– Дурак! Ты понимаешь, на что его обрек?! Дурак! – крикнул Матвей. И бросился бежать – туда, где остался раненый Ипполит.
Сумерки кончились, ночь упала на землю. Федор Клементьевич опустил подзорную трубу: теперь ему оставалось только ждать исхода событий. На всякий случай, для закрепления одержанного успеха, он в последний раз скомандовал:
– Пли!
Картечь разорвала темноту.
Мишель не сразу разглядел нескольких черниговских солдат, с ружьями наперевес. Солдаты медленно, будто никуда не торопясь, приближались к ним. Постепенно солдатское кольцо замкнулось вокруг них с Сергеем.
– Вставай, что ли, Сергей Иваныч! – сказал один из солдат, самый смелый. – Отгулял ты свое. Пора и честь знать.
– Пошел прочь! – Мишель взмахнул кулаком.
Солдат поймал его руку, отвел ее в сторону.
– Полегче, барин! А то, как бы свинца не пришлось испробовать.
Солдаты заговорили разом:
– Ты не серчай, Сергей Иваныч…
– Сам понимаешь – нету нам спасенья…
– А так… зачтется нам, небось, а тебе все одно помирать.
От солдат сильно разило водкой.
– Миша, руку дай!
Опираясь на руку Мишеля, Сергей встал на колени.
– Братцы, помилосердствуйте… Моих пощадите… – сказал он внятно.
– Да нечто мы нехристи, Сергей Иваныч? Как можно?
Солдаты подняли его, и повели к обозу, туда, где уже сновали гусары. Мишель, не разбирая дороги, поплелся следом, как побитая собака за жестоким хозяином.
Подбегая к тому месту, где оставался Ипполит, Матвей увидел негустую толпу солдат. Мелькнула мысль, что убьют, ограбят. Ранен Полька сопротивляться не сможет. Обернулся: командир гусарского отряда, знакомый ему подполковник Левенштерн, скакал к нему.
– Помогите! – отчаянно крикнул Матвей, – помогите, там моего брата убивают!
Не говоря ни слова, Левенштерн направил свою лошадь прямо на солдат, угрожающе поднял над головой саблю.
Солдаты мгновенно разбежались, исчезнув в вечернем сумраке – только стерня захрустела под сапогами.
Матвей увидел: Ипполит лежал, опрокинувшись наземь. Открытые глаза, скошенные к переносице, залитый кровью подбородок, зажатый в руке пистолет, лужа крови под головой… Рядом валялось солдатское ружье.
– Полька, ну зачем, зачем?! – простонал Матвей. – Тебе – зачем?!
Нагнулся над Ипполитом, закрыл ему глаза.
Левенштерн спрыгнул с лошади, подал Матвею руку.
– Вы ранены?
Матвей отрицательно покачал головой.
– Я цел.
– Но одежда ваша в крови.
Матвей закрыл лицо руками.
– Это их кровь… Ипполита и… Сережи… Братьев моих.
– Пойдемте.
Взяв лошадь за повод, он свободной рукой обнял Матвея за плечи и повел к обозу. Пройдя несколько нетвердых шагов, Матвей остановился и оглянулся.
– Пойдемте, – настойчиво проговорил Левенштерн. – Вы ему уже ничем не поможете.
9
Гейсмар был вне себя от ярости. В Трилесах, куда он лично привез пленных мятежников, объявился вдруг корпусный командир, генерал-лейтенант Рот, собственной персоной.
– Федор Климентьевич, – сказал он с порога, даже не здороваясь, – благодарю вас за службу. Ныне собираюсь я государю рапортовать, доложить о полном покорении мятежа. Я действовал успешно, сила моя и твердость, надеюсь, будут вознаграждены. И я уверен, что и действия отряда вашего не останутся незамеченными… Сам напишу рапорт, никому не доверю.
В ответ Гейсмар сухо поклонился, и Рот ушел от него, сопровождаемый толпою адъютантов.
Гейсмар понял: Рот желает присвоить себе честь покорения Муравьева, и за то награды получить. Сие было страшной несправедливостью, и Гейсмар хотел о том сказать Роту прямо в глаза. Но, зная вздорный нрав корпусного, остерегся. «Хорошо же… – подумал он злорадно. – Я тоже отпишу государю, расскажу, как все было. Думаю, разберется его величество, не обойдет меня вниманием своим».
От грустных размышлений Гейсмара оторвал адъютант Рота, штабс-капитан Докудовский. Просунув голову в полуоткрытою дверь хаты, он сказал сконфужено:
– Господин корпусный командир велел не тревожить его. Но в корчме, у мятежников, выстрелы слышны, крики…
Гейсмар со всех ног бросился в корчму. «Не зря я не доверял Муравьеву и белому флагу его, – думал он на бегу. – Неужели сумел он опять взбунтоваться? Но ведь ранен, и тяжело… Что тогда?» Все свои обиды генерал мгновенно позабыл, думая лишь о том, как спасти голову свою. На крыльце корчмы толпились солдаты и офицеры – никто из них не решался открыть дверь.
– Трусы, канальи! – выругался Гейсмар. И распахнул дверь.
Посреди комнаты на полу лежал офицер. Половина черепа его была снесена, правая рука судорожно сжимала пистолет. На полу, возле трупа, сидел другой офицер – в мундире штабс-капитана. Он, не останавливаясь, кричал в голос, причитал. Статского, что поднял белый платок из рук Муравьева, тошнило в углу.
Сам же главарь мятежников лежал на лавке, со скатанной шинелью под головою, не двигался – видимо, был без сознания. Второй статский, наклонившись, что-то шептал ему на ухо, гладил по голове.
– Кто?! – крикнул Гейсмар, оборачиваясь к своим. – Кто допустил?!
Вперед вышел офицер, чина его Гейсмар не разглядел от ярости.
– Я… начальник караулов…
– Я отдам вас под суд, вас разжалуют в рядовые, – сказал Гейсмар, чувствуя, как кровь приливает к лицу. – Как пистолет у него оказался? Я же приказывал обыскать…
Сидевший на полу штабс-капитан перестал причитать, поднял голову:
– Он сам… он пистолет в рукаве спрятал… он ранен был… запрещал перевязывать. Я знал, я должен был предвидеть… я знал, знал…
– Кто сей? – спросил Гейсмар, указывая на труп.
– Поручик Кузьмин.
– Веня, что это? – Гейсмар увидел, как Муравьев поднял голову.
– Он… покончил с собою…
– Кто?
– Анастас.
Муравьев застонал и вновь потерял сознание. Гейсмар же почувствовал, что успокаивается – ибо пленники никакой реальной угрозы не представляли.
– Обыскать их, – обратился генерал к начальнику караулов. – Тщательнейшим образом, всех. Вынести… этого… прибрать все. Головой отвечаете! …За спокойствие.
И, не глядя больше ни на кого, вышел.
С того самого момента, как их втолкнули в корчму, Матвей не отходил от брата. Он осмотрел рану Сергея: она была неопасна, но кровь текла сильно. Нужно было срочно перевязать рану, перевязывать же было нечем. Мишель дал ему черный от грязи платок, Матвей приложил его к ране. От потери крови Сергей то и дело терял сознание.
После выстрела Кузьмина он вновь лишился чувств. Когда же, придя на мгновение в себя, узнал, кто застрелился, полчаса был недвижим, не открыл глаз, даже когда обыскивали его. С трудом Матвей поднял его с лавки, усадил, положил голову себе на плечо – надеясь, что так Сереже будет легче.
Но Сергей очнулся только тогда, когда дверь широко распахнулась, с улицы повеяло холодом, а в комнату ворвался колеблющийся свет, вошли люди.
– Встаньте, господа, – строго произнес один из вошедших, в полковничьем кавалерийском мундире. – Его превосходительство генерал Рот хочет вас видеть.
Мишель покорно встал. Соловьев поднялся с трудом: был контужен выстрелом. Раньше Матвей совсем не знал Соловьева, ныне же удивлялся выдержке ротного: еще полчаса тому он кричал от ужаса над трупом Анастаса, по-видимому, хорошего друга своего. Ныне же, видя, что Сергей плох, взял себя в руки, только в движениях своих нетверд был.
На требование кавалериста Матвей не ответил: продолжал сидеть, прижимая к груди голову брата.
– Встаньте, – нетерпеливо выговорил кавалерист. – Его превосходительство ждать не любит.
– Я не могу, – тихо сказал Матвей, указывая на брата.
– Поднять! – приказал кавалерист солдатам.
Солдаты, грубо разжав руки Матвея, подняли Сергея. Матвей встал.
– Вот и хорошо, – сказал кавалерист.
В корчму вошел генерал Рот.
Не глядя ни на кого, Рот подошел к Сергею, взял его за подбородок, заглянул в глаза. Отступил назад, трясущейся рукою сорвал с сюртука залитые кровью эполеты, бросил в лицо. Сергей отпрянул, обвис на солдатских руках.
– Подлец! – прошипел Рот, и лицо его стало пунцовым.
– Не трогайте его! – Мишель вдруг рванулся к Роту. – Вы не смеете! Он ранен!
Матвей понял: еще мгновение, и он бросится на генерала, забыв обо всем. Матвей обхватил Мишеля за плечи, прижал руку к его губам.
– Ради Бога, молчи, молчи, – прошептал он. – Ему хуже сделаешь.
Рот, оставив Сергея, подошел к ним. Долго всматривался в лица, словно изучая. Матвей отодвинул Мишеля к стене, загородил.
– Простите его, ваше превосходительство, – тихо произнес он, опуская глаза, – подпоручик не в себе… Он контужен…
– Не в себе? – Рот презрительно усмехнулся. – Я здесь еще полчаса пробуду. Подумайте, не хочет ли кто-нибудь из вас рассказать мне что-либо… приватным образом.
Он круто повернулся и вышел. Солдаты отпустили Сергея. Матвей подхватил брата и усадил на лавку. Кавалерист вернулся.