промеж двух безусловных в их необоримости рефлексов: вырвать с мясом заколку, как нечто инородное, разрушительное для организма, и дать сдачу обидчику. Но обмяк, услышав от того самого обидчика, оказавшегося Муниром Аббасом:
– Ой, простите за неуклюжесть, господин Посувалюк, здесь так узко. Право, не хотел…
Покидал президентский отсек посол, точно в мутном пузыре, внешний мир почти не осязая. Отошел, лишь пересев из «Форда Транзита» в родную «Чайку» у президентского дворца. Располагаясь, скомандовал Коле: «Жми на всю катушку, нам до вечера убежище дорыть нужно».
По прибытии, сам на одном дыхании перевел ответ Хусейна, но, памятуя, что телетайп под контролем, от личного комментария отказался. Передал депешу радисту и, перекусив, стал собирать «стройотряд». На вопрос офицера по безопасности «Как там, одумались?», ответил: «Наполовину. Так что время на опалубку есть…»
Отправился на боковую рано, в 22:00, ощутив, что центнеры выбранного им грунта давят непомерным грузом – его буквально шатает. Самое любопытное: о перипетии дня, если не судьбы, он по возвращении в посольство не вспоминал, даже во время перевода. Весьма похоже, защитная реакция сработала.
Но во сне дамбу прорвало – до утра посол бредил. Чихвостил всех подряд, но чаще доставалось какому-то Славе, стукнувшему в ректорат МГИМО, что Посувалюк сочиняет антисоветские песни. Но самый забористый выброс подкорки: «Спутник все видит – я не виноват. Спросите у Аббаса – подтвердит…»
Между тем работодатель Аббаса, Саддам Хусейн, с пятнадцатое на шестнадцатое января провел куда худшую ночь. И не потому, что в 24:00 истекал ультиматум. Сын Кусай, его тень последних двух недель, ночевавший с ним бок о бок, совсем недавно забивший насмерть битой начальника президентской охраны, обратился в жалкое пресмыкающееся. Как сомнамбула слонялся по их спальне, бубня: «Газы, газы, мы все здохнем». В конце концов обмочился и на коленях пополз по своим выделениям к отцу, рыдая: «Папа, дай мне самолет, так жить хочется…»
Хотя наутро Кусай ничего не помнил, к обеду приступ повторился. Между тем двумя часами ранее президент отдал приказ: «Снять с боевого дежурства СС-20 с химическими боеголовкам, сами же отравляющие вещества – уничтожить».
***
Ирак с треском проиграл войну, нареченную журналистами «Первой телевизионной» и одним несостоявшимся политологом навеселе – «Заливной». Собственно, могло ли быть иначе? Кувейт – голая равнина, в проекции тотального преимущества коалиции в воздухе – игра в одни ворота. И четырех дней экспедиционному корпусу хватило, чтобы вышвырнуть саддамовскую гвардию из эмирата вон. Безоговорочно сложив оружие, Саддаму Хусейну ничего не оставалось как заклинать через предложение «Аллах акбар» – в речи, посвященной итогу войны, где о самой капитуляции не было ни слова.
Между тем Верховное Начало пригрело лишь одного фигуранта раскатавшейся драмы. По завершении «Войны в заливе», Виктор Викторович Посувалюк взмахом невидимого дирижера стал набирать кредитные очки. Всего через месяц – орден «Красного Знамени», а спустя несколько лет – крутой взлет по карьерной лестнице: заместитель министра иностранных дел и специальный представитель президента России по ближневосточному урегулированию.
В последнем качестве он вплоть до своей безвременной кончины в 1999 г. – частый гость в Израиле, в стране столь беспардонно, но, должно быть, не без пользы вторгшейся в его судьбу. Между тем, даже в кулуарах, не прозвучало и намека на свершившийся подряд. При этом уже в ходе первого визита – экскурсия к «Стене почета» в «Яд Вашем», где увековечены имена праведников народов мира.
Там – более двадцати тысяч табличек, но осмотр почему-то с конца мемориала. Экскурсовод безмолвствует, но едва заметными поворотами головы отсылает к пустой, среди прочих именных, мемориальной доске. Экскурсант всматривается и замечает наконец: табличка, примыкающая к пустой, нетипична, отличаясь от соседних. Мало того, что годы жизни героя 1940-1991, заставляют усомниться в подвиге, так еще выгравировано одно имя – «Семен», а вместо фамилии – профессия «электрик», да еще гражданство не указано. Но тут именитый гость, зажмурившись, схватился за переносицу, точно та Катастрофа, чужая и, по большей мере, пунктирно знакомая, впилась в разум миллионами иголок прозрения. Сгорбившись, зашагал прочь.
На этом бы истории закруглиться, однако несколько событий, берущих начало в краеугольном для нее девяносто первом, приворотом ассоциаций подталкивают быть упомянутыми.
Февральскому блицу в Кувейте предшествовал цикл устрашения – тысячи бомб и ракет обрушились на Ирак. Разрушены жизненно важные стратегические сооружения: электростанции, система водоснабжения, узлы связи, крупнейшие предприятия, аэропорты, большая часть правительственных зданий. Страна погрузилась в хаос и мрак. Автономные генераторы, установленные на крупных объектах, не более чем керосинка в царстве тьмы. Да и при еженощной эксплуатации ломались то и дело.
12 февраля заглох электродизель и в багдадском госпитале «Ибн Сина». Двумя сутками ранее в неврологическом отделения вышел из длившейся месяц комы необычный пациент – европеец средних лет, да еще без имени и документов. Доставил его в «Ибн Сина» не много не мало полковник безопасности Сулейман Хаким, принудивший зарегистрировать пациента как «не идентифицированного» и установивший у палаты круглосуточный пост. Однако вахта вскоре исчезла, поскольку 17 января, при первом же авианалете, полковник вместе с Муниром Аббасом, главой «Мухабарата», погиб.
Из-за непрерывного потока раненных госпиталь перешел на военно-полевой режим, и от отключения средств жизнеобеспечения коматозного пациента спасала лишь память о лютой каре, которой мухабаратчики грозили администрации, не исцели те немедленно пациента.
Между тем, выздоровев спустя месяц, «не идентифицированный» сорвал с себя кислородную маску и, к удивлению персонала, встал на следующий день на ноги. В ближайшую ночь шокировал вовсе, направив стопы в дизельную, когда электроснабжение отключилось. Там, активно жестикулируя – по выходу из спячки речевая функция не восстановилась – мобилизовал отчаявшуюся от поломок обслугу, и запустил энергосистему вновь.
Перебои в энергоснабжении продолжались, так что безымянный волонтер, палочка-выручалочка, за неделю заделался фигурой, удельным весом равную главврачу. В знак признательности ему выделили отдельную палату, разнообразили рацион, но главное – плотно занялись восстановлением речи, прикрепив логопеда-афазиолога. От чертежей «внештатника» уже рябило в глазах. Отталкиваясь от реалий, сориентировали реабилитацию на арабский. Впрочем, иных языков, кроме фарси, афазиолог не знал.
Как это характерно для речевой дисфункции, лечение продвигалось не шатко не валко, выявив меж тем: связь с прошлым у пациента кардинально нарушена, а точнее, ограничена одними профессиональными навыками. Не восстанавливались ни родословная, ни биография, ни национальная принадлежность. При всем том к концу года основные глаголы и термины, надобные для эксплуатации электрохозяйства, бедолага, без роду и племени, пусть коряво, но озвучивал.
Тем временем, подавив восстание курдов, режим Саддама Хусейна перенацелил свой звериный норов на метрополию, во власти иллюзий перемен. Ирак вновь сподобился в гигантскую лабораторию «Мухабарата». От греха подальше, главврач «Ибн Сина» избавляется от чудо-электрика со скользкой предысторией, передав своему родственнику, владельцу химзавода.
Шли годы. Нареченный Махиром (искусный, знающий), хоть
