– Не… плачь. Иди.
– Куда мне идти?
– Куда хо. чешь! Ты сво. бо. дный чело. век. Иди! – Сергей пьяной, расслабленной пятерней оттолкнул друга.
– Я не уйду. – всхлипнул Мишель, – Здесь останусь… Как цепной пес, сторожить буду. Никто не взойдет, клянусь… Мне без тебя жизни нет. Не гони только…
Ползком добрался до двери, сел, привалился к ней спиной.
– Вот так, хорошо. Теперь точно никто не взойдет, – пробормотал он, – никто, даже Матвей. Я его ненавижу, ненавижу, он тебя погубил, я знаю, знаю… Все знаю. Все расскажу. Всем расскажу. Пусть даже потом умру, но все узнают. Ты – ангел, Сережа, а они все – ничто…
Через полчаса в дверь постучали. Мишель сильнее прижался к двери. Стук повторился снова – резко, нетерпеливо. «Не пущу», – одними губами произнес Мишель, вставая и наваливаясь на дверь изо всех сил.
– Мишка, пусти, не дури! – Мишель узнал голос Кузьмина. В голосе не было угрозы, одна только добродушная удаль.
– Зачем тебе?
– Надобность имею до господина подполковника!
– Спит он.
– Да пусти ты, черт!
Кузьмин с разбегу ударил в дверь плечом, и Мишель не удержался на ногах, упал. Дверь открылась.
– Ну вот, пжалста, – пробормотал Кузьмин, входя и потирая ушибленное плечо. – Руку давай.
И он протянул Мишелю руку, помогая подняться. От протянутой руки пахло банным веником. Мишель разглядел его красную, распаренную физиономию и чистую рубаху.
– Чего тебе нужно? – проговорил Мишель, вставая.
– Мне? Ничего… Проведать вот решил. Матвей сказал, что, может, помощь моя нужна будет. И горилка, сказал, есть… О, не соврал.
Кузьмин подошел к столу, решительно взялся за горлышко бутыли.
– Убирайся! – сдавленным голосом сказал Мишель. – Бери что хочешь – и убирайся!
– Фи… Как вы невежливы, господин подпоручик, – Кузьмин беззлобно рассмеялся и отхлебнул из бутыли. – Эх, Мишка, тебя бы в роту ко мне – я бы научил тебя со старшими разговаривать…
Матвей вошел в хату вслед за Кузьминым, в руках его был саквояж. Он неторопливо поставил его на стол, открыл, достал несколько склянок, налил их содержимое в кружку, смешал. Потом, словно не замечая Кузьмина и Мишеля, сел на кровать рядом с братом, коснулся лба, пощупал пульс. Приподняв голову брата, поднес кружку к его рту.
– Стой! Не смей! Анастас, он отравить его хочет!
Мишель протянул руку к кружке, намереваясь вырвать ее из рук Матвея. Кузьмин схватил его за плечи, придержал.
– Охолонись, подпоручик. Давай вот лучше выпьем с тобою.
– Это рвотное, – спокойно произнес Матвей, ставя кружку на стол, – давайте ведро, его сейчас тошнить будет.
Мишель затравленно огляделся. Эти люди, суетившиеся около Сергея, никак не хотели понять, что они – лишние здесь, не хотели оставить их вдвоем. Они отбирали у Мишеля то, что ему было дороже жизни. Ему вдруг захотелось немедленно увезти отсюда Сергея, спрятать, отогреть. Куда-нибудь на далекий остров, где есть место таким же отверженным, как они…
– Оставьте нас, – тихо попросил он. – Не мучайте его… Не надо.
Лицо Кузьмина стало вдруг сосредоточенным.
– Ты словно бедная Лиза, ей-богу, – сказал он сурово. – Что голосишь-то? Оставьте… А полк кто поведет? Ты что ли? Так не пойдут солдаты за тобою… Мятеж здесь, а не сентиментальные забавы.
– Дайте ведро! – страшным голосом выкрикнул Матвей, – Живо!
Сергей приподнялся, лицо его исказилось, губы побледнели… Кузьмин схватил ведро, оттолкнув Мишеля, придвинул к кровати. Матвей обхватил брата за плечи, наклонил, чувствуя, как тело Сергея охватывает очистительная судорога.
– А что, правду говорят, что немцы горилкой мышей травят? – примирительно поинтересовался Кузьмин, отхлебывая из бутыли.
– Ничего подобного не слышал, – пробормотал Матвей, – Мишель, принеси чего-нибудь, его укрыть надо… И прикажи самовар поставить… Надо кофей, крепкий… Тогда в себя придет…
Мишель схватил с лавки шинель, набросил на трясущиеся голые плечи. Сергей поджал ноги в так и не снятых сапогах, вздохнул судорожно, зарылся лицом в подушку.
– Простите меня, господа, – сказал он еле слышно. – Не удержался… Виноват.
– Эка невидаль, – крякнул Кузьмин, ставя пустую бутыль на стол, – со всяким случиться может. Эх, при такой-то жизни…
Матвей ласково потрепал взъерошенные волосы Сергея.
– Ничего, ничего… все хорошо, брат. Теперь все будет хорошо…
– Может, горилки надо? – сочувственно поинтересовался Кузьмин, – Можно еще достать… потому как я ее выпил всю.
– Не надо горилки, поручик, – неожиданно ясным и трезвым голосом произнес Сергей, – довольно. Собери роту – через два часа выступаем.
– Слушаюсь, господи подполковник!
Кузьмин щелкнул каблуками и вышел.
Сергей взял за руку Мишеля, притянул к себе. Взглянул на Матвея умоляющим взглядом.
– Матюша…
– Ухожу уже, – угрожающе прошипел Матвей, собирая пузырьки, – ухожу…
Когда дверь за Матвеем захлопнулась с сердитым скрипом, Сергей упал лицом в подушку, закрыл глаза. Мишель обнял его плечи, прижался холодным лбом к спине друга, вздохнул так, словно душу из него вынимали:
– Сережа…
Ощупал тонкими пальцами его лоб, словно пробуя – нет ли жара. Сергей вздрогнул, дернулся.
– Что?
– Пустяки…
Мишель откинул темную прядь волос: на правом виске Сергея был ожог, крапины пороха горели под воспаленной кожей. Пальцы Мишеля задрожали, правая рука сама собой взлетела к лицу; Мишель коснулся своего виска…
– Болит… Он убить тебя хотел?…
Сергей снял руку Мишеля со лба, поцеловал, прижал к груди, под левым соском – там замирало и вновь билось, отдавая болью в левую руку.
– Времени мало у нас… Прошу тебя… Слов только не надобно… Может в последний…
Договорить не успел; Мишель бросился целовать его плечи и спину. Губы его были обветрены, сухи и шершавы, как осенние листья.
– Нет, нет, не говори так, не говори, – шептал Мишель, – я спасу тебя, спасу, спасу… Я все на себя возьму, ты ни в чем не виноват… А меня помилуют, у нас на Руси дураков любят и милуют, а ведь я – дурак, дурак, дурак… Я ничего не понимал раньше, я только сейчас главное понял… только сейчас… Сережа, родной мой, милый, не отчаивайся… я всех спасу, всех… И тебя, и братьев твоих… Ты жить должен… Должен… Должен…
8
Дорога завернула вправо, и через полверсты началось поле: стерня торчала из-под свежего снега. За полем ютилась деревня. Над полем как волна поднимался холм, увенчанный лесом. Там явно кто-то был, не лесной, не деревенский, чужой – сквозь стволы сосен сверкал металл.
Заглядевшись на лес, Матвей не заметил предательской рытвины на разбитой дороге. Проломив копытом хрупкий белый лед, лошадь резко осела на правую ногу и упала, чуть не придавив всадника – Матвей едва успел высвободить ногу из стремени. Лошадь билась на дороге, пыталась встать. Матвей увидел обломок кости, пропоровший кожу, кровь…
– Эй, Никитенко! Пристрели! – бросил идущий мимо Кузьмин.
– Стой! – донеслось от головы колонны.
Офицеры совещались, стоя у обочины.
– С утра семеро трусов ушло… мерзавцы, мать их, – Кузьмин презрительно сплюнул, растер сапогом. – Разыскать бы их, да поговорить как следует… Не офицеры – тряпки…
– Брось ты, Анастас, – отозвался Сухинов задумчиво. – И без того забот полно. Я бы все же через деревню пошел… Спокойнее…
– Да ладно тебе осторожничать, Ванька! – Кузьмин сбросил с рукава приставшую сухую веточку. – Бог не выдаст, свинья не съест!
– Артиллерия там. А как стрелять будут? – поинтересовался Грохольский.
– Они не будут стрелять, – Мишель отчего-то понизил голос. – Разведка доносит: там пятая конная рота, ею полковник Пыхачев командует. Он наш…
– Коли будут стрелять – пушки отобьем, – спокойно произнес Кузмин.
Сергей молчал, смотрел на поле и лес, на прояснившееся вдруг небо, на бьющуюся посреди дороги лошадь. Из леса показался всадник в мундире мариупольских гусар – голубом с желтым прибором. Проехал несколько шагов по опушке и скрылся в лесу.
– Братец! Господин прапорщик! – Сергей услышал голос Матвея и обернулся.
Ему показалось: братья ссорились. Матвей решительно схватил за повод лошадь Ипполита. Повернувшись, Сергей пошел к ним.
– Сережа, он лошадь у меня отнимает… – начал жаловаться Ипполит.
Сергей обнял Матвея за плечи, отвел в сторону. Заговорил тихо, торопливо:
– Матюша, уйди, Христом Богом заклинаю, уйди… Раз лошадь упала – значит судьба…
– Не уйду я никуда, – Матвей устало улыбнулся. – Поздно. Прости…
И добавил просительно:
– … может, все-таки через деревню пойти? Людей жалко.
Сергей обнял Матвея, уткнулся носом в его плечо.
– Нет, Матюша, решение принято. Сдаюсь я… И полк сдаю.
Матвей отступил на шаг:
– Сережа… Как же?..
Сергей вытащил пистолет, отдал брату.
– Возьми, отнеси в обоз куда-нибудь. Мне без надобности.
