сектор. В конечном итоге его эффект будет определяться подзаконными актами, которые спустя шесть лет после принятия закона так и не были разработаны в полном объёме. К тому же их ещё придётся внедрять органам исполнительной власти, которые при Обаме, как и при предыдущих президентах, демонстрировали мало охоты идти на конфронтацию с Уолл-стрит (а при Трампе исполнительные органы склонны к ослаблению, а то и отмене этих нормативов). Наиболее печально известным примером из этой серии стало почти полное отсутствие привлечения к ответственности финансистов, чьи мошенничества привели к краху 2008 года.[701] Как отмечал Джеймс К. Гэлбрейт, «ничего не было сделано с вознаграждениями банкиров, и по мере поступления информации об их бонусах это явно чревато катастрофическими политическими последствиями. Никто не может утверждать, что администрация подходила к этому вопросу, учитывая общественное мнение».[702]
Ошибочно, как это делают слишком многие журналисты и политические соперники Обамы, приписывать его слабые стороны якобы отсутствию настойчивости, или личному равнодушию, или некой глубокой психологической потребности к поиску компромисса, или чрезмерной вере в суждения советников с высокими регалиями. В действительности даже более агрессивный и настойчивый президент не смог бы выполнить существенно больше задач, чем удалось Обаме, и в первые два года с демократическим Конгрессом, и уж подавно после этого, когда республиканцы сначала контролировали Палату представителей, а затем и Сенат. Обаме приходилось работать в узких политических рамках, сформированных процессами, проанализированными выше, и выборы 2008 года или последующие события эти рамки не преодолели.[703]
Любое объяснение, в центре которого находятся выборы и различия между двумя американскими партиями, заслоняет происходивший с начала 1970-х годов впечатляющий отход двух партий от политики, направленной на сохранение каждой социальной стратой своей доли национального дохода, политики, которая подразумевала высокие налоги на богатых и приверженность расширению социальных программ. Только предложенная нами разновидность структурного анализа способна объяснить:
(1) способность элит присваивать ресурсы как у публичных корпораций, так и у государства,
(2) впечатляющее сокращение регулирования корпораций,
(3) снижение вложений государственных средств в образование и инфраструктуру и
(4) невозможность законодательного принятия новых социальных программ на любых условиях, помимо тех, которые позволяют частным корпорациям сохранять или увеличивать свои притязания на государственные ресурсы (что продемонстрировали как фармацевтическая программа Буша-младшего Medicare Part D,[704] так и реформа здравоохранения Обамы).
Таким образом, при рассмотрении затяжного витка истории США с 1945 по 2016 годы обнаруживается переход от одной эпохи политического застоя к другой. Первый из этих периодов, либеральный консенсус, выразителем которого был президент Кеннеди, получил институциональное оформление в виде определённой структуры государственного регулирования, отношений между коммерческими компаниями и между государством и профсоюзами, а также обязательств по сохранению способности правительства страны поддерживать глобальное геополитическое доминирование и в установленных пределах способствовать экономическому росту и социальному прогрессу в стране. Этот консенсус был нарушен после того, как политические провалы (как, впрочем, и успехи) тех, кто в 1960-х годах стремился к получению постов в федеральном правительстве и обладал ими, а также структурные сдвиги в глобальном положении Соединённых Штатов, которые мы рассмотрим в двух следующих главах, спровоцировали многосторонние вызовы. Начатые в те годы идеологические споры остаются неразрешёнными, воодушевляя электоральные платформы обеих партий, а также повестку социальных движений и руководимых профессионалами массовых организаций, сосредоточенных на проблемах идентичности и окружающей среды на левом фланге и на религии и других «социальных» вопросах на правом. Однако за несколько десятилетий этих неразрешённых споров возник новый застой. Отношения между элитами приобрели новую структуру, а массовые организации, в особенности профсоюзы, утратили значительную часть своего потенциала бросать вызов инициативам элит. Само государство потеряло способность принимать новые законы или осуществлять регулирование или меры, оспаривающие интересы элит. Администрация Обамы бросила лишь ограниченный вызов новому застою, а развернуть его вспять ей удалось в ещё менее значимой степени.
В последующих главах нам предстоит рассмотреть, каким образом прослеженные выше внутренние трансформации сочетались с изменениями способности Соединённых Штатов к реализации своего военного, геополитического и экономического могущества во внешней сфере. После этого мы сможем определить направление упадка США и прийти к заключению, каким образом утрата глобального доминирования станет и дальше сужать возможности для будущего политического действия и оказывать воздействие на социальное благосостояние Америки в предстоящие годы.
Глава 7
Американская армия: вне конкуренции и без побед
— Тебе не известна связь? Ты не знаешь, что любая привилегия в твоей жизни и любая мысль в твоей голове зависят от способности двух великих держав держать планету под нависшей угрозой?
— Удивительное дело.
— И ты не знаешь, что однажды эта угроза начнет постепенно исчезать?
— Что?
— Ты потерянный для истории человек.
Дон Делилло, «Изнанка мира»
Мы регулярно слышим, что Соединённые Штаты — самая могущественная нация в мировой истории, единственная сверхдержава, победитель в Холодной войне, «страна, без которой нельзя обойтись», «гипердержава», которая достигла «полного спектра доминирования» и «общего командования»[705] над всеми другими вооружёнными силами на планете. Однако, как уже отмечалось во введении, Соединённым Штатам не удалось добиться своих целей в Ираке и Афганистане, они потерпели прямое поражение во Вьетнаме, а после Второй мировой войны одерживали явные победы только в первой войне в Заливе в 1991 году и в более мелких «полицейских акциях» в Доминиканской Республике (1965), Гренаде (1983) и Панаме (1989). Как можно объяснить это противоречие между беспрецедентным военным преимуществом над всеми державами-соперниками и историей почти сплошных военных поражений после окончания Холодной войны? Кроме того, каким образом это странное сочетание огромного военного потенциала и неспособности использовать это могущество для того, чтобы одерживать военные победы, влияло на возможности Америки удерживать геополитическую гегемонию?
В главах 2–5 объяснялось, почему та или иная европейская полития, которая располагала самым большим бюджетом, не обязательно выигрывала войны или захватывала колонии у не столь богатых соперников. Мы рассмотрели, почему Испания и Франция были не в состоянии умело использовать своё военное доминирование в Европе для обретения экономической или геополитической гегемонии и почему эпоха нидерландской гегемонии была столь
