Вскоре вернулся дежурный.
– У мсье Бассона нет времени вас принять.
Бриде снова охватило уныние. Значит, это было все, что осталось от их дружбы, точнее сказать, от их долгого в прошлом товарищества.
– Он не сказал вам, когда я могу прийти снова?
– Нет, мсье, – ответил дежурный, выражая участие, словно в глубине души и ему самому его новые начальники не могли не казаться довольно заносчивыми. "Я схожу спрошу у него", – предложил он первым.
Он вскоре вернулся и бессильно развел руками:
– Мсье Бассон сказал, что вы можете прийти сюда с одиннадцати до полудня. Вы наверняка его застанете.
Едва Бассон успел пройти несколько шагов по улице, как неожиданно покраснел. Это было в первый – и единственный – со времен юности раз, чтобы он так краснел, оценивая это происшествие, которое можно было посчитать унизительным. "Просто удивительно, что они о себе возомнили", – пробормотал он. После, он подумал, что ему не стоило предаваться эмоциям. Нашлись бы миллионы французов, которые были бы просто счастливы пойти на подобное предприятие ради своей свободы. И они бы – они бы не краснели.
* * *
На следующий день Бриде подошел в министерство чуть раньше полудня, надеясь, что, оказавшись последним, будет приглашен Бассоном отобедать.
– Вам не везет! – воскликнул дежурный. – Мсье Бассон только что вышел. Но он скоро вернется. Подождите его.
Бриде сел на тоже место, где сидел накануне. Через некоторое время, он увидел проходившего Вовре, который его словно бы не узнал, затем молодого служащего, который за несколько дней до этого спрашивал у него о девичьей фамилии его бабушки. Чтобы скоротать время, он взял со стола роскошный журнал, в котором говорилось исключительно о прелестях жизни на воздухе.
Бассон все не приходил. Пятнадцать минут второго Бриде собрался уходить. Его ожидание, вполне естественное, пока его друг не слишком задерживался, начинало становиться нескромным.
Он только вышел, когда машина, в которой сидел Бассон, остановилась перед министерством. "Вам не везет!" – сказал дежурный. Это была правда. Подожди он еще пару секунд, и как нельзя более естественно столкнулся бы с Бассоном в зале или на лестнице. Решительно, бывают дни, когда все происходит невпопад. Из-за этих нескольких секунд ему придется вернуться назад, подождать, чтобы Бассон вышел из машины, и потом объяснить, что произошло.
– Бассон! – крикнул Бриде другу, который спешил скрыться в министерстве.
Тот обернулся. Увидев Бриде, он изобразил огромное удивление.
– Как! – сказал он, – ты пришел в этот час!
– Напротив, я уходил, но увидел твою машину…
– У меня нет времени, у меня нет времени, – сказал Бассон, даже не протянув руки товарищу. – Приходи ко мне в любой день, но только с одиннадцати до двенадцати.
– Я приду завтра, – сказал Бриде.
Глава 6
Собственно, сложности, с которыми сталкивался Бриде, не предзнаменовали ничего дурного. Бриде находил в них успокаивающий признак того, что его случай не представлял особого значения. Любопытство первых дней ослабло, его пустячная история с визой никого больше не интересовала. Это было главным.
На следующий день Бриде, соблюдя большую скромность, подошел к одиннадцати часам. "Не так уж это и интересно, обедать с подобными людьми", – думал он. – Мне нужны только мои бумаги".
На этот раз Бриде провели сразу.
– Ну что, старик, что с тобой приключилось? – спросил Бассон.
– Ничего. Пришел тебя увидеть…
– Как это ничего? Разве у тебя не было неприятностей в Лионе?
– Ничего не стоит преувеличивать…
– Иоланда, между тем, мне звонила, – продолжил Бассон, делая вид, что уже не очень хорошо помнит, что произошло.
– Иоланда?
– Иоланда. Именно так. Я вылезал из ванны. Меня соединили через министерство с Лионом. Я подумал: "Что же стряслось?" И это была Иоланда. Твоя бедная жена совершенно потеряла голову.
Бассон рассмеялся. Затем продолжил:
– Э! Да ты ничуть не изменился!
– Иоланда перепугалась, – подтвердил Бриде.
– Не понимаю, почему, – заметил Бассон, как будто он не понимал, как можно было бояться полиции, если тебя не в чем упрекнуть.
– Она вообразила, что я подвергаюсь опасности…
– Но, по правде, тебя и в самом деле арестовали?
– Нет, – сказал Бриде. – Речь шла о простой проверке документов.
– Это не очень-то похоже на то, о чем рассказывала Иоланда.
– Поскольку ты занимался этим делом, ты прекрасно знаешь, что речь шла лишь об этом.
– Я абсолютно ничего не знаю. Потому тебя и спрашиваю, – продолжил Бассон.
Можно было подумать, что дружеские чувства, которые связывали его с Бриде, были настолько сильными, что он вмешался, не наведя предварительных справок о том, насколько серьезные обвинения предъявлялись его товарищу.
– Я тебе повторяю: речь шла о простой проверке документов.
– Не похоже было на то, – продолжил Бассон. – Комиссар Лиона и слушать ничего не хотел. Это что-то невероятное, все эти гипер-голлисты! Вздумай ты кого арестовать или отпустить, они всегда ставят палки в колеса.
Бриде в подробностях рассказал, что произошло в гостинице.
– Да, да, это я знаю. Но не было ли еще чего?
– Чего еще? – переспросил Бриде с неожиданным беспокойством.
– Утенин, ты знал его в Париже? Ты понимаешь, что я хочу сказать? Он сейчас мотается меж двух зон…
– Нет, нет, я не понимаю.
– В конце концов, это не важно. Утенин мне рассказал о неком рапорте. Он сказал мне, что они не довольны.
– Кто, "они"?
– Ну, в Лионе, да и здесь тоже. Как я тебе уже говорил, я не в курсе.
– Я больше ничего не понимаю, – сказал Бриде. – Рапорт! Что за рапорт?
– Я и сам тоже.
– Но ты сам мне сказал, что ты все уладил.
– Я все уладил, но я ничего не знаю. Я все взял на себя, и это все. Ну, давай, скажи мне правду. Не стоит ли за всем этим какой-нибудь истории с голлизмом?
– Послушай, Бассон, ты выглядишь просто смешно. У тебя какая-то мания за всем подозревать голлизм. Здесь-то он причем?
– Это как раз то, о чем я тебя спрашиваю. Иоланда мне звонит. Я улаживаю. Но возникают какие-то сложности. Почему? И этот рапорт, что это такое?
– Что за рапорт?
– Мне говорили про личное дело.
– Откуда мне может быть об этом известно? – сказал Бриде.
– Ты не ребенок, в конце концов. Всегда можно о чем-то догадываться.
– Я абсолютно ничего не знаю, – сказал Бриде твердо, как человек, который хотел положить конец сплетням.
– Это личное дело, значит, я придумал?
– Ты не попросил ознакомиться с ним?
– У меня не было времени, и потом, ты понимаешь, в твоих интересах, мне показалось, что не стоило слишком настаивать. Эта история…
– Да нет никакой истории! – воскликнул Бриде, который чувствовал, что должен рассердиться, но не мог этого сделать.
– Да ну! Что касается истории, то есть одна, – сказал Бассон шутливым тоном, который контрастировал с серьезностью этого откровения.
– Что!
– Я не знаю, – спохватился Бассон, словно боясь понапрасну встревожить своего друга.
– Но я, я хочу знать, – сказал Бриде, которому, наконец, удалось изобразить некоторое негодование.
– Я вызову Вовре. Ты ведь его знаешь? Он нас проинформирует.
– Да-да, я его знаю. Но это просто невероятно, чтобы ты ничего не знал.
Вскоре Алэн Вовре вошел в кабинет.
– Скажите, мсье Вовре, что происходит с нашим другом Бриде?
– Я об этом ничего не знаю, – сказал Вовре, улыбаясь Бриде очень приветливо. – Не я занимаюсь этим делом. Рапорт находится в Управлении разведкой, как я полагаю. Скорее, следовало повидать Утенина.
– Как я и говорил, – сказал Бассон.
Бриде, стоявшего между ними, слегка повело, отчего ему пришлось сделать шаг в сторону. Чтобы никто ничего не заметил, он сделал еще два шага, словно бы ему захотелось пройтись. Он закурил сигарету, но во рту его так пересохло, что курить он не мог. Бассон снял трубку. С тех пор, как он сменил кабинет, у него появился настоящий маленький коммутатор. Он нажал на кнопку, затем на другую. Белая спираль засветилась в стеклянном окошечке.
– Это вы, Утенин? Вы на проспекте Победы? Не могли бы вы заглянуть к нам? Да, ко мне в кабинет. Он не в состоянии мне рассказать, что произошло. Но заведено ли личное дело, или его нет? Да, Бриде здесь. Надо покончить с этой историей. Ага! Значит, дело все-таки есть… Я и не знал. Если можете, принесите мне его. Хорошо, очень хорошо, мы вас ждем.
Бриде, которой на протяжении этого разговора начинал нервничать все больше и больше, вдруг почувствовал, что его охватил гнев.
Делая огромное усилие, чтобы сдержать себя, он сказал:
– Нужно не иметь занятий посерьезней, чтобы развлекаться тем, что заводить личные дела на каждого.
