Их на борту больше, чем обычно, — на сотни больше. На этот раз они не просто пассажиры. Они что-то
замышляют.
— Сотни ползунов, — пробормотал один из крадущихся, скучая.
— Да! Они наблюдали за гигантами, слушали их, шли на риск. Говорю вам, это ненормально. Я подумал, что хотел бы взглянуть на них и рассказать Мастеру
Мугстуру.
При упоминании о Мастер-крысе их глаза на мгновение загорелись страхом.
— Может быть, вы заметили их, братья? — настаивал Фелтруп, стараясь, чтобы его голос звучал не слишком нетерпеливо. — Я, безусловно, должен буду
упомянуть о вашей помощи Мастеру Мугстуру. Там, в яслях, я подумал...
— Фелтруп и его рассказы, — прервал его один из них.
— Я мог бы рассказать вам еще одну историю, братья, о человеке-монстре, который скоро будет ходить по этому кораблю. Сокол Ниривиэль говорил о нем, гордый, как принц. Но вы мне никогда не поверите. Они говорят, что все это
путешествие посвящено свадьбе, свадьбе, которая принесет мир между людьми-воинами. Но истинная цель...
— Что у него есть поесть? — пронзительно завопила крыса слева от него, и
две другие ощетинились от внезапной настороженности. Еда была единственной
темой, по-настоящему интересовавшей крыс — помимо местонахождения тех, кто
мог съесть их.
Фелтруп покачал головой:
— Боюсь, ничего.
— Всегда что-нибудь есть.
— Не в этот раз, — сказал Фелтруп. — Я не ел с наступлением темноты. Я
умираю с голоду.
— Тогда почему ты не попросил у нас еды, брат? — спросила та же крыса, и
все трое крадущихся ухмыльнулись.
Потому что вы бы соврали, подумал Фелтруп, но он знал, что они его
153
-
154-
поймали. Все крадущиеся лгали, когда встречались в Ночной Деревне, и все же эта
практика никогда не удерживала крысу — любую нормальную крысу — от
вопроса. Если бы он приставал к ним с просьбами о еде, они бы ничего не
заподозрили и отпустили бы его. Теперь же они приближались, обнюхивая его
лапы и щеки. Еще несколько секунд, и они почувствуют запах его последней еды.
Разговоры мгновенно прекратятся, и они нападут.
Он вполне мог справиться с любым из них — возможно, с любыми двумя. Но
трое — это слишком много. И, сражаясь, он тонул, становился подлым, слепым
животным — по-настоящему их братом.
Выбора не было. Фелтруп встряхнулся и содрогнулся всем телом, как это
свойственно крысам и хорькам. Крадущиеся отскочили назад, и Фелтруп выплюнул
содержимое своих мешочков за щеками им под ноги.
— Так и знали! — радостно воскликнули они. — Лживый, запасливый, жадный Фелтруп!
Это была всего лишь ложка промокшей галеты (оброненной мальчиком-смолбоем, настолько измученным, что он заснул, пока жевал), но крадущиеся
набросились на него, как голодные собаки, их короткие языки лизали грязную
палубу. Фелтруп напрягся и прыгнул — оп! — прямо над их головами. Нет смысла
оглядываться назад. Через несколько секунд его еда закончится. Через несколько
минут они его и не вспомнят.
( Мой ужас — я боюсь не вспомнить. Кто такой Фелтруп? Крыса, урод, монстр, человек?)
Теперь он был не только измучен, но и зол. Эта еда могла бы подкупить
охранника у двери. Ему придется искать ее под гамаками мальчиков или среди
оборванных, беспокойно спящих пассажиров третьего класса, чтобы получить
дневное убежище в логове. Другие крысы прочесывали те же места; понадобятся
часы, чтобы найти огрызок. Но сейчас у него дела поважнее.
Там! Красное свечение, размером с наперсток, отбрасывающее достаточно
света, чтобы Фелтруп увидел две занятые руки и тусклый блеск бронзы. Фелтруп
бросился к нему, обезумев от страстного желания. Это должна была быть кухонная
плита икшелей. Люди не могли чувствовать запах специального угля, сжигаемого в
таких печах, зато могли корабельные кошки или собаки — и могли проследить
запах до его источника; поэтому маленький народ готовил еду на открытой палубе, вдали от тайных мест, где они устроили свои дома.
Когда он был в десяти футах, свет погас. В панике он бросился вперед.
— Кузены! — пискнул он. — Достопочтенные икшели! Пожалуйста, не
уходите! Дайте мне поговорить с вами!
Он говорил самым добрым, самым нормальным, самым не-крысиным голосом, на который только был способен. Но никто не ответил. Свет исчез, как и икшель.
Раздавленный, Фелтруп поспешил к корпусу по левому борту. Он говорил
вслух, обхаживал смерть, и
