— Они, сволочи, и в нас шмаляют.
Иван расчехлил свою лопатку и поднял ее над ковылем. Лопатка стала рваться из рук. Иван опустил ее, ахнул: вместо лопатки — дуршлаг.
— Вот это плотность! — подосадовал капитан Дерюгин. — Нелегко нашим разведчикам придется.
Лабазов приник к стереотрубе:
— Однако немало сил они стянули на наш участок. — И перевел взгляд на Берестова: — За это мы должны благодарить вот его. Здорово мы их вчера напугали атакой. — И не понять было, то ли упрекал Берестова, то ли в пример его ставил. — Ну да ничего. Бог даст, и с ними управимся. — Он швырнул в ковыль сломанную тростинку, сказал обращаясь к Берестову: — Разведка будет возвращаться сегодня ночью, между двадцатью тремя — двадцатью четырмя часами…
9
Берестов смотрел на Большую Медведицу. По наклону ее ковша, как учили курсантов в военном училище, он пытался определить время.
— Пора бы уж… — волновался Стахов.
Нет — нет, да и высунется он из‑за бруствера. Вслушивается в ночь, нервничает. Бугорков — его друг…
Вспарывают ночь автоматные очереди, разрывают темень яркие ракеты.
— Боятся немцы ночи, вот и пошумливают, — вполголоса говорит Пров Трофимович.
Где‑то на левом фланге в стрекот коротких автоматных очередей вплелся длинной строчкой пулемет.
— Фрицевский. Частит‑то! На «счастливчика» фугует. На того, кто в рост по степи пойдет… — бубнит Пров Трофимович. — Нешто им жалко патроны. Им вся Европа — арсенал. Вот и швыряются боеприпасами.
Пров Трофимович шуршит полынной подстилкой, перематывает на ноге портянку.
Равнодушно мерцают звезды. Безучастный ко всему, нехотя кланяется ветру татарник.
— Пора разведчикам возвращаться. А их ни слуху ни духу, — шелестит губами Стахов.
Татарник все кланяется, кланяется… То заслонит звезду, то откроет. Тянутся минуты, тянутся…
Немецкий пулемет оборвал свою длинную строчку. Смолкли автоматы. Перестали дырявить небо ракеты. Наступила тишина.
— К чему бы это? — насторожился Стахов.
Кто‑то щелкает затвором — так, на всякий случай.
Иван припадает к брустверу, вслушивается в ночь. Все
оцепенело в тревожном ожидании. Даже ветерок затаился.
Но вот в степи зародился глухой не то стон, не то
хрип.
— Фрицы громкоговоритель настраивают, — догадался Пров Трофимович. — Будут крутить пластинку… Стеньку Разина играть. Спонравнлась им эта песня.
Но вместо песни четко и ясно раздалось откуда‑то сверху:
— Ахтунг! Ахтунг!.. Внимание! Внимание!.. Сейчас перед вами будет говорить ваш солдат Бугорков. Он не хотел зря про. ливать кровь. Он хочет, чтобы и вы не проливали свой кровь.
— Бугорков?! — не поверил Берестов и толкнул Стахова в бок. — Слышишь?
Стахов вытянул шею, словно ему стал тесен воротник. Не ответил.
В репродукторе щелкнуло. Кто‑то кашлянул, прочищая горло, и вдруг — виновато, с запинкой:
— Товарищи… Друзья… Сопротивление бесполезно…
— Не может быть! Это не Бугорков! — простонал Стахов.
— Как же не он? — возразил Подзоров. — Он и есть.
— Я знаю, какими силами располагаете вы… — продолжал голос.
— Уже и не «мы», а «вы», значит, — глухо сказал Подзоров.
Берестов опять толкнул локтем в бок Стахова, как бы спрашивая у него: да Бугорков ли это?
Стахов беспомощно отвернулся.
— У германцев — сила: танки, много орудий, шестиствольные минометы…
— Уже и не немцы даже, а германцы, — подал голос Пров Трофимович.
— Врет, поганец! — возмутился Подзоров и кинулся к пулемету.
По всему фронту защелкали винтовочные выстрелы, откуда‑то с тыла ударила пушка.
Голос Бугоркова стан выше, напряженнее.
— Мой совет: не бейтесь лбом о бронированную стенку!
— Ну и ну! — Берестов был, как во сне.
Зазуммерил телефон.
— Слышал? — раздался в трубке голос майора Лабазова.
Берестов молчал. Каждый чувствовал себя в чем‑то виноватым. Ивану что ответить?.. Тяжело дышал в трубку и майор.
— Так… — наконец сказал он.
И больше — ни слова.
Иван долго держался за телефонную трубку, словно это было звено ускользающей мысли. Вчера Бугорков стоял с винтовкой рядом, за его спиной, делал насечку на ложе — открывал счет убитых врагов. И вот… Он держался за трубку, как утопающий за соломинку. Трубка молчала.
Рассвет разорвало взрывом крупнокалиберного снаряда. Гул накатывался с неба. И долбил, и долбил вздрагивающую в ознобе землю.
Прижавшись к стенке окопа, Иван глянул в серое лицо Стахова и понял, что, может быть, вот здесь, на дне окопа, и — конец. Ни ему, ни Стахову, ни Подзорову, который сидел, опустив голову, будто вслушивался в нутряной гул земли, ни тем парням, что замерли у станкового пулемета, ни тем, кто не успел спрятаться в дот и теперь, прижавшись друг к другу, с опаской смотрели из окопа в закопченное небо — никому им не выбраться отсюда.
Взрыв раскалывает ход сообщения пополам. Над окопом чей‑то испуганный крик.
— Ить дети еще… — с огорчением вздыхает Пров Трофимович.
Уду шливо пахнет серой.
А когда дым рассеивается, парней, что жались друг к другу, уже не было. В окопе остались только'ремень от винтовки, да кусок алюминевой фляги.
Гул взрывов схлынул к тылам, а на передний край накатывался рокот десятков моторов.
— Та — анки! — ахнул Стахов.
— Какой — танки?!.. Хуже. Немцы в психическую атаку двинули, — поправил его Пров Трофимович.
Берестов выглянул из окопа и не поверил глазам.
Немцы шли во весь рост. Одеты во все черное (а может быть это с перепугу так показалось Ивану), с засученными по локоть рукавами, без касок, с развевающимися волосами на ветру, полупьяные, с автоматами на животе. Идут и поливают свинцом впереди себя.
Между ними в цепи — танки. Мрачно — пятнистые, грузные. Степь вздрагивает под их тяжестью. Ползут и лижут небо языками огня.
Иван знал, что такую психическую атаку надо встречать кинжальным пулеметным огнем не далее четырехсот метров, чтобы раньше времени не обнаружить себя, не отдать дот на растерзание вражеской артиллерии.
— Что ж… — Посмотрим — кто кого? — Пров Трофимович неторопливо берет бутылку с зажигательной смесью, взвешивает на ладони.
— Хоть бы одно завалящее ружье противотанковое, — сокрушается Подзоров.
Его пальцы намертво, до синевы в ногтях, сжимают рукоятки пулемета. Он ждет команды. Но Берестов, вцепившись в бруствер, выжидает, прикидывает расстояние до противника.
— Пэтээр бы, — вздохнул Подзоров.
— Сюда б «катюшу» не мешало, — Пров Трофимович потрогал гранату: так ли она стоит, как надо?
Перед танками взметнулись взрывы. Горизонт заволокло дымом, и теперь движение танков можно было угадать лишь по всплескам огней их пушек.
— Длинными очередями — огонь! — командует Берестов. И сам не слышит себя в грохоте разрывов.
Немцы в черном залегли.
Но танки… танки. Вот они уже рядом.
— Огонь! — кричит Берестов. И вдруг, словно обессилев, оглядывается. Ему хочется о что‑нибудь опереться. Он слышит, как Стахов дышит открытым ртом.
Из дыма выныривает танк. Берестов чувствует, как кровь приливает к сердцу. А лицо и руки леденеют. Только бы крепко стоять на ногах! Только бы не дрожали руки!.. Сжимая противотанковую гранату, Иван выпрямился. И тут увидел, как вслед за танком поднялась другая цепь немцев.
Эти немцы были уже в мышиного цвета френчах и в касках. Они, наверное, ночью подползли так близко.
Немцы припугнули русских «черными», а в рукопашную бросили «серых». Это‑то и вывело «иванов» из себя. Они всем полком выпрыгнули из окопов навстречу фрицам.
— В атаку! Вперед!
Над степью раскатисто всплеснулось ошеломляющее
«Ура!»
Теперь попробуй, попытайся остановить русскую пехоту, она заряжена ненавистью и прет напропалую…
Перескакивая через окоп, капитан Дерюгин крикнул Берестову:
— Не вздумай самовольничать! Поддерживай огнем!
«Огнем — в своих?!..» — в недоумении передернул плечами Берестов, и как бы для оправдания своего решения вспомнил наставления лейтенанта Крышки: пулеметы должны двигаться в цепи наступающих или даже впереди!
— За мной! — скомандовал он и ринулся вслед за атакующими.
Немцы опешишь Они не ожидали такой рискованной наглости русских. Кинулись врассыпную.
На их плечах курсантский полк и ворвался в село.
Путешествие в составе вермахта с путеводителем Бе- деккера в кармане: чужие страны, другие женщины… — такая была реклама вербовки в немецкую армию.
Фашисты собирались в Россию, как в интересное путешествие.
… Шли уличные бон. Грозненский курсантский полк выбивал «путешественников» из села Коптинка. Собственно от села остались только печные трубы.
