Варка забыл вдохнуть и поперхнулся. Жданка удивлённо взглянула на него, потом на окно, но звёзды уже мирно сияли на своих местах.
***
Прошло три дня. Всё это время Илка настойчиво искал выход. Слово «заложники» продолжало жечь его как огнём. Раз они взяты как заложники, выкупить их не позволят. Прошло уже три дня, а ничего об этом не слышно. Наверняка отец пытался что-то сделать, но у него ничего не получилось. Заложников берут, чтобы убить, если что-то пойдёт не так. Сама мысль, что его будут убивать, у Илки в голове не укладывалась. Следовало бежать. Одному или всем вместе, Илка пока не решил.
Пока он искал выход. Сначала – вторую дверь. Но Покои Безумной Анны с самого начала строились как тюрьма. Лестница в башню была одна, и дверь, соответственно, тоже одна. Та самая, где солдат с пищалью и собакой, которая на самом деле, оказывается, вовсе не собака, а мантикора.
Потом он принялся простукивать стены в надежде обнаружить потайной ход, прижимался щекой ко всем щелям, стараясь ощутить лёгкое дуновение. Он очень живо представлял себе это – узкий, тёмный и пыльный колодец в толще стены, такой узкий, что еле-еле можно протиснуться. В колодце винтовая лестница, крутая и неудобная, а в конце – замаскированный выход в Сады и свобода. Но через три дня поисков эта надежда сильно полиняла. Тогда он понял: придётся всё-таки договариваться с Варкой.
Варка обнаружился на балконе. Надо сказать, он всё время там торчал, смотрел на город, на дотлевающие развалины Толстухи Берты, на Сады, на крышу своего дома. Боялся увидеть дым. Но всё было тихо, солнце по-прежнему заливало зелёную крышу мягким осенним светом. Варка немного успокоился, прибрался на террасе, собрал все разбитые стёкла и с удовольствием покидал их вниз. Правда, в этом деле у него нашлось много добровольных помощников. Стёкла замечательно грохались о крутой каменистый склон и расшибались в мелкие дребезги.
Сейчас он сидел на полу, прислонившись спиной к парапету и, задрав голову, смотрел в небо. Над крышей замка медленно, но неотвратимо поднимались огромные клубы дыма. На этот раз дым несло откуда-то с севера. Несло давно, ещё с ночи. Но что горит – с балкона видно не было. «Наверное, снова порт сожгли», – лениво думал Варка. При каждом штурме или осаде обязательно жгли и грабили речной порт. Кто грабил, свои или чужие, городские власти предпочитали не выяснять.
К величайшему огорчению Илки рядом с Варкой сидела Ланка. Голубки. Врезать бы сейчас по этой смазливой роже. Тёмную ему, что ли, устроить? Тут желающих много найдётся.
Ланка молча рассматривала запрокинутый к небу безупречный профиль своего общепризнанного поклонника. Всё правильно. Раз он самый красивый парень во всём Лицеуме, значит, первая красавица Лицеума должна быть его девушкой. И всё-таки он ещё цыплёнок, плечи острые, шея тонкая. Все они в этом возрасте ещё дети. Руки у Варки были грязные, лицо чумазое, куртку он, пригревшись на солнышке, снял, и на тонкой нижней рубашке, три дня назад белоснежной и тщательно отглаженной, виднелась трогательная аккуратная штопка, сделанная руками матери. Штопка эта, напоминавшая, что с Варкой до сих пор нянчатся, почему-то особенно раздражала Ланку. Был бы на его месте кто-нибудь вроде прапорщика Алекса или подпоручика Теодора, он сумел бы защитить её, нашёл бы выход, в конце концов, пожертвовал бы ради неё жизнью.
– Ивар, ты меня любишь? – требовательно спросила она.
– Ну, – отозвался Варка.
Прапорщик Алекс ни за что бы так не ответил.
– А умереть ради меня сможешь? – не отставала Ланка.
– Это как? – не отрывая глаз от тяжко ворочавшегося в небе дыма, поинтересовался Варка.
– Ну, скажем, спрыгнуть отсюда, если надо будет?
Извернувшись как ящерица, Варка одним движением ухитрился подняться на ноги и перегнуться через перила. Светлые прямые волосы свесились вниз. Некоторое время он рассматривал основание стены, упиравшееся в каменистый склон, обрыв под ним и казавшийся тонкой ниточкой ручеёк на дне рва.
– Не, – решительно ответил он, – чё я, дурак?
– Дурак, – злобно согласилась Ланка. В этот момент в трогательное объяснение вклинился Илка.
– Слышь, красавчик, – спросил он, становясь рядом и тоже глядя вниз, – ты мог бы отсюда…
– Спрыгнуть? – ухмыльнулся Варка, – вы чё, сговорились, что ли?
Илка поглядел на него озадаченно. Всё-таки этот Варка тронутый.
– Да не спрыгнуть, – терпеливо объяснил он, – слезть. Ты вон даже на Воронью башню ночью не побоялся…
– Не знаю. Отсюда стену не видно. Балкон закрывает. А зачем?
– Тебе что, здесь нравится? Или ты не знаешь, как поступают с заложниками?
– Ничего нам не сделают, – рассудительно заметила Ланка, – король же обещал – подержат немного и отпустят.
Илка тяжко вздохнул и глянул на Ланку так, что она немедленно обиделась.
– Щас, – сказал Варка.
Никто и ахнуть не успел, как он, подтянувшись, оказался по ту сторону перил, скользнул вниз, цепляясь за резные розетки, на секунду повис на руках, слегка раскачался и исчез из виду.
Ланка взвизгнула. На такое прапорщик Алекс точно способен не был. Не говоря уже о подпоручике Теодоре.
– Во даёт! – хмыкнул Илка. – Может, он у нас тоже крайн? Крылья есть – вот и не боится.
– Сам ты крайн. Нету у него крыльев, – жалобно сказала Ланка. – Куда он делся?
– Да никуда. Балкон деревянный, правильно? Правильно. На чём-то он держится? Держится. Скорее всего, на таких здоровенных балках. В Гнёздах же куча домов так построена.
– Ну и что?
– Ничего. Сидит твой красавчик сейчас верхом на ближайшей балке. Удобно и безопасно.
– Скажешь тоже, безопасно! – Ланка с ужасом покосилась на огромное пустое пространство за перилами.
– Ва… – истошный вопль не удался. Илка без всяких церемоний зажал ей рот.
– Тихо! Ты что, забыла? Мы же побег готовим. Заметит кто его там – и всё. Ему конец, и нас по головке не погладят.
– Какой побег? Я туда не полезу.
– Полезешь как миленькая.
– Я вам не муха. Я не умею по стенкам ползать.
– Не надо по стенкам. Сделаем верёвку с узлами. Варка щас всё осмотрит, а потом полезет первым, закрепит её где надо и внизу подстрахует, чтоб она не болталась.
– Вы оба тронутые. Что ты, что Варка. Я не полезу. А вы убьётесь и больше ничего.
За перилами послышался слабый свист. Перегнувшись, Илка и Ланка обнаружили высунувшуюся из-под балкона исцарапанную руку. Рука слепо шарила, пытаясь за что-нибудь уцепиться.
Илка первый понял, – что-то неладно. Навалившись животом на перила, он свесился вниз насколько хватило храбрости и ухватил блуждающую руку за запястье. Из-под балкона показалась вторая рука, в которую, к удивлению Илки, по-кошачьи ловко вцепилась Ланка. Вдвоём они кое-как втащили наверх бледного взлохмаченного Варку и усадили спиной к стене. Он давился, как будто что-то мешало ему дышать, и был даже не бледный, а какой-то зеленоватый.
– Ну, что там? – спросил Илка.
– Щас, – прохрипел Варка, – водички бы. Лан, принеси, а?
Ланка кивнула и отправилась в гостиную. Маленький бочонок с водой ставили раз в сутки. Этого едва хватало, чтобы все могли напиться. Так что об умывании пришлось забыть.
Проводив её взглядом, Варка вцепился в Илкино плечо и, дотянувшись до его уха, торопливо зашептал.
– Спуститься без верёвки – никак. Стена гладкая, нигде ни водостоков, ни украшений. С верёвкой – тоже никак. Там ниже – три ряда окон. И везде народу полно. Голоса слышно. Скинем верёвку – сразу заметят. Да и высоко очень. Стена, а потом ещё ров. Нам такую верёвку не сделать. Только… – он задохнулся, – ты прав. Всё равно надо бежать. Там… я съехал по балке… А там окно открыто… прямо под нами… они говорили… король… говорил с этим козлом Стефаном… – тут Варка замолчал и уставился прямо перед собой, будто снова увидел живого крайна.
– Ну?! – без всякой жалости встряхнул его Илка.
– Нас убьют, – сообщил Варка обычным спокойным голосом. – Не выпустят они нас. Только, если горожане взбунтуются, они убьют нас сразу, всех и очень быстро. А если нет – то… всё равно убьют.
– Почему? – быстро спросил Илка.
– Потому! – чётко ответил Варка и его немедленно вырвало.
– Мы не заложники. Мы – собачий корм, понял? – разъяснил он, отплёвываясь и вытирая рот рукавом.
– Чего-чего?
– Мантикоры – псы войны. Ум человека, сила льва, яд тысячи скорпионов. Псы войны жрут людей. Всяких. Живых или мёртвых, им наплевать.
– А нас-то зачем хватать? Ты же слышал, у них в подвалах и так чуть ли не полгорода.
– Нами он расплатится в самом конце. Любимое лакомство мантикор – невинные дети. Живые дети.
– Так разве ж мы дети?
– А ты чего думал, ты взрослый, что ли? Не говори никому, – заторопился он, завидев Ланку с мокрой лужёной кружкой, – курицам не говори… опять заведутся… орать начнут…
