class="p1">— Ну, а тебе, Харитон, что-нибудь остается?..
— Что там остается! — с горечью ответил старик. — Ведь как началась война, так и голод пошел. Нынче в наших краях кукуруза разве только у Отия Мдивани найдется. Эти четыре мешка, что видишь, не мои, а отца Эрастия из Карисмерети, на хранение мне их оставил.
— Совсем не стало кукурузы в Верхней Имеретии, — махнул рукой один из чалвадаров, ездивших в Мингрелию обменивать вино на кукурузу.
Галактиона охватила тревога за свою семью, которую он, уезжая на войну, оставил на попечение старика отца. «Может быть, они с голоду помирают…» — подумал он, прощаясь с мельником и чалвадарами.
— До свидания, Харитон, надо спешить домой.
Харитон и чалвадары вышли проводить Галактиона. Солдат поднял воротник шинели, вскинул винтовку на ремень, прикладом вверх, и зашагал по берегу реки, поросшему ивами. Ветви их свисали над водой, словно распущенные волосы плакальщиц.
— Вот это богатырь! — заметил один из чалвадаров вслед уходившему.
— Да, недаром он сын Годжаспира! — ответил мельник.
2
Дождь прекратился. На западе небо прояснилось. Темные облака уползали за высокие горы. Галактион шел по Бнелемтскому подъему. Вода, не просачиваясь сквозь глинистую почву, скоплялась в рытвинах и низинах. По тропинке бежал молочно-мутный ручеек. Ноги вязли и скользили в липкой грязи. Идти становилось все труднее. Путник задыхался. Лишения и тяготы войны, раны надломили его здоровье.
Он взглянул на горы. Вспомнил детство. Вон там, на холме, малышом он пас скот Отия Мдивани…
Солдат приближался к родной деревне. Вокруг по склонам гор виднелись виноградники. Возделывание в Саркойе других каких-либо культур представлялось делом трудным. Здесь не было ни орошаемых полей, ни хороших сенокосов. Темневшие на склонах гор небольшие пашни давали жалкие урожаи. Сколько ни трудись, а сыт с них не будешь. Крепкие руки и ноги нужны были крестьянину, чтобы добывать себе пропитание в этих местах. Галактиону вспомнилось, как, обвязавшись веревкой, прикрепив другой ее конец к дереву или к вбитому в землю колу, он обрабатывал свой участок на склоне горы, над глубокой пропастью.
За Аджаметским лесом медленно угасал закат. Поднимаясь по ущелью, поросшему буками и корявыми вязами, Галактион встретил босого старика. С трудом ковыляя и задыхаясь от усталости, он опирался всей тяжестью своего высохшего, сгорбленного тела на посох. Его штаны, рубаха и башлык были цвета красноватой глины. Ноги — тонкие, кривые, как ствол многолетней виноградной лозы. Лицо с седой взлохмаченной бородой и обвисшими усами напоминало кору столетнего дуба, поросшую мхом и лишайниками. За долгие годы, прожитые в здешних местах, старик как бы слился с окружающей его природой и казался сказочным лесным духом.
Остановившись около бука, он приподнял заскорузлыми пальцами башлык, сдвинувшийся на его маленькое, сморщенное лицо, и вдруг заметил солдата. Старик уставился на него выцветшими, воспаленными глазами.
Долго стоял он так, не сводя с незнакомца бессмысленно остановившегося взгляда.
Галактион узнал старика.
— А, дедушка Теоде. Здравствуй!
Старик заморгал глазами, шагнул навстречу солдату, прикрыв глаза ладонью.
— А ты чей же будешь, внучек?..
— Не узнал? Галактион я, сын Годжаспира.
— Сын Годжаспира? Галактион? Боже! — воскликнул старик визгливым и тонким, как у женщины, голоском. Широко раскрыв руки, он обнял и прижал солдата к своей впалой груди. Из его закрытых глаз катились слезы.
Теоде был дедом Раждена Туриашвили, друга Галактиона. Старший брат Раждена совсем недавно умер от тифа, а другой — тридцатишестилетний Прокофий — погиб на войне. Старик принялся причитать:
— Горе мне, несчастному, какого работящего внука я потерял! Теперь семья Прокофия на моей шее, а какая от меня подмога? Сыну моему, Нестору, тоже тяжело приходится, он ведь уже не молодой. Да, всем теперь нелегко, и твоему отцу тоже… — с горечью прошамкал старик.
Галактион подозрительно взглянул на него:
— Уж не случилось ли что-нибудь, дедушка Теоде, в доме у меня?
— Да нет, ничего не случилось… Только в прошлом году Отия Мдивани и твоему отцу и моему Нестору объявил: «Вы, говорит, уже старики, работать без Галактиона и Раждена не можете, я без них не стану давать вам землю в аренду». Ну вот, мой Нестор и твой отец останутся, значит, нынче без кукурузы.
Теоде устал от ходьбы, он побледнел и тяжело дышал. Галактион взглянул в сторону Зедазени. Там, далеко на горе, виднелся каменный двухэтажный дом Отия Мдивани.
— Ну, погоди, Отия! — вырвалось у Галактиона.
Галактион и Теоде подошли к деревне Саркойя. Во дворах никого не было видно. Молчаливо стояли, точно с заплаканными лицами, омытые недавним дождем крестьянские лачуги. Кое-где на кольях, торчавших из плетня, скалили зубы белые лошадиные черепа, отгонявшие, по древнему поверью, смерть от дома. В одном из дворов жалобно выла собака.
— Какую беду хочет накликать она на несчастного Тарасия? — проговорил Теоде. — Хватит и того, что сын у него погиб на войне. — И когда собака завыла снова, неловко, с сердитым криком, швырнул в нее камнем. Собака взвизгнула и убежала.
В соседних дворах поднялся лай. Из домов стали выглядывать крестьяне. Узнав Галактиона, они выбегали на дорогу, обнимали, целовали земляка, благополучно возвратившегося с войны. Толпой провожали его до самого дома.
В деревне все любили Галактиона. Сильный, мужественный, работящий, он слыл в Саркойе верховодом.
Несмотря на усталость, не отставал от толпы и дедушка Теоде.
— Я первый тебя встретил, — говорил старик Галактиону, — и, значит, должен привести тебя к отцу.
3
Уже смеркалось, когда они подошли к дому Годжаспира.
Теоде распахнул калитку и, вздрагивая от радости, закричал на весь двор:
— Годжаспир! Чем ты меня отблагодаришь?.. Галактиона я тебе привел!
Навстречу сыну вышел, тяжело ступая, седой как лунь старик. За ним следовали старшие сыновья — Севериан и Бичия, их жены и дети.
Галактион оглядел всех и вдруг остановился, прислонившись к плетню. Сердце его тревожно забилось. Среди родных не было матери. «Наверное, — подумал он, — больна, иначе кто раньше нее мог встретить меня?» При виде маленькой кудрявой девчурки, кричавшей звонким голосом: «Папа, папа!», тревога Галактиона на мгновение сменилась радостью. «Должно быть, моя, — решил он, — ведь жена собиралась родить еще тогда, в четырнадцатом году…»
Отец и сын обнялись. Затем Галактион расцеловал братьев, невесток, детей и последней — жену, Асинэ. Босую трехлетнюю девчурку он взял на руки и, лаская, стал внимательно разглядывать. Лицом девочка очень походила на свою бабку. И снова печаль и тревога объяли душу Галактиона. Он опустил девочку на землю и перевел взгляд на отца, стоявшего среди соседей. Рядом с ним все казались маленькими, низкорослыми, а юливший около него Теоде — просто карликом.
— Где же мать? — обращаясь к отцу, вскрикнул побледневший Галактион.
— Мать умерла, — коротко, стараясь скрыть
