Петтерсдоттер.
Йен родился в Стокгольме, говорится в некрологе. Его отец Петтер Юнссон был там садовником. Через какое-то время после рождения сына садовник и его жена Анника Йенсдоттер переехали в Вестергётланд, оттуда в Вермланд, уезд Йёссе, и наконец оказались в Хилльрингсберге.
Это происходило в конце XVII века, во времена шведского великодержавия, когда богатейшие люди страны кичились друг перед другом роскошными парками в стиле французского ренессанса. Такие парки были разбиты и в богатейших поместьях Вермланда.
После кофе мы с Петером Олауссоном отправляемся в местный краеведческий клуб; там нас ждет еще один документ, который подтверждает наши выводы. Анника Йенсдоттер, жена садовника из Хилльрингсберга, перебралась сюда из Стокгольма вместе с мужем. Ее дочь Мэрта выросла здесь и позже получила место служанки на ближнем хуторе Форс. Там она встретила солдата Гудмунда Эрландссона, который позже стал звонарем в Ставнэсе, и они переехали на другую сторону озера Глафсфьорден. Поколение спустя дочь Мэрты Карин Гудмунсдоттер совершила обратный путь через Глафсфьорден, вернувшись в Хилльрингсберг, где она вышла замуж за мельника. На протяжении пяти поколений женщины перемещались в радиусе нескольких километров в пределах муниципалитета Арвик. Когда бабушка Берта во время Первой мировой войны начала учиться в Стокгольме, то вернулась в город, который ее далекая предшественница покинула за 240 лет до этого.
Но откуда взялась жена садовника Анника Йенсдоттер? Весьма вероятно, что она родилась не в Стокгольме. Во времена великодержавия быстро растущая столица была магнитом, который притягивал отовсюду массы людей – совсем как сегодня. Я тоже перебралась в Стокгольм ради работы.
А может, Анника Йенсдоттер все-таки приехала в Стокгольм из Вермланда? Письменные источники не могут дать мне ответа на этот вопрос. Остаются результаты ДНК-анализа. Однажды мне на электронную почту приходит письмо. Оно заканчивается словами: «Наилучшие пожелания от вашего очень дальнего родственника Томаса». Оказалось, что с человеком, написавшим письмо, у меня на сегодняшний день самое близкое совпадение по этой линии родства. Нас отделяют друг от друга всего