Каждому взводу предписывалось в едином боевом порядке проследовать около одного километра. Оставив одно отделение в засаде, оставшимися в расходящемся направлении продолжить поиск ещё на два. При обнаружении искомого отправлять посыльных. При встрече с противником, при условии избегания огневого контакта, выяснить численность.
Самая тяжелая задача досталась третьей роте: похоронить погибших, оказать первую помощь раненым, собрать боеприпасы и действующие единицы оружия. Я был в охранении и честно был очень рад, что мне не приходится видеть обезображенных войной мёртвых товарищей. Во время налёта как-то не обращал внимания на это внимание; но после, при взглядах на изуродованные и исковерканные тела, меня стало выворачивать наизнанку.
Погибли многие политруки. Они, как и новобранцы потерялись во время бомбардировки, начали метаться под огнём юнкерсов. Так назвал бомбардировщики Белик (Слава Богу, выжил!). Погиб и Барыбин.
Оставшиеся в живых политруки имели боевой опыт, их действия не были бестолковы. Потому комбат поставил их взводными там, где повыбило командиров.
Получив конкретные задачи, люди приободрились. Выполняя их, отвлеклись от тяжких мыслей о потерях и смерти. Поредевший батальон вновь стал боевой единицей.
Спустя незначительное время пришла разведка, сообщив о найденной грунтовой дороге. Дождавшись остальные разведгруппы, батальон начал движение. К вечеру мы набрели на небольшую деревню. Я навсегда запомню лица людей, встречавших нас: большинство смотрели с надеждой и радостью, кто-то тяжело и грустно, а кто-то с плохо скрываемой ненавистью.
Как оказалось, в деревни была небольшая группа наших, как раз из под Кличева. Все раненые, оружия – на троих одна винтовка, форма изорвана, на лицах уныние, скорбь. Старшим был сержант, он и поведал нам страшные вести: немец прорвал оборону, танки наступают по шоссейной дороге в сторону Могилева, пехота скоро доберется и сюда. Надо отступать.
Комбат молча выслушал, после коротко сказал: «идите». Позже я понял, почему он не включил их в состав нашего подразделения: они были сломлены. Пантюхин побоялся, что их настроение передастся его подчиненным, и люди не смогут нормально драться.
Утром батальон выступил. С местными договорились о том, что раненые останутся у них; для прикрытия выделили небольшую группу солдат – меньше взвода. Им досталась зенитная установка; остальное тяжелое вооружение забрали с собой. Батальон насчитывал теперь триста бойцов.
Двигались в сторону шоссе, но не по грунтовке, а лесной дорогой, чтобы снова не попасть под налёт юнкерсов. Отступавшие рассказали, как немецкая авиация охотилась на нашу пехоту и гражданских, даже на одиночные цели. Тогда в такие рассказы верилось с трудом.
К полудню вышли к шоссе. Замаскировав подразделение и дав привал на обед, Пантюхин отправил две разведгруппы в стороны вдоль дороги. Цель —обнаружить немцев и место, где высокая трава или посадки располагались непосредственно у дороги. Желательно так, чтобы дорога делала поворот, а местность вокруг была с ней не на одном уровне. Такой участок нашёлся километрах в трёх от нас.
Комбат решил организовать засаду. Условия отвечали поставленной задачи: слева от дороги располагалось пшеничное поле с высокими уже стеблями, слева негустой лес. И дорога как раз делала крюк. Засада была организована таким образом, что мы перекрывали пространство метров в 300. В метрах двадцати от дороги, в пшеничном поле, спрятались лучшие гранатомётчики, всего 27 человек. Им выдали все имеющиеся Ф-1 – около 5 штук на брата («лимонок» было немного), а также по 10 ргд-33. В 15 метрах позади расположились еще около 60 человек, все вооруженные СВТ и ППД. Ещё в двадцати метрах – минометные расчёты -24 человека. На расстоянии метров по пятьдесят в сторону от основной засады расположились по 2 замаскированных расчёта станковых «максимов» и по отделению прикрытия. «Максимы» должны были вести огонь по голове и хвосту вражеской колонны.
Оставшиеся силы, полторы сотни бойцов и командиров, замаскировались в посадках. Один расчёт дягтерева в среднем перекрывал метров по пятнадцать шоссе; мы должны были вести кинжальный фланкирующий огонь. Плотность стрельбы получалась очень высокой. При этом, учитывая разность уровней обеих частей засады по отношению к дороге, своих мы не должны были зацепить.
Снайперы также расположились в посадках. Из тех, кто с оптическими прицелами – по одному по оконечностям и двое на изгибе дороги. Их цель была особой – ранить (именно ранить) немецких офицеров. Команды должны были передаваться ракетницей. Ко всему прочему, комбат настоял, чтобы каждый командир вооружился винтовкой.
Плотность движения немецких подразделений по шоссе была очень высокой. То, что мы сумели организовать засаду незамеченными— редкая удача. Сквозь засаду последовательно проследовала танковая колонна; колонна бронетехники и грузовиков. Всё это были или слишком неподъемные цели или наоборот, слишком незначительные.
В засаду попал немецкий пехотный батальон. Очевидно, немцы были уверены, что бояться здесь некого, и не организовали должную разведку. Нам повезло, если встречу с полноценным пехотным батальоном германцев можно назвать везением. Ибо его штатная численность (с не комбатантами) -861 человек. На вооружение-36 ручных и 36 станковых пулеметов, 9 легких и 6 тяжелых минометов, плюс в штате около 50 автоматчиков. Реально ведущих бой (комбатантов) – более 700 солдат и офицеров. Я не был уверен, что комбат даст красный сигнал к атаке. Я ошибся.
Когда голова немецкой колонны уже миновала основную часть засады, а с позициями хвостовых пулеметчиков поравнялось боевое охранение, в воздух взлетела красная ракета. Атака!
Немцы засекли ракету, послышались тревожные возгласы: «Alarm!», «Achtung!», тут же заглушенные разрывами гранат. Одновременно из всех стволов ударила пехота.
Я короткими очередями выкосил свою первую цель – пулеметный расчет, который не успел ещё среагировать и изготовить к бою свой машингевер. Подобную цель для себя выбирал каждый наш пулемётчик – сразу подавить самого опасного врага было разумно. Снайперы сработали четко, большинство офицеров были выведены из боя в первые же минуты. Но немецкая пехота держится на унтерах. Потому, несмотря на внезапность нападения и значительные потери, оставшиеся фрицы залегли, открыли ответный огонь. Большая часть попробовала укрыться в том же пшеничном поле. Однако гранатомётчики эффективно закидывали их ргд, а невидимые для врага бойцы с автоматическим оружием результативно выкашивали их цепи.
В нескольких местах немцам удалось занять оборону за перевернутыми ящиками и телегами. Основой их обороны стали уцелевшие пулемётные расчёты. Но на каждый такой расчет приходилось по два наших, плюс снайперы и огонь с тыла. Поддержали и минометы. Так что для того, чтобы подавить эти очаги сопротивления, ушло всего около пяти минут.
Но пока мы сконцентрировались на пулемётчиках, залёгшие бойцы и унтера пришли в себя, а кто-то из раненых офицеров грамотно повёл бой. Над дорогой разнеслось властное: «Infanterie, Granaten!» – и в обе стороны полетели немецкие колотушки с длинной деревянной ручкой. «Kanoniere, Feuer!» -заговорили по вспышкам наших стволов умолкшие было автоматчики. В огневой схватке у нас было больше шансов, но немец оказался стоек. «Infanterie, anden Bajonett-Angriff!» и уполовиненный батальон бросился в штыки. В довесок, по флангу наших бойцов на поле ударили немцы замыкающей группы.
Длинной очередью я открыл огонь по набегающим немцам, двумя короткими заставил замолчать автоматы. Один пехотинец привстал чтобы бросить гранату, но пули моего ПД прошили ему грудь, граната взорвалась среди фрицев. Остальные погибли от ружейного огня.
Однако не везде получилось так удачно, как на моем участке. В трех местах немецкие группы сумели добежать до наших бойцов. Под прикрытием автоматного огня уцелевших унтеров бросились в штыки. В одном месте, группа численностью до отделения сумела прорваться. Впрочем, её уполовинили огнём в спину. Однако в поле бой шел по-иному сценарию, там слышалась частая стрельба, разрывы гранат, отчаянные крики.
«Батальон, в штыки!»
Это Пантюхин поднимает в атаку бойцов, вооруженных мосинками. У меня штыка нет, я веду огонь по вспышкам.
Перестрелка с головы засады учащается, и голос немецкого оружия подавляет там наши стволы. «Приплыли» – проносится в голове. Бегу туда, ко мне присоединяются четыре расчёта и один снайпер. Как раз вовремя.
Напоровшись на кинжальный огонь «максимов», немецкая головная группа развернулась и сумела добраться до леса. У них на руках осталось 2 МГ-34, и один наш пулемёт они уже подавили, погиб снайпер. Мы поспели к моменту, когда немецкие пехотинцы кинулись в атаку. Но пять дягтерей – сила! Немцы натолкнулись в буквальном смысле на стену огня и свинца. Выживших было немного. Остаток боя занял еще минут восемь. Расчеты МГ-34 дрались умело и храбро, вдвоем против пяти заставили замолчать еще один дягтерь. Но и они нашли свою смерть на советской земле.
