– Мы уйдем отсюда вместе. А сейчас мы соблюдем приличия, выпьем чай, попробуем торт, попрощаемся с хозяевами и уплывем в волшебную ночь.
– Меня бабушка и дочь ждут, – сразу определила границы Аня.
– Замечательно, вот именно к ним я вас, сладкая фея, и препровожу, – сказал он, очаровательно улыбаясь.
Аня взглянула на Митю, внутри что-то щелкнуло, как тумблер в радиоприемнике. Щелк. И реальный мир, только что такой враждебный, как казалось Ане, превратился в сказочный и его населяли добрые персонажи, ей вдруг стало легко и спокойно рядом с этим незнакомым Дмитрием.
– Как вам такое предложение? Я жду вашего согласия.
– Я согласна, – Аня выдохнула так, будто согласилась по меньшей мере прыгнуть с парашютом.
Соблюдя приличия, как выразился Митя, они посидели минут пятнадцать и распрощались с хозяевами дома. Лера успела шепнуть подруге на ухо:
– Холостой перспективный режиссер.
Аня сделала вид, что не услышала слов подруги.
Они вышли на набережную. С реки задувал холодный осенний ветер. Дмитрий, не спрашивая разрешения, обнял девушку за плечи и крепко прижал к себе:
– Боюсь, что фею унесет злой северный ветер, а я не успел познакомиться. Вы, Анечка, работаете, учитесь?
– Работаю в проектном бюро. Коробки перечерчиваю, как говорит мой муж.
– Значит, у феи есть эльф?
– Не знаю. Вроде есть, а вроде его и нет. Эльф, одним словом. – Девушка улыбнулась. Она представила своего Шурика в виде эльфа, перелетающего с одной травинки на другую, а вокруг все недруги так и норовят бедного Шурика-эльфа уничтожить.
– И ей стало весело.
– Вам в какую сторону?
– Мне за угол, на Пестеля. Мы с Лерой соседи.
– А мы с Лерой почти коллеги. Я работаю на «Ленфильме».
– Вы режиссер?
– Ну не совсем режиссер, больше помощник режиссера, а по специальности – оператор. Короче, вся киношная кухня на мне. Сразу скажу, знаю многих, был участником и еще много-много всего интересного могу вам, Анечка, рассказать. Но, как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Так?
– Так.
– Тогда приглашаю вас на экскурсию в любое удобное для вас время, а для этого позвольте записать ваш телефон. – Дмитрий достал из внутреннего кармана плаща записную книжку и выжидательно посмотрел на Аню.
Девушка молчала, она была в растерянности. Ничего сверхъестественного, мужчина просит телефон, чтобы пригласить ее на экскурсию, всего лишь рассказать и показать, как делают кино. Что здесь такого? Это не свидание. Аня не была искушенной в амурных делах и все приняла за чистую монету, или ей так показалось, что она и правда верит, что ее приглашают на экскурсию.
– Записывайте. – И она продиктовала номер.
– А еще предлагаю перейти на ты. Ты не против? На брудершафт можно и не пить.
– Я попробую, хотя не обещаю. У меня с этим сложности, с кем-то сразу, а с кем-то надо время.
– Если надо, я могу и подождать, – последнюю фразу Митя произнес, близко склонившись к лицу девушки, обдав ее запахом коньяка.
Аня смутилась и в то же время почувствовала, как сердце заколотилось и стало жарко. Они подходили к ее дому, вот спасительная арка, в темноте огромного двора горит одинокий фонарь.
– Вот я и дома. Спасибо, Дмитрий, что проводили. – Она старалась говорить сдержанно, но давалось ей это с трудом.
– До встречи, Анечка. – Мужчина слегка коснулся губами ее щеки.
Аня вошла в парадную, ее трясло. Она взлетела на третий этаж и замерла возле дверей, ей надо прийти в себя, она не может войти в дом, ей казалось, что все, что с ней только что произошло, можно прочитать на ее лице. Ей было радостно и одновременно стыдно. За что? Что такого случилось? Обычный мужчина, обычные слова и знаки внимания. У них, среди богемы, так принято. Почему она так разволновалась? Это было что-то совсем новое и неведомое.
Глава 3
Шел одна тысяча девятьсот девяносто первый год.
Сентябрь.
– Ну что? Я тебе говорила. Кому нужен твой Гамлет, людям есть нечего, и нам, кстати, тоже. – Лера была в ударе. – Предложили сыграть гея – играй, ты – актер, Олег.
– Этого не будет никогда, запомни, я с шапкой в переходе стоять буду, но играть это? – Олег изобразил на лице гримасу отвращения. – Играть это – никогда.
– Ах какие мы чистенькие и незапятнанные. Ты не профессионал, Олег.
– Думай как хочешь, мне все равно.
– А тебе уже давно все равно, вот поэтому и сидишь без ролей и без денег.
– Нет, Лера, как ты не понимаешь, что есть черта, через которую переступать нельзя.
– Нет такой черты, Олег. Эту черту мы рисуем сами, когда нам это выгодно. Тебе сейчас выгодно быть таким. Вот и черта.
– Что ты от меня хочешь?
– Я лично ничего, но есть ребенок, и ему много чего надо. Начиная от ботинок и заканчивая образованием.
– Образование у нас, слава богу, в стране бесплатное.
– Вот такое бесплатное образование он и получит, вопросов потом не задавай. Почему? У Валентины Сонька поступила в бесплатную музыкальную школу. Спроси у нее, сколько стоит эта школа.
– Сколько?
– Я же сказала – спроси, шестнадцатого собираемся, и задай вопрос. А девочка талантлива, играет на скрипке, слезы на глазах.
– Лера, у тебя слезы? Трудно поверить. – Олег усмехнулся.
– А мне тоже все равно, веришь ты моим слезам или нет.
Лера вышла из комнаты.
Осень. Она с удовольствием вдохнула свежий осенний ветер. В голове звучали слова Олега, брошенные ей вслед. О том, что настоящий актер всегда думает о роли, которую он исполняет, а не о деньгах, которые получит. Значит, она, по его мнению, не настоящая актриса?
Лет десять назад она думала о славе и признании. Но не случилось. Ни слава, ни признание к ней не пришли. Была одна роль, по отзывам критиков, удачная, дальше этого не получилось.
Она всегда подозревала, что Олег относится к ее карьере актрисы с некой долей сомнения, она не раз слышала от него, что это не твое, не для тебя. «А что для меня?» – спрашивала она. Муж пожимал плечами, давно могла догадаться, что от него помощи не дождешься, мужчины всегда думают только о себе. А ведь был у нее шанс, но она сделала тогда выбор. Так захотел Олег, и вроде так положено, она ведь женщина. Кем положено? Обществом? Таких же загнанных в свою обусловленность людей.
Теперь каждый за себя. Больше я не буду слушать советов, надо хвататься за все и за всех, кто может помочь, сидеть и надеяться на Олега – смысла никакого. У него принципы. А у Леры принципов нет.
С этой мыслью Лера зашла в телефонную будку, достала записную книжку и открыла на букве «М». Страница была исписана телефонами, адресами, но ей нужен был один единственный телефон. Есть. Мироненко Леонид Павлович.
Хотя после их последней встречи прошло два года. Он попросил больше не звонить, Лера не звонила. Но сегодня она настроена решительно, ей терять нечего, роль Жар-птицы, которая три раза вылетает на сцену, ей всегда обеспечена.
Она набрала номер. Длинные гудки, ответа не было. Лера повесила трубку, забрала монету. Не состоялось. Кому еще можно позвонить?
Домой возвращаться не хотелось. И она набрала следующий номер.
– Аня? Здравствуй, дорогая. Поговорить надо. А что с голосом? – Ответ ее не очень волновал, поэтому сразу прозвучало: – Я сейчас приду.
Лера вышла из телефонной будки и направилась в сторону дома с аркой и кованым фонарем на цепи. Фонарь мирно покачивался под порывами ветра. Двор был длинный, похожий на пассаж. В вечернем сумраке выглядел он величественно.
Старый петербургский двор многое пережил и многое видел. Фонарь – как немой участник и друг, они были неразлучны. По ночам они вспоминали. Фонарь скрежетал и слышал в ответ то тихий шелест осенней листвы, то завывание февральской вьюги.
Вот уже два столетия продолжается их ночной диалог.
Двери открыла Анна с заплаканными глазами.
– Ты одна дома?
– Нет, с Полинкой, она уроки делает.
– Это хорошо, что только Полинка. Мне вообще-то надо твоим телефоном воспользоваться. Разрешишь?
– Конечно, зачем спрашивать.
– А то с улицы звонить, сама понимаешь, а из дома не хочу. У нас там одни принципиальные. – Лера усмехнулась. – Ему, видите ли, пьеса про гомосексуальные отношения не нравится.
– Какие отношения?
– Про геев, короче.
– А, про геев. Тебе предложили роль?
– Аня, ты с луны свалилась? Я же тебе сказала: пьеса про геев. Написана и спонсируется людьми нетрадиционной ориентации – гомосексуалистами.
– Теперь понятно. И что?
– А то, что роль предложили Олегу, за очень хорошие деньги.
– И что?
– Да что ты все – и что и что? Тебе, я вижу, тоже неинтересно.
– Да нет, почему же, – сказано это было тусклым голосом, и в нем действительно отсутствовал интерес.
