тела Тулианы. Крутая лестница вела на балкон второго яруса, украшенный облезлыми флагами в цветах Истардии. Под ними располагался широкий стол с грязным красным сукном, за которым сидел маленький хмурый человек, что-то деловито писавший гусиным пером в одном из толстых обтрёпанных томов. У подножия лестницы собралось уже с дюжину заключённых. Стражники, вооружённые дубинками, продолжали выгонять на дымчатый растрескавшийся туф всё новых и новых смертников.
Джулиано зажмурился от яркого солнечного света, выбивавшего жгучую слезу после тусклого сумрака застенков. Свежий тёплый ветерок, наполнивший лёгкие юноши, закружил ему голову. Сгрудившиеся в кучу люди нервно жались друг к дружке, опасливо поглядывая на шаткий помост и серую от времени перекладину с унылыми пеньковыми верёвками, свисавшими с неё.
За красным столом на втором ярусе стали собираться люди в чёрных мантиях и чёрных же бархатных шапочках. В одном из судий Джулиано с удивлением узнал напомаженного сеньора Игнацио, памятного ему по первому посещению джудитского гетто. Хромой писарь занял крайнее левое кресло. Слуги выставили на стол кувшины с вином, холодную кровяную колбасу и жёлтый сыр с мёдом. Шестеро надсмотрщиков с дубинками на поясе встали редкой шеренгой перед импровизированной кафедрой, как бы отгораживая судий от возможных посягательств со стороны заключённых. Последним заявился худой монах с острым, точно наконечник копья, лицом. Он бесшумно встал рядом с палачом у подножья помоста, прижимая к груди чёрную книжицу с позолоченным распятьем на обложке.
— Масимо Пацци! — хриплым голосом объявил один из судий с большим сизым носом, заглядывающим ему прямо в рот.
Эразм, пристроившийся на трёхногом табурете у края виселицы, ткнул в одного из заключённых пальцем-сосиской. Стражники тотчас выхватили узника из толпы арестантов и подтолкнули к основанию лестницы. Бледный Масимо в некогда дорогом, а теперь изодранном окровавленном платье поднялся на десяток ступенек и замер, заискивающе глядя снизу-вверх в глаза людей в мантиях.
— Сеньор Пацци обвиняется в нанесении тяжких телесных повреждений, повлёкших за собой гибель сеньора Каче́лли, который был обнаружен сеньором Пацци на теле собственной супружницы Марии во время совершения ими полового коитуса, — невыразительно пробубнил одышливый секретарь, поправляя узкий воротничок чёрной мантии. — Жена подсудимого — сеньора Мария — отделалась лёгкими переломами нижней челюсти и претензий к мужу не имеет. Вина подсудимого полностью доказана.
— Сеньор Пацци, знаете ли вы, чем карается в Конте убийство свободного гражданина? — спросил маленький хмурый человек, не поднимая глаз на подсудимого.
Мужчина громко сглотнул и согласно затряс взлохмаченной головой.
— Желаете ли вы сказать суду что-нибудь в своё оправдание?
— Я жертва обстоятельств! — сеньор Масимо утёр обильный пот, выступивший на его лбу. — Эта шлю…
— Попрошу не выражаться в присутствии высокого суда, — строго перебил обвиняемого секретарь.
— Простите, сеньор судья. Мария давно крутила шашни с этим ублю…
— Кхе-кхе, — секретарь громко откашлялся.
— Простите… С сеньором Качелли — Дьяболла его раздери! Я частенько видел эту гнусную рожу у нас в доме. Уверен, они ещё в прошлом году сговорились прибрать к рукам все мои денежки!
— И много там этих денег? — как бы вскользь поинтересовался маленький судья, бросая короткий взгляд в лицо подсудимого.
— Да уж, пожалуй, довольно будет. Марии того богатства с лихвой хватит на безбедную старость. Ещё мой дед служил золотых дел мастером при дворе герцога Армани. И мой отец, и я никогда не жаловались на недостаток заказчиков.
— Понятно, — судья поднял задумчивое лицо к небу, наблюдая, как шустрый ястреб гоняет над крышей Тулианы заполошных голубей. — Суд приговаривает сеньора Масимо Пацци к трём годам на галерах и уплате сотни оронов в казну городского магистрата.
Близорукий писарь, поправив сползшие очки измаранным в чернилах пальцем, быстро записал вострым пером строки обвинительного приговора. Сеньор Пацци с торжествующей улыбкой победителя развернулся к сгрудившимся внизу подсудимым.
— Повезло с-с-собаке, — прошипел кто-то из узников справа от Джулиано, — легко отделался.
— Дурак ты, — не согласился Тито, облизнув пересохшие губы, — он на галерах, может, и года не протянет.
— Может и так, но всё-таки шанс есть, — щуря красноватые веки, не согласился узник, — маленький, но имеется.
— Конечно, имеется, когда в кошельке у тебя полно золота, — Тито завистливо сплюнул на камень двора. — С таким свидетелем, как ороны, можно хоть самого герцога на тот свет спровадить и остаться не при делах.
Следующим по лестнице поднялся громадный молодой человек придурковатого вида. Приблизившись к судьям, он оглянулся назад и радостно помахал толпе арестантов увесистой пятернёй.
— Сеньор Эсте́бан, сын мельника, обвиняется в убийстве двух братьев, которым отец после смерти завещал осла и мельницу, — утомлённо пробубнил секретарь.
— Они меня обманули, — заныл верзила, — подсунули мне какого-то кота в мешке, а батино добро к рукам прибрали. Что я должен был, по-вашему, с этим глоткошёрстным веслоухим засранцем делать — не суп же из него варить? Вот я и поджог мельницу, чтобы, значится, ни себе, ни людям. А что оба брата пьяные в ней угорели, то не моя вина, а промысел божий.
— Сеньор Петруччо, запишите, что обвиняемый полностью признаёт свою вину, — бесцветным голосом сообщил судья.
Писарь прилежно зашуршал пером по пергаменту. Сеньор Игнацио, всё это время безучастно полировавший свои розовые ногти загадочным инструментом, наклонился к служителю забытой богини правосудия и что-то горячо зашептал ему на ухо.
— Нет, сеньор! — горячо возразил сын мельника. — Не бывать тому, чтобы я к этому в услужение пошёл! Пусть уж меня лучше повесят.
Маленький судья сложил пальцы домиком и задумчиво произнёс:
— Суд городского магистрата с удовольствием исполнит вашу просьбу, приговаривая сеньора Эстебана к смерти через удушение в пеньковой верёвке.
Мрачного детину стащили вниз и поставили на колени перед священником.
На лестнице его сменил пузатый негоциант. Его ноги норовили подогнуться в коленях, и двум стражникам приходилось всё время поддерживать купчину, чтобы тот не сверзился на далёкие камни двора. Негоциант обвинялся в жестоком убийстве и сокрытии тела компаньона вследствие острого конфликта на почве неразделённой любви к избыточному обогащению.
Ласковое солнце медленно взбиралось в гору. Негоциант юлил. Дело затягивалось. Вскоре Джулиано уже потерял нить беседы, в такие сложные торговые дебри она завернула. Его скучающий взгляд случайно упал на кренящуюся башню соседнего палаццо, высоко возносящуюся над стеной тюремного двора. В одном из окон он заметил пронзительно знакомый силуэт женщины в светлом платье. Сеньора Кармина, по грудь высунувшись из оконной арки, с любопытством разглядывала когорту смертников. Сердце Джулиано забилось от внезапно вспыхнувшей надежды.
— Эй, сеньора Лацио, я здесь! Здесь! — отчаянно размахивая длинными руками юноша мгновенно выскочил из толпы подсудимых.
Фигура в окне спешно отпрянула внутрь башни, прикрывая лицо кружевным веером.
— Живо назад! — прорычал ближайший стражник, замахиваясь
