подходящей конюшни ближе все равно не было, а вот продукты имело смысл
поискать в окрестных лавках, чем мы и занялись. Лемьеж — не мелкий
городишко типа Пье, где все друг друга знают, поэтому здесь уже не могло
быть разных цен для своих и чужих. Я предпочел сделать закупки на много
дней вперед, зная, что цены будут только расти — так что в "Корону" мы
вернулись, нагруженные копчеными окороками, гирляндами колбас,
корзинками с капустой и репой и прочей снедью, выдерживающей долгое
хранение. Всего этого, по моим прикидкам, нам должно было хватить недели
на три, а если экономить, то и больше. В течение этого времени мы могли
практически не выходить на улицу — а я отнюдь не исключал, что некие
меры по нашему розыску, хотя и вряд ли очень тщательные, могут быть
предприняты по настоянию старого знакомца Вильхельма Гринарда.
Привезя продукты, мы отвели Верного в конюшню при харчевне и
вернулись в "Корону" уже налегке. Эвьет прыснула, окинув взглядом нашу
маленькую каморку, превращенную к продуктовый склад. Я подумал про себя,
что если нам придется сидеть тут безвылазно день за днем и неделя за
неделей, это будет совсем не так весело. Если бы было, что почитать! Но
увы — в этом районе города раздобыть книгу было решительно негде, а
соваться в центр, откуда мы с такой поспешностью бежали, я опасался.
Тем не менее, первый день осады прошел неплохо. Я продолжал
рассказывать Эвелине о медицине, затем разговор от обсуждения
проникающих ранений перешел на метательное оружие, а от него — на
математику: я объяснил моей ученице, как рассчитывается траектория
снаряда, выпускаемого требушетом, и как можно узнать расстояние до цели,
находящейся за стеной или за иным препятствием, измерив углы, под
которыми эта цель видна с разных точек, и расстояние между точками.
Эвьет очень заинтересовалась; я задал ей несколько задачек, и, когда
после всех расчетов и подстановок ответов в исходные формулы
воображаемые снаряды поразили цели, она радовалась так, словно разнесла
на куски настоящие укрепления противника. Она даже нарисовала, стараясь
соблюдать масштаб, вражескую крепость и пунктирную траекторию, рассчитав
положение снаряда в каждой ее точке. Даже жалко было, что потом этот
старательный рисунок придется стереть, но что поделать — у меня был с
собой лишь один чистый лист пергамента, используемый в качестве классной
доски и тетради одновременно. У этих расчетов было и немаловажное
практическое следствие — они показали, что "Корона" находится слишком
далеко от городской стены, чтобы до нее долетели каменные ядра
требушетов, так что мы в полной безопасности.
Поздно вечером, выйдя на лестницу, я столкнулся с нашим пучеглазым
хозяином и спросил его, что слышно в городе. Он ответил, что по слухам,
идущим от родственников дежуривших на стенах и башнях солдат,
йорлингистская кавалерия уже стоит лагерем вокруг Лемьежа, но,
разумеется, никаких наступательных действий не предпринимает; пехоты же
пока не видно. Беженцы, не успевшие утром попасть в город, поняв, что
ворота им так и не откроют, покинули окрестности Лемьежа раньше, чем
подошли враги, так что пострадавших нет. На сем я с ним расстался. Мы с
Эвьет еще поболтали о том-о сем перед сном, и я рад был слышать
беззаботное веселье в ее голосе — как видно, ужасные воспоминания,
пробужденные утренней казнью, больше ее не беспокоили. Потом мы уснули.
Когда путешествуешь один, приобретается умение просыпаться от
малейшего шороха. Я это уже говорил. Зато, когда путешествуешь не один,
это умение начинает утрачиваться. В самом деле, не устраивать же себе
тревогу всякий раз, когда твой спутник перевернется с боку на бок во
сне. Да и вообще, невольно как-то расслабляешься, перестаешь ежесекундно
помнить, что твое выживание зависит исключительно от тебя…
Поэтому проснулся я не от шорохов, а от криков.
Крики доносились откуда-то издали, но в ночной тишине были хорошо
слышны. Эвьет, освещенная луной, уже сидела на своей кровати с арбалетом
наготове и, похоже, собиралась будить меня. Увидев, что я уже не сплю,
она спрыгнула на пол, тут же оказавшись у окна.
— Что? — я быстро натянул штаны. Крики приближались, и было уже
ясно, что это не какая-нибудь пьяная драка припозднившихся гуляк.
— Пока не видно… вроде отблески огня мелькают, но далеко…
— Пожар?
— Нет, похоже, факелы…
И в этот момент на город часто посыпались лихорадочные, панические
удары тревожного колокола.
— Одеваемся и уходим, быстро! — скомандовал я.
Эвьет не нужно было упрашивать. Она и сама поняла, что происходит.
А если какие-то сомнения еще оставались, их разрешил перекрывший звук
колокола, куда более близкий вопль:
— Спасайтесь! Они в городе! Спаса…
Крик захлебнулся. Эвьет сунула ноги в сапоги. Я подхватил меч и
перебросил через плечо связанные вместе седельные сумки.
— Ты же говорил, что город неприступен? — Эвьет затянула шнуровку
своего костюма.
— Кажется, я был неправ, — я бросил полный сожаления взгляд на наши
продуктовые запасы. Паковать их было некогда и некуда. Я лишь ухватил на
бегу палку колбасы и выскочил из комнаты. — Черт, почему такое
происходит всякий раз, когда заплатишь вперед…
Мы уже сбегали по лестнице, когда наверху распахнулась дверь
соседнего номера — выходит, кто-то все же успел туда поселиться, пока мы
объезжали окрестные лавки. В темноте я различил лишь силуэт постояльца;
кажется, он был полуодет.
— Что происходит? — крикнул он хриплым со сна голосом.
— Йорлингисты в городе! — крикнул я в ответ, не снижая темпа. — И,
похоже, уже близко!
— Вот…!!! — он грубо выругался и, даже не пытаясь вновь
заскочить в номер за вещами, побежал следом за нами. Но темнота и спешка
сыграли с ним злую шутку: запнувшись о первую же ступеньку, он кубарем
покатился вниз по крутой лестнице, едва не сбив нас с ног на площадке;
мы едва успели, ухватившись за перила, резко свернуть на следующий
пролет. Я почти не сомневался, что в результате такого падения он
сломает себе шею, но громкий вопль убедил меня, что это не так.
— Ааа! Нога! — орал он, корчась на маленьком квадрате площадки. -
Черт, я сломал ногу, черт, черт!
Разумеется, остаться и пытаться помочь ему было бы самоубийством, и
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});