услаждают живущих там ветхозаветных Еноха и Илию, избежавших смерти[796]. «Поэтому эта земля называется землею живых».
В этом коротком рассказе выразились средневековые христианские представления об идеальном мире. Но нам следует обратить внимание на то, что этот идеальный мир имеет определенную географическую локализацию, которой, кажется, не было у его предшественников. Библейская в основе своей картина мира совмещается, таким образом, с античной картой земли, поделенной на зоны[797]. Земной рай становится недосягаемым не только в силу морального падения людей, но и из-за непереносимой жары, свойственной для той самой zona perusta, из которой, как считал Фридрих II, пришли монголы. Как говорилось выше, монголы ассоциировались с библейским народом Гог и Магог. У Михаила Скота Гог и Магог фигурируют как южная часть земли, через которую проходят пятый, шестой и седьмой климаты[798], но нет намека на ассоциацию его с азиатскими кочевниками, которые на рубеже 1220–1230 годов еще были почти никому не известны.
Присутствие ада, рая и чистилища в унаследованной от Античности картине мира должно было противоречить упорядоченному распределению по территории земли климатических качеств. Хотя рай находится в сухом климате, именно в нем воздух столь совершенен, что, подобно тому, как магнит притягивает железо, земля невидимыми узами соединяется с небом, в наибольшей мере получая воздействие небесных тел. Именно здесь оказались такие высокие горы, которые даже во время Потопа выступали из воды на 15 локтей: Олимп, Кавказ и Фавор. Именно здесь «земля обетованная», она же Индия, в которой покоятся мощи апостола Фомы. Одновременно на границе земного рая находятся острова, которые посетили святые Брендан и Патрик[799].
Вокруг земного рая, в сознании Михаила Скота, объединились как далекая жаркая Индия, так и столь же далекие, но находившиеся к северу от континентальной Европы острова, казалось бы, известные ему с рождения[800]. Интересно, что шотландское происхождение не мешает ему поместить Ирландию и другие острова этого региона в экваториальную зону, а хорошо вроде бы знакомых при дворе Фридриха II жителей Египта относить к антиподам. Создается ощущение, что его картину мира определяли не реальные доступные ему географические знания, а книжная традиция, в которую входили и античные художественные произведения, по которым учили латынь, и жития святых, и разного рода видения, хождения, популярные раннехристианские апокрифы, а может быть, и устные рассказы, столь же «реалистичные».
В другом месте, противореча самому себе, он рассказывает, как св. Брендан со своими сподвижниками переплыл Северное море на «суденышке, называемом когга», и нашел там некий вулканический остров, из которого раздавались жалобные крики. Это было одно из адских жерл[801]. Михаил Скот затрудняется ответить, где именно находится вход в ад: на севере или на юге, на Сицилии, но именно с проблемой местонахождения ада он связывает вопрос Фридриха II о природе вулканов. Живя в Южной Италии, Фридрих II и его придворные могли наблюдать вулканическую деятельность на островах Эолова архипелага к северу от Сицилии или хотя бы слышать о ней и задаваться вопросом о причинах этих явлений. Значит ли это, что вопросы, вложенные астрологом в императорские уста, и впрямь произносились?
Михаил Скот, рассказывая о вулканах и оправдывая повторение того, что уже было сказано им в предыдущей части «Введения», ссылается на «специально заданный ему вопрос»[802]. Отвечая на него, он связывает вулканическую активность с соприкосновением живущих в море ветров с подземной серой. В качестве примеров он приводит Липари, Стромболи, Стромболиккьо (на самом деле атолл рядом с постоянно активным Стромболи), Вулькано, Вульканино и Монджибелло (Этна). Когда из них вырывается огонь, дует южный ветер, австр, потом все окрестности покрываются обожженными камнями, сгоревшими остатками деревьев, пеплом, воздух становится мутным, как вода с песком. Вылетающие из кратера раскаленные камни, падая, рассыпаются на большие и мелкие части, из которых образуется пемза, используемая для письма и для чистки стен домов.
Поскольку сицилийские вулканы находятся в море, то у Михаила Скота была возможность наблюдать взаимодействие лавы и воды. Он знает, что во всем архипелаге вода содержит большое количество серы. Чем ближе к раскаленному вулкану кипящая морская вода, тем качественнее в ней сера, тем больше ее ценность для применения в алхимии (мутации металлов, изготовления мазей и т. п.). Если бы «раскаленные камни», т. е. лава, не скрывались под землей, а находились бы на поверхности, то ветер мгновенно распространил бы их жар по всей земле и мир бы сгорел. Но по великой благости Творца этого не происходит. Поэтому на вулканах живут люди, питаются плодами земли, как это видно, например, на Липари, изобилующем «прекрасными деревьями и травами»[803].
Хочется видеть здесь след собственных наблюдений, но те же явления описаны и в доступной Скоту «Естественной истории» Плиния[804]. Еще в античное время кратеры считались входами в преисподнюю, и, естественно, не было устоявшейся точки зрения на то, какой именно считать основным. Судя по всему, Михаил Скот был знаком с литературной традицией, отразившей эти представления. Не принимая ничего на веру, он подчеркивает, что недра земли — это место наказания душ грешников, ежедневно уносимых туда обитающими в воздухе духами. Они пекутся там, «как хлеб в печке», павшие с неба ангелы — за пекарей. Вход в ад надежно охраняется «сильными и ловкими демонами», у каждого из которых свои функции в жизни преисподней[805]. Однако муки не могли быть связаны лишь с жаром, смертоносный холод также свойственен аду. Поэтому в первой дистинкции «Введения» он помещает его не в недра земли, а распределяет по зонам: в необитаемой зоне, т. е. в Арктике и Антарктике, грешников мучает холод, а в засушливой — непереносимая жара[806].
Этот довольно пространный пересказ понадобился мне для того, чтобы показать некоторые особенности картины мира Михаила Скота. Его мир совершенен благодаря тому, что в каждой частице его он находит проявление божества или связь с Творцом. Однако в этом не следует видеть проявление пантеизма. Скот настойчиво подчеркивает разницу между вечным и преходящим, между природой божественной и человеческой или элементарной. Налицо и антропоцентричность. Если исключить человека из описанного Скотом космоса, он потеряет всякий смысл: Верховный мастер (summus artifex) управляет движением планет, которое кажется нам беспорядочным, а смысл их движения состоит в том, чтобы являть знамения того, что происходит на земле, — но являть именно нам, людям[807].
Человеческое знание математики, музыки и многих других наук, в том числе и грамматических, умение точно вычислять время (compotus) — все это нужно
