Кэролайн коснулась руки Паже и встала.
— Ваша честь, я прошу признать не имеющим юридическую силу ту часть ответа, которая следовала за утвердительной частицей «да». — От прежней доброжелательной Кэролайн не осталось и следа. — И я настоятельно призываю данного свидетеля по возможности проводить различие между обстоятельствами дела и личными пристрастиями. На кого бы ни был обращен ее праведный гнев.
— Ходатайство удовлетворяется, — без промедления произнес Лернер. — Я рекомендую членам жюри слова миссис Ариас, относящиеся к мистеру Паже и его сыну, расценивать как умозрительные и необоснованные. — Затем обратился к Соне Ариас: — Мне понятно ваше стремление помочь обвинению. — Его голос чуть смягчился. — Поймите и вы, что в данном случае вы оказываете ему медвежью услугу.
Соня Ариас, торжественно-прямая, сидела на месте свидетеля, стараясь не смотреть в сторону судьи, и обиженно молчала.
Салинас, явно раздосадованный, спросил:
— Что именно говорил вам Рики по поводу своих подозрений?
— Он чувствовал себя мерзко, словно ему плюнули в душу. Хуже того — мать Елены не оставила ему ни гроша, чтобы он мог нанять адвоката или психолога, и он даже не мог помочь собственной дочери. — Соня окинула скамью присяжных заносчивым взглядом. — И мне пришлось отправить ему тысячу долларов. Он был так признателен за это.
Паже заметил, как брови у Кэролайн поползли вверх и она принялась что-то записывать в своем блокноте.
— Известно ли вам, — спросил Салинас, — о намерении сына добиваться постоянного опекунства?
Соня выразительно кивнула:
— Да. Он собирался бороться до конца. И я готова была помочь ему в этом. Он не хотел, чтобы эта женщина вместе со своим дружком и его сыном сломала Елене жизнь. — Она выдержала многозначительную паузу. — Рикардо не остановился бы ни перед чем — слышите? Ни перед чем! — чтобы его дочь осталась с ним.
Паже еще раз подумал, как трудно отделить мать от сына. Он наклонился к Кэролайн.
— Помнишь, мать Ли Харви Освальда решила написать книгу? Она хотела назвать ее «Роль матери в истории».
Мастерс усмехнулась, не спуская глаз с Сони. Салинас же, казалось, тем временем полностью овладел ситуацией.
— Когда, — спокойно спросил он, — вы в последний раз говорили с Рикардо?
Соня задумчиво опустила взгляд.
— В ту пятницу. Когда моего сына в последний раз видели живым.
— И о чем вы говорили?
— Что мать Елены собирается в Италию вместе со своим дружком. И это несмотря на то, что произошло между Еленой и его сыном. Рики сказал, что у него больше нет сомнений в необходимости любыми способами бороться за Елену.
Настроение в зале изменилось. Присяжные настороженно прислушались. Мариан Селлер перестала протирать очки, вся обратившись в слух.
— Вы что-то сказали в ответ на его слова? — спросил Салинас.
— Да, — произнесла Соня, не поднимая глаз. — Я сказала, что готова приехать к нему — в тот же самый день, если ему нужна моя помощь. Но он ответил, что в состоянии сам позаботиться о Елене и что будет лучше, если я пошлю ему те деньги, которые потратила бы на авиабилет. Тогда я сказала, что подумаю и мы еще поговорим об этом, когда он позвонит в следующий раз. — Последние слова она произнесла укоризненным тоном, словно не могла поверить, что ее сын был способен поступиться ее присутствием ради денег. — Еще он сказал, что теперь у него есть могущественные друзья, которые помогут ему.
Паже сразу понял, что фраза «про могущественных друзей» вырвалась у нее помимо воли. Салинас выглядел обескураженным.
— Это она про людей Коулта, — шепнула Кэролайн.
— Вы часто говорили с Рикардо? — спохватился Салинас.
Услышав этот вопрос, Соня оживилась и, с гордостью посмотрев в сторону присяжных, произнесла:
— Каждую среду и субботу — с тех пор как он окончил университет. Рикардо никогда не забывал звонить мне. Ни разу за двенадцать лет.
Салинас понимающе посмотрел на нее.
— Но он больше не позвонил? Ни в субботу, ни позже?
Соня снова опустила глаза:
— Нет, не позвонил.
— Вы пробовали позвонить ему сами?
— Я хотела, чтобы он сам позвонил мне. — У нее задрожали губы. — Я думала, он расстроился из-за денег.
— Так вы пробовали позвонить ему?
— Я была очень зла на него, — сказала миссис Ариас, заламывая руки; на ее глаза навернулись слезы. — Понимаете, я совсем забыла, какой он — мой Рики.
Кэролайн понимала, что ей будет непросто добиться того, что она задумала.
Когда она встала, в ее взгляде, обращенном на Соню Ариас, сквозила растерянность.
— Что именно вы имели в виду, когда говорили, что Тереза Перальта не смогла стать поддержкой для вашего сына? — спросила адвокат.
Соня понимающе усмехнулась:
— Я имела в виду духовную поддержку. Она никогда не ценила того, что он не такой, как все, — его воображения, привлекательности, его непохожести на других мужчин. По-вашему, много ли найдется отцов, которые относились бы к своей дочери с такой беззаветной преданностью?
Кэролайн сохраняла непроницаемо-учтивое выражение.
— Таким образом, говоря о том, что миссис Перальта никогда не поддерживала Рики, вы не имели в виду финансовой поддержки?
Соня насторожилась.
— Нет.
— Но ведь она содержала его на протяжении пяти лет замужества, не так ли?
— Только после того, как он оставил адвокатскую практику. Он хотел основать собственное дело.
— Сколько раз Рики уходил с работы?
— Три. — Соня выглядела все более раздраженной. — Но один раз он оставил службу, потому что поступал в бизнес-школу. Рики говорил, что ему необходимо приобрести навыки предпринимателя.
— И отправил его в эту школу не кто иной, как Тереза? Учиться на магистра управления.
— Да, это так, — неохотно признала Соня.
— А затем она же дала ему деньги, чтобы он смог открыть собственное дело?
— Возможно, — миссис Ариас пожирала ее глазами, — но я тоже давала.
— Известно ли вам, куда пошли эти средства? Будь то деньги Терезы или ваши?
— Нет. — Соня на секунду замешкалась. — Рики преследовали неудачи.
Кэролайн держалась подчеркнуто холодно.
— Кто содержал Рики, до того как они поженились? — спросила она.
Соня Ариас смешалась.
Кэролайн подумала, что этот акт следовало бы назвать «Истинное лицо Рикардо Ариаса». Краем глаза она заметила, что Виктор Салинас начал проявлять нетерпение.
— Его содержали мы, — наконец ответила свидетельница. — И позвольте мне внести ясность. Я помогала им все студенческие годы, когда Тереза родила. Мне самой пришлось устроиться на работу.
— А сам Рики, он когда-нибудь зарабатывал деньги? — не унималась Кэролайн.
— Возражаю! — с места выкрикнул Салинас. — Трудовая биография мистера Ариаса не имеет отношения к делу.
— Да что вы? — парировала Кэролайн. — Не вы ли подняли вопрос о том, считает ли миссис Ариас, что у ее сына могла быть склонность к суициду? Как можно судить об этом, не ознакомившись с его биографией?
Лернер согласно кивнул.
— В каком-то смысле вы правы, адвокат, — заметил он. — Продолжайте.
В ожидании ответа Кэролайн снова повернулась к Соне Ариас.
— Мне трудно припомнить те места, где мог работать Рики, — желчно изрекла она.
Кэролайн помолчала, обдумывая следующий вопрос.
— Как насчет того времени, когда он еще жил с вами дома? — как бы невзначай спросила она. — Когда он учился в школе. Работал он или нет?
Соня растерянно молчала.
Мастерс было любопытно наблюдать, как та, боясь попасть впросак, мучительно пытается прочесть ее мысли. Наконец Соня решилась:
— Это было так давно.
— Позвольте мне помочь вам, — вежливо вызвалась Кэролайн. — По-моему, когда Рики было семнадцать, он летом подрабатывал в спортивном магазине Бернхарда — в Бронксе, неподалеку от вашего дома?
Соня словно язык проглотила. Салинас в нетерпении ерзал на месте.
— Да, — проронила свидетельница. — Теперь я припоминаю.
— А не звонил ли мистер Бернхард вашему мужу с требованием возместить ему убытки? Потому что он поймал Рики на утаивании выручки?
— Ваша честь, — раздался голос Салинаса, — обвинение просит разрешения провести обмен мнением с защитой.
— Пожалуйста, — сказал Лернер и кивнул Кэролайн, приглашая ее подойти.
Они с Салинасом встали напротив друг друга; Лернер взирал на них с высоты своего места председательствующего.
— В чем дело? — требовательным шепотом произнес Салинас. — Я пригласил данного свидетеля с целью уточнить две простые позиции. Первое: что у Рикардо Ариаса никогда не было склонности к суициду. И второе: то, что он, хотя и обещал, не позвонил своей матери в субботу, дает возможность установить вероятное время смерти. Воровал он деньги, когда учился в пятом классе, или нет, все это чистой воды диффамация[31], не имеющая никакого отношения к существу дела.
