как бы оно ни было искажено серостью, раньше было таким же, как мы. Оно было недрэ.
Оно тоже принадлежало к тому народу, который называли низшим, слабым. Но офо, признававшие лишь силу, кланялись ему и звали господином. Все потому, что у этого недрэ была сила, которой не было ни у офо, ни у нас.
Я знал, что в голове сестры родилась та же мысль, что в моей собственной:
«Я хочу такую силу».
– Мальчик почти мертв, – сказал недрэ. Голос его был тих и странно мелодичен. В том, как он произносил грубые слова офо, угадывалась напевность эльфийского.
Сестра вздрогнула и заслонила меня собой. Между этими действиями не было перехода. В первое мгновение она стояла рядом, в следующее – уже передо мной. Она переместилась, не сделав и шага.
– То не угроза была, девочка. – Недрэ не испугался, даже не переменил позы. Хотя хозяйка, судя по тому, как лязгнули ее каблуки, дернулась назад. – Отойди, и я его вылечу.
Это был не приказ, не угроза, но и не просьба, а нечто слишком безразлично-спокойное, чтобы приобрести конкретную форму. Но почему-то этим словам хотелось подчиниться. Сестра сделала шаг в сторону с абсолютной покорностью. А потом настороженность вернулась к ней. Она посмотрела на недрэ, готовясь в любой момент снова переместиться.
Рука недрэ потянулась к моему лицу, я ожидал, что пальцы дотронутся до краев раны, что снова придет боль, но ошибся. От руки потекло желтовато-зеленое свечение, заполняя рану теплом, а не обжигающим жаром. Я чувствовал, как рассеченная кожа срастается, но не мог перестать ждать боли. Я все еще слышал свист плети в воздухе, материнский плач, крики людей. Невозможно было просто оставить все это, забыть. Я не чувствовал нас отмщенными.
На лице недрэ на мгновение отразилось что-то похожее на неудовольствие. Я ждал, что меня ударят, но недрэ, видимо, не собирался прикасаться ко мне.
– Ты крепко в боль свою вцепился, – сказал недрэ, глядя на меня своими разными глазами. – Может, это и хорошо. Память о боли – тоже память.
В его словах прозвучала странная неожиданная тоска, словно у него самого не осталось и этого.
Потом он поднялся и посмотрел за наши спины на хозяйку.
– Они пока не нужны. Слишком малы, энергия Моркета велика для них. Пусть тебе служат. Но помни, ты их лучше должна беречь, чтобы потом они моей госпоже послужить могли.
– Моркет меня да помилует, они шри-наа́ир пригодиться могут?! – не сдержавшись, почти вскрикнула хозяйка.
В языке офо было много слов для определения разной степени подчиненности. Позже я узнал, что «шри-наа́ир» означает «госпожа моего господина» или «госпожа всех господ».
Если бы мы с сестрой могли спросить, то спросили бы: кто это? Недрэ, стоявший перед нами, управлял теми, кто управляет тенями. Но был кто-то еще. Та, кто стояла над ним, была еще сильнее. Где-то внутри нас зарождалось желание увидеть ее и прикоснуться к ее силе.
– Да, они могут пригодиться. Если забота твоя раньше их не убьет, – бросил недрэ, удаляясь куда-то в туманную тьму.
* * *
Дни во власти госпожи потекли медленно, как вода в заболоченной реке. Ее большой дом стоял недалеко от побережья, в крохотном городке, прячущемся от пустынного солнца в тени высокой черной скалы. Дом был сделан из того же черного камня и одной своей стеной срастался со скалой. Госпожа как-то говорила, что дом питается ее силой. Врала.
Скала была мертва уже сотни лет, как и черные пески этой пустыни. Даже солнце, восходящее над ними в мутном мареве песчаной бури, казалось черным и неживым.
Сам дом тоже был мертвым. За день он успевал прогреться, и воздухом внутри него становилось почти невозможно дышать. За ночь же выстывал так, что мы часто просыпались, трясясь и стуча зубами от холода, и больше уже не могли заснуть.
Как переживали это другие, мы не знали. У хозяйки было много недрэ, но все они жили не в доме, а в пристроях рядом с ним. Днем эти пристрои раскалялись, как печи, а ночью почти покрывались льдом изнутри. Поэтому недрэ часто менялись. Мы быстро поняли, как это происходит. Сначала появлялся кашель, почти незаметный, редкий, такой бывает, когда надышишься песком. Потом он усиливался, становясь надрывным. Дальше можно было засекать время. Больше месяца никто не продержался. Они исчезали так тихо, будто их никогда и не было, таяли вместе с холодной ночью. А когда черное солнце вновь поднималось над пустыней, на их место приходил кто-то другой.
Мы с сестрой и сами болели так, но нас вылечивали. Хозяйке это очень не нравилось, она ругалась и злилась, что ей приходится тратиться на докторов для недрэ. Но после каждой нашей болезни в маленькой темной комнате становилось больше одеял.
Но мне все равно не нравились ни болезни, ни особенно – доктора. Иногда это были офо, иногда люди, разницы никакой. Все смотрели на нас презрительно, прикасались с опаской и отвращением, будто наши тела уже начали разлагаться. Они явно считали, что лечить недрэ – ниже их достоинства.
Хозяйка обращалась с нами намного лучше, чем с другими недрэ, потому что ей приказали. Она почти не била нас, а если и била, то только руками – не плетью или железными каблуками. Она никогда не натравливала на нас тени, хотя мы еще не раз видели, как она так избавлялась от неугодных.
Сама она не умела управлять тенями, но она управляла теми, кто властвовал над ними. Двое недрэ, появляющиеся по щелчку каблуков хозяйки. Они не жили в доме. Они нигде не жили. Их лица всегда были скрыты капюшонами. Они никогда не издавали ни звука. Их никогда не видели спящими или принимающими пищу. С каждым годом их руки становились все серее, словно что-то забирало их цвет.
Понаблюдав за ними какое-то время, мы пришли к выводу, что они не просто нигде не жили, они не жили в принципе. Они существовали. И с каждым годом их существование все меньше являлось жизнью.
Остальные недрэ в этом не слишком отличались от этих двоих. Большинство работали на плантации за городом. Здешние земли были мертвыми, они не могли давать урожай. Поэтому недрэ ходили к реке, что текла сквозь пески, и собирали ил, что впитывал частички ее жизни. Из той же реки они брали воду, чтобы поливать растения. Это был долгий монотонный труд.
Недрэ, которым повезло чуть больше, работали в доме. Они мыли и чистили все бесчисленные его комнаты. Хозяйка не использовала
