и, расширяя коалицию в поддержку снижения налогов, открывало путь для того, чтобы в 1981 году Рейган и республиканцы в Конгрессе протолкнули закон Кемпа-Рота о приоритетном в сравнении с бизнесом снижении налогов на доходы физических лиц.
Хэкер и Пирсон объединяют эти и другие элементы во всеобъемлющее объяснение того, каким образом республиканцы начиная с 1990-х годов трансформировались в крайне правую партию. Они задаются такими вопросами: «Почему Великая старая партия хочет сдвинуться так далеко вправо? Во-вторых, и это столь же озадачивает, почему она могла сдвигаться вправо, не платя за это слишком высокую электоральную цену?»[652] — ведь большинство американцев по-прежнему отдают предпочтение прогрессивному налогообложению, расширению, а не сокращению социальных льгот, всеобщему здравоохранению и более жёсткому регулированию банков. Как отмечают Хэкер и Пирсон, мотивация и средства для смещения «Великой старой партии» вправо заложены в той базе, которая гарантированно голосует за республиканцев на выборах любого уровня, и эта база сдвинулась ещё сильнее вправо благодаря трём силам — «христианскому консерватизму, раскалывающим общество на два лагеря правым СМИ и нарастающим усилиям бизнеса и богачей по содействию политике республиканцев и её финансированию».[653]
Христианские консерваторы принесли «"Великой старой партии" существенную базу избирателей со средними доходами, которые становятся на её сторону главным образом по внеэкономическим соображениям»,[654] однако следуют за ней в её сдвиге вправо по экономическим вопросам. Как указывают Хэкер и Пирсон, закон о гражданских правах 1964 года вытолкнул из рядов сторонников Демократической партии наиболее консервативных избирателей страны — расистов из южных штатов. Как уже отмечалось, Никсон использовал лозунг закона и порядка для привлечения в «Великую старую партию» христианского электората на севере и юге, объединяя их вокруг тех социальных вопросов, которые Хэкер и Пирсон считают главным мотиватором их лояльности партии. Очередным стимулом голосовать за республиканцев для этой базы были правые СМИ, прежде всего канал Fox News и различные ток-шоу на радио. Деньги для финансирования избирательных компаний республиканцев, обеспечения их дисциплины в Конгрессе и запугивания демократов предоставляют сверхбогатые жертвователи, которые также финансируют собственные избирательные организации и лоббистские группы. Поэтому Хэкер и Пирсон уверены, что расистская/религиозная база, возбуждённая и мобилизованная правыми СМИ, наряду с неограниченным финансированием, выступают мотивирующими факторами для того, чтобы республиканские политики занимали всё более крайние позиции.
Но если большинство избирателей придерживается умеренной позиции, то каким образом крайняя партия выигрывает выборы и как ей сходит с рук реализация крайних мер при нахождении у власти? В 24-летнем промежутке между 1994 и 2018 годами республиканцы не контролировали Палату представителей всего четыре года, а Сенат — в течение восьми лет. В 2017 году «Великая старая партия» контролировала две трети правительств штатов (её представители занимали должности губернаторов и формировали большинство в обеих палатах законодательных органов штатов). Республиканцы не доминировали лишь на президентском уровне, проигрывая первичное голосование в ходе семи состоявшихся с 1992 по 2016 годы выборов — однако по итогам голосования выборщиков они победили на трех из семи выборов. А ещё с того момента, когда Никсон во время своего первого срока назначил четырёх судей Верховного суда, консервативное республиканское большинство контролировало и этот орган.
Как отмечают Хэкер и Пирсон, низкая явка демократических избирателей на промежуточных выборах, концентрация демократов в городских территориях в сочетании с махинациями с нарезкой избирательных округов для Палаты представителей и законодательных органов штатов, наряду с притеснением избирателей при помощи всё более вопиющих мер, которым потворствует Верховный суд, означают, что сторонники республиканцев с большей вероятностью придут к урнам, а их голоса действительно будут учтены. Это же подразумевает, что голоса сторонников республиканцев имеют больше веса в округах, когда поддержка двух партий разделяется поровну, и в Сенате, где небольшие аграрные штаты точно так же представлены двумя сенаторами, как и урбанизированные штаты с гораздо большим населением.[655]
Кроме того, начиная с выдвижения Ньюта Гингрича спикером Палаты представителей после победы республиканцев на выборах 1994 года они взяли на вооружение политику выжженной земли, противостоя практически любой инициативе, предлагаемой президентами от Демократической партии, что увенчивается некогда редкой процедурой затягивания (filibuster) прохождения законопроектов в Сенате, когда почти для каждого законопроекта требуется большинство в 60 голосов. Из-за этого складывалось впечатление, что Клинтон и Обама являются неэффективными президентами,[656] а обещания демократическими кандидатами новых программ казались невероятными.
Джош Пасевич в своём исследовании политической жизни в двух городах в штате Айова обнаруживает, что корпоративные слияния и деиндустриализация ослабляли местный бизнес и профсоюзные элиты, которые организовывали муниципальную политику и выступали в качестве посредников между их электоратом и должностными лицами уровня штата и федерального уровня. Помимо этого значительного структурного сдвига, «в результате последующих реформ федеральной социальной службы и финансирования городского планирования произошёл переход от крупных целевых трансфертов кейнсианской эпохи к сложной системе небольших точечных и крайне конкурентных грантов, контроль над которыми осуществлял меняющийся состав федеральных органов исполнительной власти, аналогичных структур штатов и некоммерческих организаций-посредников».[657]
Партийные политики, представляющие давно существующие, но слабеющие локальные бизнес-группы или группы трудящихся, в целом были неспособны создать «обладающие широкой базой, меняющиеся и гибкие партнерства, [которые] могли бы представить город в духе "всё для людей"» — или хотя бы для внешних грантодателей.[658] Напротив, занимавшиеся [городским] планированием местные предприниматели, которых Пасевич именует «партнёрами», воздерживались от узкопартийного подхода. Они корректно рассматривали такую политику как препятствие для разработки планов, благодаря которым можно было бы выиграть внешние гранты или заманить на их территории корпорации национального масштаба. Это оставляло политическое поле «партийцам» (partisans). Последние же, как утверждает Пасевич, черпали большинство своих идей по поводу того, о каких проблемах следует беспокоиться, из национальных, причём всё более идеологизированных СМИ, а не из взаимодействия на своих территориях с гражданами, которых со всё меньшей вероятностью можно было организовать в явные группы интересов наподобие профсоюзов или деловых сетей.[659]
Как показывает Пасевич, отделение «партнёров» от узкопартийной политики и сосредоточенность «партийцев» на сформулированных извне общественных проблемах ослабляют возможности избираемых политиков разрабатывать программы на уровне всей страны или отдельных штатов, поскольку на этих более высоких уровнях политика остаётся вопросом распределения дефицитных ресурсов, а не получения грантов сверху. Не существует более высокого уровня, на который может обратиться за ресурсами федеральное правительство, напоминает Пасевич. Поэтому попытки воспроизвести на федеральном уровне некий постполитический консенсус грантополучателей, который работает в немногих успешных территориях,
