Первый раз вам удалось там выжить, во второй не выйдет. А вот если вы сознаетесь в убийстве, то вас отправят в специализированную колонию, где вы будете сидеть в одиночке.
Груздев (Родионов, как потом выяснилось, была девичья фамилия его матери) поразмыслил:
– За одно нет, а вот за серию?
Выходит, что он не только Никитку убил, а и других?
И никто в городе на это не обратил внимания?
Но кто в этом городе вообще на что-то обращал внимание.
Груздев же тем временем порозовел.
– Да, да, сознаюсь во всех! Меня точно тогда в этот, как его «Черный дельфин» отправят, а не на обычную зону.
Анжела, не глядя на него, спросила:
– Моего братика убили вы?
И, не выдержав, вперила в него взгляд. Нагло глядя ей прямо в глаза, Груздев ответил:
– Ну да!
Продолжая играть с ним в гляделки, Анджела воскликнула:
– Но почему? Вы же… вы же специализировались на девочках?
Груздев заявил:
– Ну а тут увидел черненького мальчика, и меня аж до костей пробрало!
Все еще глядя на убийцу своего братика, Анжела тихо спросила:
– И где… где вы его… похоронили?
Тот ответил:
– Там, где и других. На территории заброшенного пионерлагеря. Там, где железные бабочки. У каждого своя…
И Анжела отвела взгляд, так как слезы непрерывным потоком лились по щекам.
Она и Валька побывали на территории пионерлагеря еще до того, как началась эксгумация тел жертв.
Руины стали еще страшнее и будто больше, словно размножившись: как такое может быть?
Каждый последующий шаг давался Анжеле труднее предыдущего.
Она спросила Вальку, который держал ее за руку:
– Ты поедешь с нами?
Тот приобнял ее.
– С вами хоть на край Вселенной!
Туда, в скопление Бабочек, на неприметную планету, вращающуюся вокруг оранжевого гиганта типа К?
Туда, где мама, Валька, Демидыч, мама Нина. И Никитка.
Они замерли около свежих траншей с понатыканными в них железными, уже полностью проржавевшими бабочками, на крыльях и усиках которых тут и там все еще сверкали так и не отвалившиеся за все эти десятилетия кусочки разноцветного стекла.
Никита и другие жертвы лежали там, под ними. И у каждого была своя бабочка.
Хотя нет, неправда: их всех давно унес звездолет – туда, где было хорошо. И куда рано или поздно он унесет и ее саму: то ли в два двадцать два, то ли в три тридцать три.
Кто знает, может, она тогда встретится со всеми обитателями далекой планеты, вращающейся вокруг оранжевого гиганта типа К в скоплении Бабочки?
Если и да, то нескоро. Потому что у нее была Нина. У нее был Валька. И даже Женька и Женька.
Не считая папы Вити, «сестренки» Нинки, ее мужа и их четырех детей.
А также дом у океана и весь мир в придачу.
Уткнувшись в щеку Вальки, Анжела прошептала:
– Спасибо тебе за все. Большое-большое спасибо.
– За что? – удивился тот, а Анжела, целуя его, ответила:
– Спасибо! Ты сам знаешь, за что. И знай – я так тебя люблю!
Да, звездолет на планету в скоплении Бабочки может пока что подождать: долго-долго.
А откуда-то сбоку, из смежного леска, донеслись голоса скрытых от их глаз отдыхающих:
– Лето-то в этом году какое странное. Без бабочек.
Примечания
1
См. роман А. Леонтьева «Часовня погубленных душ».
