Татьяна Никольская
Татьяна Львовна Никольская – приятельница Азадовского с 1960-х годов. Автор работ, посвященных русским поэтам и поэтессам начала ХХ века; занимается также изучением русско-грузинских связей. В бытность студенткой филологического факультета посещала семинар Д.Е. Максимова. Константин Азадовский был дружен с ее мужем, поэтом и знатоком русской культуры Леонидом Натановичем Чертковым (1933–2000); в конце 1960-х годов оба выполнили в соавторстве несколько работ о русских связях Рильке. В 1974 году Леонид Чертков эмигрировал; одним из провожавших его в ленинградском аэропорту был Азадовский.
21
[19 ноября 1981]
Дорогой Костя!
Была очень рада твоему письму, тому, как ты охарактеризовал Светочку, позволив мне ее лучше понять. Она часто звонит, и я слышу ее голос, жалуется, что работа тяжелая, мечтает о поездке к тебе.
Что касается «женской дружбы», меня этот вопрос интересовал, когда я занималась С. Парнок. Анну Мар я знаю, хотя читала лишь «Женщину на кресте» с обильными многоточиями, из коих я поняла, что речь идет о битье розгами. Любопытно было бы проследить этот мотив дружбы в прозе 20-х годов, поскольку от своих старушек я знаю, что такая дружба была в те годы очень популярна.
Я написала статью о группе «эмоционалистов» ([Михаил] Кузмин, Вагинов, А. и С. Радловы, А. Пиотровский, [Юрий] Юркун). Эта группа просуществовала с 1921 по 1925 год, издала альманах «Часы» и 3 выпуска «Абраксаса», приветствие немецким экспрессионистам, декларацию, которая перекликается рядом положений с футуристами. К этому времени относится и кузминская «Лесенка» в так называемой хлебниковской манере. Проходила у нас конференция по Достоевскому, менее представительная и посещаемая, чем прежде. Обычного «гвоздя» [Г.С.] Померанца не было; по слухам, он прислал тезисы доклада «Сладострастие у Достоевского», кои были ему завернуты, и обиженный докладчик заявил, что ноги его в Музее не будет. Выступил [Ю.Ф.] Карякин, рассматривавший «Бесов» как реакцию Достоевского на «Войну и мир», [Саша] Осповат с остроумными гипотезами по поводу записки Белинского к Достоевскому, [Г.А.] Федоров с докладом «Был ли убит отец Достоевского?». С последним докладчиком произошла достоевская история. Он говорил долго, растекаясь по древу, и был предупрежден о регламенте, после чего на полуслове сошел с трибуны и ринулся к выходу. За ним бросились уговаривать, объявив между тем перерыв. Докладчик не уговаривался, считая призыв соблюдать регламент личным выпадом ленинградцев против москвича. Началось второе заседание. Федоров снова оказался на трибуне, извинился и доказал, что отец убит не был и что история следствия отражена в «Неточке Незвановой». Еще проходил вечер памяти [Н.П.] Акимова, на котором очень хорошо выступала [Е.В.] Юнгер с рассказом о вещах из мастерской Акимова. Вечер получился очень веселый, поскольку все вспоминали острые слова покойного.
Скончался скоропостижно Боря Вахтин. Рассказывают, что в пятницу он почувствовал себя плохо, вызвал неотложку, открыл дверь на лестницу. Врач застал его с валидолом в одной руке, телефонной трубкой – в другой. Во вторник были похороны. Панихида в Союзе. Народу неимоверное количество. Говорили [Поэль] Карп, Эльга Львовна [Линецкая]… Читали телеграмму из «Нового мира». Похоронили в Комарово рядом с могилой [Веры] Пановой. Поехало туда пять автобусов, но всех желающих не удалось захватить. На кладбище тоже говорили, читали стихи, раздавали кутью. На поминки я не пошла. Это уже вторая смерть за осень. Первым был Михаил Иванович [Стеблин-Каменский], велевший панихид не устраивать и чтоб никто не видел его лица. Не хочу кончать на мрачной ноте, поэтому упомяну о замечательной выставке экспрессионистов из Западной Германии, что открылась на днях в Эрмитаже.
Всего доброго.
Таня
22
11 января 1982
Дорогой Костя!
Получила твое новогоднее поздравление. Могу тебя обрадовать. У меня есть лишний экземпляр каталога выставки немецких экспрессионистов. Собственно говоря, каталог – громкое слово, это просто перечень картин с очень маленьким предисловием о музее Вильгельма Лембрука в Дуисбурге. На обложке два фото этого музея и репродукция одной из картин. Еще есть, если тебе интересно, такого же типа каталог выставки Шагала, что проходила в фойе Эрмитажного театра, на которой было выставлено четыре книги, иллюстрированные Шагалом: «Мертвые души», «Басни» Лафонтена, «Тот, кто говорит нечто, ничего не говоря» Арагона и «И на земле» А. Мальро. Все книги в несброшюрованных томах, в папках, с автографами Шагала – это его подарок, переданный в Эрмитаж весной 1981 года. Еще была на одной выставке – в зале на Охте – ученицы Филонова Т.Н. Глебовой. На днях будет обсуждение. Очень интересны ее работы 29 года, когда она училась у Филонова. Они демонстрировались на открытии, будут и на обсуждении, а в остальные дни автора предупредили, что оставлять их без присмотра опасно, так как в связи с всеобщим увлечением Филоновым [они] могут быть взяты на память поклонниками его таланта. А в Москве была выставка моего любимого художника Д. Какабадзе, в ЦДЛ. Там же проходило обсуждение Лермонтовской энциклопедии. Один из выступающих сказал, что в энциклопедии ошибочно написано о любви Лермонтова к белым лошадям, когда на самом деле он любил серых, другой посетовал, что не вошла статья о командире, под начальством которого служил Лермонтов, Ильине втором, а поэт Ваншенкин поведал собравшимся, что хорошо вообще издавать забытых писателей, в частности, – Е. Гуро. Что касается моих занятий русско-грузинскими литературными связями, то я прошлой весной окончила книгу на десять листов. Пока что опубликована на эту тему лишь одна статья в «Литературной Грузии», № 11 за 1980 год, о «Фантастическом кабачке». В 81-м должна была появиться вторая, на полтора листа, может быть, напечатают в 82-м. Книгу хочу попробовать издать в Грузии. Кое-какие переговоры на сей предмет велись, нужно, однако, самой поехать в Тбилиси, на что пока нет денег. Где печатать статью про «эмоционалистов», не знаю. Это одна из частей моей работы о Вагинове и его времени, чем сейчас в основном занимаюсь. Новый год я встречала в симпатичной компании у Саши с Таней [Лавровых] на новой квартире. На следующий день на продолжении празднования появилась Света, от которой знаю о твоем житье-бытье. Невольно вспоминаются строки [Бориса] Поплавского «Есть ли елка в аду? Как встречают в тюрьме Рождество?». Еще была на Гетином спектакле по «Диалогам» Володина. Очень интересная постановка. На днях собираюсь на «Красную шапочку» Шварца в той же режиссуре. Вот, пожалуй, и все светские новости.
Твоя Таня.
23
16 ноября 1982
Дорогой Костя!
Прости, что долго не писала. Письмо твое получила несколько недель назад – когда, точно не помню. Готовилась к докладу и ничего интересного сообщить не могла.
Клюева, насколько я помню, в альбоме Юркуна не было. Бывший со мной Саша П[арнис] переписал всех авторов и может уточнить. Я ездила на конференцию в Таллин и лишь сегодня вернулась. Экземпляр тезисов для тебя зарезервирован, их давали только по пять экземпляров – один авторский и четыре за деньги. Спешу передать привет от Юрмиха [Ю.М. Лотмана]. Зара Г[ригорьевна Минц] очень переживает ненапечатание Блока и Клюева в «Литнаследстве» и в своем докладе о типах литературного поведения в начале века упоминала твою работу как ненапечатанную. Конференция длилась три дня под Таллином. Поскольку Тезисы есть, пересказывать содержание напечатанных докладов не буду. Из ненапечатанных тоже были интересные. В первую очередь – Юрмиха [Ю.М. Лотмана] и [М.Л.] Гаспарова. Хорошие – у Зары Г[ригорьевны], Ромы [Тименчика], Гаррика Л[евинтона]. Гаспаров говорил о вторичности и традиционности на примерах Дрожжина и Шестакова. Он считает, что Дрожжин вовсе не непосредственный самородок, а посредственный поэт, тщательно отбиравший свои стихи, печатавший после выдерживания, для которого важно было сдать экзамен на знание образцов, и приводил примеры, как Спиридон драл, в частности, с переводов Бернса, их пересказывая и пр. П. Шестаков – то же самое на другом уровне, филолог-классик, подражавший безмерно Фету.
Юрмих разбирал оду Ломоносова о Иове и выискивал, почему в ней бегемот и Левиафан, которых в славянской и греческой библиях нет, обозначены часто в определенном контексте. И что в Средние века ведьм жгли мало и с адвокатами, а Ренессанс внес дисгармонию и отсутствие презумпции невиновности. И про Сатану тогда особенно много говорить стали. А конец сему положила философия Лейбница, и нужна была поэзия против Дьявола, чтобы его значение принизить, откликом чего ода Ломоносова прозвучала, т. к. он жил в Германии и атмосферу чувствовал. Гаррик говорил о живописи у Мандельштама, в частности, – Чурлюнисе и «черном солнце». Рома [Тименчик], который с месяц назад в Тарту по поэтике Ахматовой диссертацию защитил, с оппонентом Лидией Яковлевной [Гинзбург], – про акмеизм. Я – про фольклор у футуристов. Желающих было больше, чем времени, и регламент мешал. На обсуждение конечное осталось минут 20 – помещение отбирали, и некоторые уезжали. Организовано все было предельно хорошо, с прибалтийским сервисом.
