увидела Чэнхуань, сразу полегчало на душе.
Девочка тут же издала торжествующий вопль и обратилась к Иньчжэню:
– Царственный дядюшка, ты слышал? Больше не запрещай мне видеться с тетушкой.
Иньчжэнь с нескрываемой нежностью взглянул на нас обеих, улыбнулся и согласно кивнул.
Благодаря присутствию Чэнхуань, которая то отпускала шуточки, то что-то рассказывала своим нежным голоском, я неожиданно для себя съела почти на полмиски больше, чем раньше. Обрадованный Иньчжэнь похвалил Чэнхуань, и та тут же напустила на себя вид самой мудрой и добродетельной красавицы всех времен и народов, чем рассмешила его и меня.
Вечером после омовения я надела серебристо-голубое платье, на манжетах которого серебряной шелковой нитью были вышиты цветы магнолии, и завязала волосы в небрежный пучок, заколов его шпилькой. Как раз когда я ножницами снимала свечной нагар, в комнату, откинув занавесь, вошел Иньчжэнь.
– Так рано? – изумилась я. – Неужели ты просмотрел все докладные записки?
Он с легкой улыбкой взглянул на меня, оставив мой вопрос без ответа. Его полный нежности взгляд словно опутывал меня невидимой сетью. Сердце забилось чаще, я долго с растерянностью глядела на Иньчжэня, после чего усилием воли заставила себя отвернуться. Притворившись, что рассеянно кладу ножницы на стол, я невольно краем глаза взглянула в зеркало и увидела в отражении свое пылающее румянцем лицо.
Обняв меня со спины, Иньчжэнь наклонился к моему уху и прошептал:
– Я хочу тебя.
В голове тут же стало пусто. Я застыла, чувствуя, как по телу одна за другой прокатываются волны то холода, то жара. Поднырнув рукой под мое предплечье, Иньчжэнь легким движением расправился с застежкой. Я резко развернулась к нему лицом и уперлась ладонями ему в грудь, тяжело дыша.
Он нахмурился и долго разглядывал меня, после чего внезапно улыбнулся:
– Не бойся, мы не будем торопиться. Нужно, чтобы ты сама этого хотела.
Я продолжала напряженно смотреть ему в глаза. Иньчжэнь опустил голову и ненадолго задумался, а затем спросил:
– Жоси, ты помнишь наше обещание? Доверять друг другу.
Я вспомнила, как много лет назад на мой вопрос о том, желает ли он заполучить трон, Иньчжэнь невозмутимо ответил: «Да!» На сердце потеплело, и я, скрыв улыбку, кивнула.
Его губы тоже изогнулись в улыбке, когда он произнес:
– Тогда скажи, что же мне сделать, чтобы ты перестала сопротивляться? С тех самых пор, как ты стала жить в павильоне Янсиньдянь, я не мог избавиться от ощущения, что ты, хоть и близка со мной, продолжаешь упираться. По этой причине я не торопил события, желая дождаться, когда между нами будет лишь близость, без всякого принуждения. Однако сегодня днем, увидев, как вы с Чэнхуань вместе улыбаетесь, я понял, что не желаю больше ждать. Я хочу, чтобы ты родила мне детей, хочу увидеть, как ты смеешься с ними вместе, – это стало бы для меня величайшим счастьем.
В моих мыслях тут же воцарился полный сумбур. Я продолжала противиться нашей близости лишь потому, что знала, чем все закончится. Даже если сейчас ты, Иньчжэнь, столь мягок и нежен, я по-прежнему опасаюсь глядеть тебе в лицо, зная, каким жестоким ты станешь в будущем. Разумом я понимала, что не могу судить о его действиях, исходя из простого, черно-белого видения мира. Но стоило мне подумать о восьмом, десятом и четырнадцатом принцах, как я ощущала, что душой не могу этого принять.
После долгого молчания я наконец проговорила капризным тоном:
– Я хочу быть императрицей.
Иньчжэнь нахмурился было, но его лоб тут же разгладился.
– Ты специально пытаешься вывести меня из себя, чтобы я разозлился и ушел? – холодно предположил Иньчжэнь.
Отвернувшись от него, я опустилась на стул.
– Я просто хочу стать императрицей.
– Я прекрасно знаю, что на самом деле ты вовсе не хочешь этого, – сказал он, подойдя ко мне вплотную. – И ты бы не согласилась, даже если бы я прямо сейчас предложил тебе титул. Я, однако, обязался быть откровенным, поэтому говорю: неважно, действительно ты хочешь стать императрицей или же нет, я все равно не могу пообещать тебе это. Мы с нынешней императрицей были помолвлены еще в детстве, она обладает кротким и уживчивым нравом, никогда не переступает границ и не нарушает правил. Кроме того, в прошлом она пережила смерть ребенка и с тех пор бездетна. Титул императрицы – ее единственная защита, и я не стану отбирать ее, чтобы не навредить.
– Тогда больше не приглашай к себе супругу Нянь.
– Этого я тоже не могу тебе пообещать, – с глубоким вздохом ответил он. – Жоси, не надо нарочно пытаться ставить меня в трудное положение.
Я слегка вздернула подбородок и насмешливо произнесла:
– Этого ты пообещать не можешь, того – тоже. Что же ты можешь пообещать? Что ты можешь мне дать?
Иньчжэнь долго с каменным лицом смотрел на меня, а затем его взгляд стал печальным, и он, присев возле меня на корточки, сжал мою руку в своих ладонях, положил подбородок мне на колено и проговорил:
– Жоси, хоть я и восседаю на императорском троне, я связан по рукам и ногам. Я не могу всегда поступать по своему желанию и очень часто вынужден быть безжалостным к самому себе. Порой спрашиваю себя: а что у меня на самом деле есть? Из-за меня тринадцатый брат просидел в тюрьме десять лет. В былые годы он в одиночку поборол бы тигра, а сейчас болен и немощен – он младше меня, но гораздо слабее. И ты не лучше. Мне не хватает смелости даже вызывать в памяти события прошлого, потому что мне страшно. Что же у меня есть? У меня есть вся Поднебесная, однако тебе до этого нет никакого дела. Мое сердце – это все, что я могу тебе дать. Я желаю, чтобы в этом с виду людном, а на деле пустынном Запретном городе ты была со мной: ты можешь понять даже то, о чем я, наверное, за всю жизнь никому бы не рассказал.
Он поднял голову и взглянул мне в глаза.
– Я до сих пор не пожаловал тебе титул, потому что хотел иметь возможность видеть тебя в любое время. Если бы у тебя был титул, тебе пришлось бы поселиться в отдельном дворце, и, захоти я тебя увидеть, мне нужно было бы выбрать табличку с твоим именем, а затем отправить евнуха официально вызвать тебя. Сейчас же мы можем видеться хоть каждый день. Понимаешь?
Я молча кивнула.
– Если ты беспокоишься о том,