— Поднимай мотор! — крикнул Сережа, пытаясь перекрыть голосом все нарастающий гул несущейся на камни воды.
Но Кеша или не расслышал Сережу, или сделал вид, что не расслышал. Весь превратившийся в комок, Кеша перевел мотор на малые обороты и старался нащупать глазами хотя бы один прогал в облаке брызг под радугой. «Еще чуток… Еще чуток… — бормотал Кеша мотору, будто живому, вздрагивающему под его рукой существу. — Потерпи маленько… Потерпи, мой золотой…»
И только когда лодка оказалась перед самой разинутой пастью переката, роняющей пенную слюну с валунов, крепко сидящих, как коренные зубы, Кеша, навалившись всем своим маленьким телом и удвоив его вес собранной веселой злостью, поднял мотор и обеими руками взял весло на изготовку. Теперь лодка, лишенная собственной силы, зависела только от реки. Но мотор, так рисково поднятый Кешей лишь в последний момент, все-таки успел, как бы в благодарность Кеше за доверие и ласку, дать лодке инерцию направления, и эта остаточная энергия верного железного товарища не дала лодке беспомощно закрутиться в водоворотах, пронесла ее между первыми двумя валунами.
Однако, после пройденного узенького промежутка перед носом лодки сразу вздыбился третий валун. Сережа что было силы ткнул шестом в дно реки, но шест заклинило, вырвало из Сережиных рук. Все же толчок шестом помог, лодка успела вильнуть и, обдирая бок о валун, прошла мимо него.
— Молодец, Ленинград! — заорал Кеша, настолько уже мокрый от брызг, что стал похож на крошечного отчаянного водяного.
Кеша с трудом подгребал веслом, вырывавшимся из рук, увертываясь от следующего валуна, но все, что ему удалось, — это перевести прямой удар о камень в скользящий. Кешу бросило на дно лодки. Лодку накренило влево, так что она черпанула бортом воды, но Сережа навалился на правый борт, успел выровнять ее. «Сообразил!» — радостно подумал Кеша, пытаясь подняться, но от нового удара опять упал на канистру с бензином. Река начала играть лодкой, швыряя ее от одного валуна к другому. Кешу стукнуло головой о мотор, так что искры из глаз посыпались. Сережу бросило на якорь, который острым концом пробил ватник, но, к счастью, лишь царапнул тело. Сережа еле оторвался от якоря, оставив на его острие клок ватника, и стал отгребаться прикладом берданки, беспомощным перед могучей силой реки.
Река возмущенно ревела, как будто лодка была досадной занозой, всаженной внутрь ее мощных, играющих мышц. Между двумя валунами Кеша увидел кепку Бурштейна, подбрасываемую вспененной водой, но времени на ужас не было, и надо было отбиваться веслом от воды, несущей их на очередной валун. А когда Кеша отбился и, стоя на коленях с расщепленным веслом в руках, ошеломленно понял, что валунов больше нет, что Буйный пройден, то вдали перед ним в его полуослепленных водой глазах возникла первая лодка и четыре фигурки на ней.
— Они проскочили! — завопил Кеша. — Проскочили, ядрена вошь! — И замахал расщепленным веслом первой лодке.
Оттуда кто-то тоже помахал еще не потерянной шапкой. Но если не было времени на ужас, то не было его и на радость. Отвесные каменные берега придвинулись ближе друг к другу, заслоняя солнце. Вода, которая только что была кипящим серебром, стала кипящим свинцом. Цвет отвесных скал тоже изменился — из бурых они стали черными и отливали, как воронье крыло. А впереди, зажатый этими скалами, наполовину скрытый изгибом реки, ожидающе бурлил Вороний перекат, и течение, усилившееся от сужения русла, неотвратимо несло на него обе лодки.
«А может, завестись? — заискрило в мыслях Кеши. — Рискнуть на моторе? Жаться к берегу — там поглубже. И валуны будут только с одного боку… Правда, о скалы может долбануть — это не лучше… Зато у берега — темная полоска, почти каемочка. Слив… Но такой узкий. Влезет ли в него лодка? Да и заведется ли мотор — его, наверно, водой забросало… А ну, попробую… Чем черт не шутит! Может, вывезешь ты меня, мой золотенький, мой разбрильянтовый».
Кеша плюхнул в воду мотор, и тот сразу, как по тайному взаимопониманию, зафыркал, зачихал, но завелся.
— Чо вытворят Кеша, чо вытворят? — услышав мотор позади, неодобрительно засопел Иван Иванович Заграничный. — Ведь потерят мотор, как пить дать…
— А может, и нам подмоторить? — спросил Коломейцев, выплевывая на ладонь обломок зуба, выбитого при ударе подбородком о борт… — Никудышный был зуб… Весь прокуренный, изъеденный. А так бы ни в жизнь не вырвал. Боюсь зубных врачей до смерти.
— Ты, Виктор Петрович, в мой мотор не суйсь… — осерчал Иван Иванович Заграничный. — Здесь магазинов с лодочными моторами и запчастями нету.
— Ладно, не суюсь, — смирился Коломейцев. — Берега держись. Там глубже.
— Сам знаю — не сосунок, — пыхтел Иван Иванович на веслах.
Но течение было сильнее весел, тянуло на стремнину. Подгребали шестами и Бурштейн, и Коломейцев, и Юлия Сергеевна прикладом, но лодка никак не забирала вбок.
— Не выгребатся, зараза… — взмок от пота и без того мокрый Иван Иванович Заграничный.
Коломейцев сорвал доску лодочного сиденья, стал загребать ею. Лодка чуть выправилась, пошла наискось. А следом, метрах в пятидесяти, на моторе шел Кеша, догоняя первую лодку. У Вороньего не было такого грохота, как у Буйного, не было ни водяного тумана, ни радуги. Но неясность была полная, потому что среди нескольких очевидных валунов вода сплошь пенилась от валунов невидимых. Только вдоль самого берега шла темная каемка слива, но такая узенькая, что лодке, казалось, не втиснуться в нее. К тому же впереди был поворот, и темная каемка могла бросить лодку в лоб таящегося за изгибом реки валуна или на скалу, коварно выдвинутую берегом. Все-таки надо было идти по темной каемке, но первая лодка, сносимая течением, никак не дотягивалась до слива. Обойдя поднятый выше борта лодки огромный валун, Иван Иванович увидел другой, просвечивающий черным масляным блеском сквозь кружево пены.
— Держись! — закричал он, и тотчас страшный удар пришелся прямо по носу лодки. Лодка затрещала, застонала, щепки от крошащихся бортов брызнули прямо в глаза сидящим. Казалось, что лодка вот-вот развалится. Но, бывалая сибирячка, она выдержала. Лодка полувползла брюхом на черную лоснящуюся спину валуна, скрежеща по камню днищем, окованным алюминием. Темная каемка слива была совсем рядом, но водоворот тащил лодку по спине валуна на другие валуны. Днище неумолимо растрескивалось — из щелей били фонтанчики воды.
Иван Иванович и Коломейцев вылезли на валун и, оскальзываясь на его лакированной поверхности, сбиваемые с ног течением, навалились на лодку, пытаясь столкнуть ее в сторону темной каемки. Бурштейн отталкивался гнущимся, вибрирующим шестом, но шест срывался, не находя точки опоры. Лодка неостановимо ползла в сторону от спасительной темной каемки.
И вдруг рядом появилась вторая лодка, чудом вжавшаяся в эту каемку между отвесными скалами и валунами. На ее носу стоял Кеша, крутя в руках веревку с якорем. Иван Иванович и Коломейцев мгновенно поняли Кешину задумку и перевалились обратно в лодку.
Когда лодки поравнялись, Кеша метнул веревку с якорем, издав какой-то неизвестно откуда у него взявшийся звериный клич. Якорь вонзился в самый край борта, но от рывка натянувшейся веревки острие прошило борт насквозь. Головную лодку дернуло, она, полупереворачиваясь, поползла по валуну в сторону берега и оказалась в темной каемке слива, мчась на буксире за Кешиной лодкой, которая теперь стала головной. «Ну, веревочка моя маленькая, красавица моя нейлоновенькая, крепись… — бормотал Кеша и думал — поднимать или не поднимать мотор? Кто знает, что там, за поворотом… Все в порядке, если продолжение слива за изгибом русла идет вдоль берега… А если нет?»
Нависшая над водой скала закрывала видимость. И тут Кеша увидел перед собой пенный круглый контур валуна. Кеша прыгнул на мотор, пытаясь его поднять, но было поздно. Удар валуна пришелся по всему корпусу. Мотор прощально взвыл и, выворачивая болты крепления, рухнул в воду. Кешину лодку швырнуло от валуна прямо на береговую скалу. Лодка Ивана Ивановича пронеслась мимо, и последнее, что успел сделать Бурштейн, — это отпихнуть Кешину лодку в проем между двумя камнями под скалой, где она и застряла, скрежеща и разваливаясь, но все-таки не двигаясь с места. Буксирная веревка натянулась, лопнула, и Сережа с Кешей увидели перевернувшуюся от удара о скалу лодку Ивана Ивановича и голову Юлии Сергеевны, бьющуюся о камни, точь-в-точь, как это почудилось Кеше в ночь перед отплытием.
Потом течение все-таки выбило между камнями Кешину лодку и гвоздануло ее прямо об отвесный берег, разбивая в щепки…
Кеша очнулся от незнакомого голоса: «Президент Альенде после провокационной демонстрации так называемых домохозяек, устроенной правыми кругами, сделал заявление, в котором говорилось о том, что правительство Чили, выражая доверие своему народу и вооруженным силам, будет и дальше следовать путем свободы и независимости…»
