острые камни, дружище. Желает ли подобного распада Матерь-Тьма?
– Вряд ли. Но она обитает во мраке.
– Вино закончилось. Остался лишь кислый запах. Опьянение создает иллюзию ответов на все вопросы. Я бы сейчас предпочел вздохнуть и предаться ленивым раздумьям. Ты возвращаешься домой, Каладан? Нет? Я так и думал. К’рул произвел на свет дитя, и сама земля хранит память о его первом крике. Ты напьешься крови К’рула?
– В том нет нужды, – проворчал Бруд, глядя в угасающее пламя. – Как ты сам сказал, дитя родилось, и вскоре в свою очередь произведет на свет множество других.
– Ты не считаешь, что К’рул поступил неосмотрительно?
– Мое мнение на сей счет уже не имеет значения, Гриззин. Все уже свершилось.
– У меня возникла было мысль, – произнес Гриззин Фарл, – что Драконус отправился в путешествие, охваченный яростью.
Каладан Бруд пристально взглянул на него:
– И?..
– Какое-то время я раздирал в кровь ноги, следуя этим путем. Но в ночь нашей встречи, после долгих всесторонних размышлений, пришел к выводу, что страхи мои необоснованны. Драконус безразличен к К’рулу. Им движет куда большее отчаяние.
Каладан Бруд кивнул:
– На такое способна любовь.
– Судя по твоему замечанию и всем его острым граням, ты, возможно, считаешь, что я бегу прочь от своей любимой жены и нашего беспутного сына. Я расцениваю это как немалое оскорбление, а потому испытываю желание достать оружие и вызвать тебя на бой.
– В таком случае ты еще пьянее, чем я полагал.
– Да, и я терпеть не могу истину, которая внезапно обнажает свой уродливый облик.
– Таков облик многих истин, друг мой. Но я говорил про Драконуса.
Гриззин вздохнул:
– Чувство вины громче всего кричит в самый неподходящий момент. Я – пьяный дурак: вино уже ударило мне в голову, и я проклинаю тебя за то, что ты напоил меня этой отравой тисте.
– Лучше уж тебя, чем твою жену.
– Все мои друзья так говорят. К рассвету я точно проголодаюсь – у тебя есть еда?
– Ты совсем ничего не взял с собой, Гриззин Фарл? – вздохнул Каладан Бруд.
– У меня есть котелок, – возразил Гриззин.
– Который вылетел вслед за тобой из дому, да?
– Ага, желая оказаться у меня на плечах вместо головы. Когда-то жена поклялась не брать в руки ни меч, ни дубину, ни копье с железным наконечником. Самым смертоносным оружием этой женщины, после собственного нрава разумеется, стали ее руки, но иногда даже они способны на что-то полезное. Я хорошо изучил супругу и всегда помнил о надлежащей осторожности.
– И что же случилось на этот раз?
Гриззин опустил голову на руки:
– Я зашел чересчур далеко. Вышвырнул на улицу мальчишку.
– Наверняка он дал для этого повод.
– Он попал под влияние моего старшего отпрыска, Эррастаса.
– Сешуль Лат всегда был склонен подчиняться другим, – согласился Бруд. – А Эррастас тщеславен и хочет стать главным среди братьев.
– Сеч слишком слаб, вот в чем дело. При мысли, что оба они – порождение моих чресл, у меня от стыда сжимается мошонка.
– Исправь этот недостаток, прежде чем предстанешь голым перед Матерью-Тьмой.
– Я с радостью возблагодарю ту тьму, что ее окружает. Впрочем, я смел только на словах, но мысли мои далеки от здравых. Я пьян, лишен мужества, и единственное утешение, которое меня ожидает, – беспробудный сон. Доброй ночи, друг мой. Когда мы встретимся снова, будем пить телакайский эль, и на этот раз уже мой дар перейдет из моих рук в твои.
– Никак ты уже мечтаешь отомстить?
– Мечтаю, и с наслаждением.
– Мы едва не погибли, – выдохнул Сешуль Лат, правая рука которого безвольно свисала, сломанная самое меньшее в двух местах. Наклонившись как можно дальше, он сплюнул кровь и слизь, что было куда лучше, чем глотать их: так он делал с тех пор, как умерла та упрямая баба. Вкус насилия и дикого страха заполнял рот и желудок. – И я до сих пор не уверен, правильно ли мы поступили.
Стоявший рядом на коленях Эррастас закончил перевязывать глубокую рану на бедре и взглянул на сверкающую тропу.
– Я был прав, – сказал он. – Они идут сюда. В ее жилах воистину течет кровь тисте.
– Что будем делать, Эррастас? Я все еще сомневаюсь… – Сешуль Лат посмотрел на труп. – Во имя Бездны, до чего же непросто оказалось ее прикончить!
– Да уж, они такие, – согласился его товарищ. – Но эта кровь… видишь, как она течет по тропе? Видишь, как она поглощает драгоценные камни, алмазы и золото, всю нашу награбленную добычу? В ней есть мощь.
– Но не мощь азатанаев.
Усмехнувшись, Эррастас утер кровь с носа.
– Мы не единственные изначальные силы творения, Сеч. Однако я чувствую, что пролитая нами сила – во многом порождение негодования. Не важно. Она в любом случае могущественна.
– Похоже, – заметил Сешуль Лат, оглядываясь вокруг, – что это место не для нас.
– Матерь-Тьма смеет называть его своим, – ухмыльнулся Эррастас. – Ха! Как будто она может заявить права на эти владения как на свои собственные! Какое высокомерие! Посмотри вниз, Сеч: что ты видишь?
– Я вижу Хаос, Эррастас. Нескончаемую бурю.
– Мы превратим это место в ловушку. Пусть оно сохраняет имя, данное ему тисте, – скала Анди. Вряд ли подобное название позволяет кому-то претендовать на право собственности. Своими деяниями мы разрушим его чистоту. К’рул не единственный, кто осознает действенность крови.
– Это ты так говоришь. Но в самом ли деле мы понимаем, что делаем?
– Может, ты и не понимаешь, хотя, Бездна меня побери, я не раз пытался тебе объяснить. Я точно знаю, Сеч, и тебе просто придется поверить мне на слово. К’рул готов отдать могущество даром, любому, кто пожелает, тем самым лишая его ценности и нарушая естественный порядок вещей. Мы превзойдем его, Сеч. Я превзойду его. – Эррастас оперся о камень. – У нас мало времени. Они уже идут сюда, тот яггут и его заложница-тисте. Послушай меня. Матерь-Тьма понимает, что могущество достойно лишь избранных, хотя и заходит чересчур далеко в своей чудовищной алчности. Мы должны вовлечь ее в это сражение. Мы должны заставить ее осознать угрозу, которую несут с собой новые магические Пути, – угрозу для всех нас. Важно, чтобы она сопротивлялась К’рулу, полностью отвлекая его внимание на себя. Тогда он не увидит нас и наверняка не поймет наших намерений, пока не станет слишком поздно. – Эррастас посмотрел на Сешуля Лата. – Ну вот, я только что еще раз все тебе растолковал. И тем не менее взгляд твой полон разочарования. Что такое?
– Как-то все слишком уж прямо, в лоб. Даже, можно сказать, банально. Не хватает утонченности.
– Я выдаю