Юрий Петрович достал из кейса пластиковый пакет и положил мне на стол.
— Здесь весь материал. Владей!
— Вот это подарок! — я вскочил и обнял грузного Прохорова. Он даже не понимал, какую важную вещь дал в мои руки. Хотя я и сам еще не знал, что буду делать с этим добром.
— Да, вот еще что! — Юрий Петрович опять достал свою флягу и сделал внушительный глоток. Сразу же повеяло легким коньячным духом. — Верченко считается в городе меценатом. Помогает издавать книги начинающим поэтам, перечисляет деньги на счета богоугодных заведений. Представляешь, что значит для его репутации огласка темных делишек с «левой», неучтенной продукцией?
На радостях я потащил сыщика в бар и как следует накачал. Потом на такси отправил домой, в юридическую контору.
Вернувшись в редакцию, я позвонил в онкологию, чтобы справиться о самочувствии Маши. Дежурная медсестра сообщила, что ее прооперировали, но подробностей она не знала.
Я тут же помчался в больницу.
Елены Алексеевны в отделении не было, пришлось побеспокоить заместителя главврача. Тот сидел в кабинете.
— Юрий Сергеевич, Сташину прооперировали…
— Присядьте, Иван Максимович, — велел он хмуро. И когда я сел на стул, подошел ко мне и, помявшись, сказал: — Да, сегодня утром Сташина побывала в операционной. Ее разрезали…
— И что? — мои нервы были напряжены до предела. По тону заместителя я догадался, что дела плохи, и готовился услышать неутешительные вести.
— Посмотрели… И зашили…
— Как так? — я вытаращил на него глаза, ожидая разъяснений.
Юрий Сергеевич тяжело вздохнул и положил мне руку на плечо.
— Как и предполагала Елена Алексеевна, Сташиной уже ничем не поможешь… Мужайтесь, Иван Максимович…
Мои губы одеревенели.
— Господи! Господи! — прошептал я в ужасе, заламывая руки.
— Метастазы распространились по всей брюшной полости, задеты многие органы, особенно пострадала печень. Очень тяжелый случай…
Я закрыл лицо руками и заскулил.
Юрий Сергеевич отошел от меня, потом вернулся, поднес к моим губам стакан.
— Выпейте!
Я продолжал скулить, раскачиваясь на стуле из стороны в сторону. Тогда он отбросил мои руки с лица и насильно разжал мне губы.
— Это коньяк. Выпейте!
Непослушной рукой я взял стакан и проглотил содержимое.
— Значит, все? Надежды нет? — прошептал я, вглядываясь в карие глаза заместителя.
— Сами понимаете…
Я опустил голову и долго сидел неподвижно. Юрий Сергеевич терпеливо ждал, присев на краешек стола.
— Сколько еще Маша проживет? — спросил я заплетающимся языком, когда коньяк подействовал и я немного пришел в себя.
— Не знаю…
— Хоть приблизительно! — настаивал я.
— Может, несколько дней, может, недели полторы… — заместитель налил еще коньяка и протянул мне. Я послушно выпил.
— Что с ней теперь?
— Сейчас… — он обогнул стол и сел на свое место. Затем снял с телефонного аппарата трубку и начал нервно набирать номер. — Алло! Меня интересует состояние Сташиной… Да… Да… Понятно!
Я ожидал, тупо уставившись в угол кабинета. Юрий Сергеевич закончил разговор и, сложив свои большие волосатые руки перед собой, произнес:
— Сташина спит.
— Я…
— Нет, — воскликнул он решительно. — Разве вы не понимаете, что в таком состоянии вам незачем к ней идти?
Я зарыдал — безутешно и горько. Слезы текли по щекам и шее, безудержная дрожь колотила все мое тело. Юрий Сергеевич не успокаивал меня. Сидел, грустно смотрел и молчал.
— Как же так! — причитал я, сжимая кулаки в бессильной ярости. — Еще месяц назад Маша была бодрой и жизнерадостной. Ничто не предвещало беды!
— Все мы ходим под Богом! — откликнулся на эти слова заместитель. — Крепитесь, мужайтесь, Иван Максимович! Вы же взрослый человек, уже немало чего повидали на веку…
На работе оставшиеся полдня только и говорили, что о смертельном Машином недуге. Я не выходил из кабинета, курил и лакал водку. Меня никто не тревожил.
Вечером, когда я снова приехал в онкологию, Маша находилась без сознания. Она лежала на койке, желтее воска, и уже не казалась живой.
Я долго стоял у ее изголовья. Затем поцеловал в лоб и ушел.
В магазине, недалеко от моего дома, куда я забрел, чтобы купить чего-нибудь на ужин жене и детям, неожиданно увидел Ларису. Как всегда, опрятная и элегантная, она стояла у прилавка и рассчитывалась за покупку. Чтобы не попасться ей на глаза, я попятился к выходу, но Лариса повернула голову. И наши взгляды встретились. В ее больших серых глазищах не было ничего, кроме тоски.
Расплатившись, Лариса прошла мимо меня, стараясь держать голову прямо и независимо. Я вежливо поздоровался, и она кивнула в ответ.
— Мужчина! Не молчите! Что будете покупать? — раздраженно обратилась ко мне продавец.
— Колбасы, вон той! — указал я пальцем на стекло витрины.
— Той или этой?
— Этой, килограмм.
Когда я поднял глаза, Ларисы в магазине уже не было.
Оказалось, она ждала меня на улице.
— Как поживаешь, Ваня?
— Да все нормально, — ответил я, не заботясь о том, чтобы голос звучал убедительно. — А у тебя что?
— Ничего, — обронила она, опустив голову. — Спасибо тебе за новогодний подарок. Зря ты…
— Он тебе хоть понравился?
— Очень…
Мы зашагали по тротуару.
— А как поживает Валерий? Ладите? — я не знал, о чем с ней говорить. Каждое слово давалось мне с трудом.
Видимо, и Ларисе тоже.
— Валерий? — переспросила она. — Ну…
Она вдруг резко отвернулась, но в свете фонаря я все же заметил, как гримаса боли перекосила ее милое лицо.
— Мне хочется, чтобы ты была счастлива…
— Я не решилась с Валерием… — произнесла Лариса сдавленным, не своим голосом. И, неожиданно остановившись, злобно и с надрывом выкрикнула мне в лицо: — Одна я! Одна, ясно? Никто мне не нужен!
— Одна… — выдохнул я, еще не осознав значение этого слова.
Но она уже побежала вперед, как-то нелепо мотая головой. До моих ушей донеслись лишь приглушенные всхлипы.
Я не стал догонять Ларису. Все равно через десяток метров наши дороги расходились: ей нужно было идти направо, мне — налево.
С утра я ни с того, ни с сего поссорился с Аней. Из-за пустяка. Мне показалось, что она плохо выгладила рубашку…
С тяжелым чувством вины и раздражения я приехал на работу. Первым делом позвонил в онкологию. Мне сообщили, что Маша пришла в себя и что с врачами можно поговорить только после обхода. Но зачем мне врачи?
Больница. Тошнотворный запах медикаментов. Белые тени персонала. Черные тени больных. Палата. Маша.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
