спонсировал местных нациков.
А когда речь зашла о причастности покойного прокурора к организации мощной ОПГ и даже не к десяткам, а сотням разнообразных преступлений, в том числе и убийств, Зойка вдруг ударилась в бега.
Казавшаяся незыблемой империя, лишившись центра притяжения, разваливалась на глазах, и новые хозяева города накладывали лапы на самые лакомые кусочки.
Весна еще толком не настала, а все уже было кончено.
– Ты довольна? – спросил Валька Анжелу, и та вздохнула:
– Те, кто виноват в гибели мамы, Демидыча и Вальки номер… ну, твоего тезки, или умерли, или под следствием…
– Или, как наша бывшая мэрша, арестованы при попытке незаконного пересечения границы.
– Однако им если что и предъявят, так это не причастность в смерти мамы, Демидыча и твоего тезки – улик нет, исполнителей в живых тоже уже нет, сколько лет прошло…
– Но зато они понесут ответственность за иные вещи, может, даже и похуже…
Что правда, то правда.
– А вот исчезновение твоего брата… – начал Валька.
Анжела сказала:
– Ну да, они ко всему причастны, но только не к этому! Но всех тайн не разгадать.
И, посмотрев на Вальку, вдруг поняла, что…
Что он ей очень нравится?
Или что, может быть, она за это время влюбилась в него?
Самой прямой была Нина, задавшая ей вопрос:
– Мамочка, Валя будет теперь моим папой?
И заметив колебания Анжелы, заканючила:
– Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, мамочка! Мы тут останемся?
Анжела отрицательно качнула головой. Нет, тут им делать больше нечего.
– Тогда давай возьмем Валю с собой! У нас дом на океане большой, всем места хватит! – И добавила: – Он же сказал мне, что любит тебя!
Ну да, это было очевидно. Вопрос только в том: а она его?
В тот жаркий день конца июня они наведались в интернат для психически больных подростков, тот самый, куда ее в свое время заперли.
Выяснилось, что бывшая мэрша вывела его из муниципальной собственности и продала фирме собственного мужа: дело было, конечно, не в психически больных детях, а в том лакомом участке, на котором располагался интернат и где предстояло возникнуть элитным загородным коттеджам.
Незаконную сделку задним числом суд отменил, и Анжела, прихватив фотоаппарат, в сопровождении Вальки (Нина осталась с двумя Женями, которые души в ней не чаяли и которых хитрая девочка тоже предложила забрать с собой), бродила по запущенному саду интерната, делая фотографии полевых цветов.
По сути, это место с разваливающимся домом мало чем отличалось от старинного французского замка с ландшафтным парком, клиники доктора Шметтерлинга: и там, и там пациентам жилось несладко.
Анжела решила, что сделает репортаж об обитателях провинциального интерната для психически больных детей и подростков.
И что будет помогать им – не одновременно, а на постоянной основе.
Она зашла в здание. Когда-то оно казалось ей огромным, а на самом деле было не такое и гигантское.
От времени, что ли, скукожилось?
Она прошла по длиннющему коридору и обнаружила тот бокс, куда ее запирали.
Кажется, он использовался до сих пор.
Кто-то из руководства заваливал важную гостью фразами, а Анжела даже не слушала. Ее глаза ловили детали.
Трещина в стене, а в ней – паук. Мимолетная улыбка бритого наголо хрупкого мальчика. Пожилая санитарка, выливающая содержимое ведра на истертый линолеумный пол, чтобы начать его драить.
Жизнь, как она есть.
Но как не должна быть?
Они прошли в большое помещение, где, явно проинструктированные, питомцы занимались склеиванием поделок.
– Вот это Алеша. Он у нас уже семнадцать лет. У него…
Внезапно Анжела увидела, как стоявший у стенки худой, с угреватым лицом, мужчина, уставившись на нее, вдруг попятился, а потом вдруг развернулся и кинулся бежать прочь.
– Он меня испугался? – спросила удивленно Анжела. – Но я его даже не знаю!
Хотя его лицо показалось ей знакомым.
Дама, проводившая экскурсию, пояснила:
– Это Родионов, толковый наш санитар, уже давно тут работает, ребята в нем души не чают…
Внезапно раздался стук – и Анжела увидела, что деревяшка, являвшаяся заготовкой поделки, вывалилась из рук одного из подростков.
Опустившись перед ним на корточки, Анжела тихо спросила:
– Ты так не считаешь?
Подросток, тяжело дыша, судорожно задергал головой.
Анжела прижала подростка к себе.
– Он… он плохой… Он… ночью делает со мной и другими вещи, которые нам не нравятся… Ночью, но иногда и днем тоже. И утром. Он сказал, что о них нельзя говорить, иначе нас всех навсегда отправят во взрослую дурку…
И тут Анжелу как током ударило. Она вспомнила, откуда ей знакомо лицо этого санитара Родионова.
Только знала она его много лет назад под иным именем.
– Это же Груздев! – крикнула она. – Не Родионов, а Груздев! Тот самый, которого взяли за то, что он девочек в кусты затаскивал.
И которого они допрашивали, подозревая в причастности к исчезновению Никитки. И сделали вывод, что он отношения к этому не имеет.
Не имеет?
Груздев специализировался тогда на девочках, а в интернате развращал в том числе и мальчиков. Как ее муж Стивен: его жертвами были дети обоего пола.
А они тогда, решив, что если Груздева тянет к девочкам, то Никитку он тронуть не мог.
О, ведь ей еще много лет назад был дан такой ужасный пример, что очень даже мог, а она это не сочла нужным заметить!
Выходит, что тот человек, на которого они вышли с самого начала, этот Груздев, который звался теперь Родионовым, видимо, чтобы получить под фальшивым именем доступ к детям, к которым под своим настоящим, с учетом своей судимости по педофильской статье, подобраться никак не сумел бы, вполне мог…
Вполне мог быть похитителем Никитки.
Похитителем и убийцей.
– Задержите его! – закричала Анжела, все еще прижимая к себе плачущего мальчика, жертву Груздева-Родионова. – Он же уйдет!
Валька резко сорвался с места и бросился в парк.
Никуда Груздев-Родионов не ушел, хотя и пытался: Валька настиг его у ворот, повалил на пол и притащил обратно.
И пока местная милиция невыносимо долго ехала в расположенный черт знает где интернат, Анжела имела возможность побеседовать с ним.
– Вы меня узнали, – сказала она.
Ну да, ее сложно не узнать – «черномазая корова», как сказала бы «сестренка» Нинка.
– Узнал, – заявил тот. – Ты же за братиком своим приехала?
Валька схватил его за ворот.
– Говори! – закричал он, но Анжела грозно посмотрела на него, и он отпустил санитара.
Санитара, который годами измывался над несчастными психически больными детьми.
– А если нет? – осклабился тот, а Анжела пожала плечами:
– Тогда так никто и не узнает. Вас отправят в колонию, и там вам хана.
