Елена вдруг съежилась, точно испугавшись, что вот-вот произойдет нечто ужасное.
Харрис попыталась отвлечь ее:
— Как зовут девочку?
По-прежнему вглядываясь в воображаемую тьму, Елена нехотя произнесла:
— Тереза.
Каким бы странным это ни казалось, в этом была своя логика. Елена боялась сознаться, что девочка — это она сама, в то же время мать была тем человеком, с которым она отождествляла себя в наибольшей степени.
— Теперь Тереза будет в безопасности, — постаралась успокоить она Елену.
Девочка неожиданно энергично тряхнула головой.
— Крокодил не услышит ее. Собака съест его.
— О, у этого крокодила очень хороший слух. И он видит в темноте.
Елена скептически посмотрела на крокодила и более твердым голосом произнесла:
— Если крокодил останется здесь, завяжется бой.
Харрис положила руку ей на плечо.
— Все будет хорошо, — ласково сказала она. — Крокодил не боится ни собаки, ни разбойников.
Тут Елена с какой-то неистовой яростью схватила крокодила и запустила им в Харрис; в детских глазах стоял ужас.
— Нет! — выкрикнула она. — Тогда кто-нибудь обязательно погибнет.
Харрис обвила руками хрупкие дрожащие плечи.
— Все хорошо. Все будут целы и невредимы, — успокаивала она девочку.
Прижавшись к Харрис всем телом, Елена уткнулась лицом ей в шею. Денис не сразу поняла, что девочка плачет.
5
Стоило Паже увидеть Соню Ариас, ему стало не по себе.
Едва заняв свидетельское место, она метнула в его сторону по-птичьему недобрый взгляд. В облике женщины сразу же бросались в глаза многочисленные признаки, по которым можно угадать человека с расстроенной психикой: немилосердно выщипанные брови; выкрашенные хной, цвета желтоватого пергамента волосы, не вязавшиеся ни с ее возрастом, ни со смуглой кожей; тощие, как жерди, ноги и сухое изможденное лицо больного анерексией — потерей аппетита. Ее манера, озираясь, стрелять глазами напоминала одержимого параноика и одновременно фотомодель, позирующую перед объективами фотокамер. Соню, как «белую ворону», нельзя было не заметить. В памяти Паже возник образ увядшей кинозвезды из фильма Билли Уайлдера «Бульвар закатов», которую играла Глория Свенсон. Одним словом, чтобы исследовать наиболее темные стороны личной жизни Рики, лучше всего было начать с допроса Сони Ариас.
— Смотрела «Бульвар закатов»? — прошептал Паже, наклонившись к Кэролайн.
Та улыбнулась уголками губ, чтобы не заметили присяжные, и поежилась, как будто ей стало зябко. Это телодвижение вполне отвечало тем чувствам, которые испытывал Паже, глядя на Соню Ариас.
— Эта часть, — сквозь зубы процедила Кэролайн, — обещает быть занятной.
Салинас с самого первого вопроса вел себя с Соней Ариас крайне осторожно, формальной целью ее вызова в качестве свидетеля было установить, что Рики обещал позвонить ей в субботу, то есть на следующий день после того, как его в последний раз видели живым. На самом же деле предполагалось, что зрелище скорбящей матери должно до слез растрогать присяжных. Однако по тому, как властно она держалась, окидывая взглядом зал суда, словно требуя всеобщего внимания, было ясно, что добиться этого эффекта будет непросто. Когда Салинас задал первый вопрос по существу дела, женщина выдержала паузу, пока не убедилась, что взгляды всех присутствующих в зале прикованы к ней, после чего, вперившись глазами в Паже, неожиданно мстительно произнесла:
— Рикардо никогда не наложил бы на себя руки. Его отняли у нас. Вот почему он так и не позвонил мне.
Казалось, ее пылкие слова не произвели на Кристофера никакого впечатления. Тогда, выражая свое презрение, она резко отвернулась от него и уставилась на Салинаса.
Тот елейным голосом спросил:
— Почему вы уверены в этом?
Соня горделиво вскинула голову.
— Рикардо был примерным католиком — с самого его детства я сама следила за этим. Он знал, что самоубийство это грех.
Паже машинально посмотрел на Луизу Марин — та сидела, потупив взор, словно погрузившись в воспоминания собственного прошлого. Крис подумал, найдет ли она в себе силы поверить ему — ведь это значило бы поступиться убеждениями всей ее жизни.
— Ты собираешься и дальше наблюдать этот спектакль? — спросил он Кэролайн.
— Потерпи, — произнесла она, пожимая его за локоть. — Пусть Виктор немного позабавится с дебютанткой.
— Помимо религиозных убеждений вашего сына, — продолжал Салинас, — можете ли вы назвать какие-то черты его характера, которые не позволили бы ему совершить этот шаг?
— Он в жизни не брал в руки оружия. — Теперь Соня Ариас обращалась к присяжным. Казалось, она не очень-то внимательно слушает вопросы обвинителя. — С самого детства он был очаровательным мальчуганом с курчавыми черными волосами — мечта любой женщины. Всегда весел и полон жизни; во всем старался видеть только хорошее. В нем было невыразимое очарование: увидев его, в него нельзя было не влюбиться. — Соня помолчала и заговорила более решительным и резким голосом: — Никто не мог дать ему того, что он заслуживал. Если Рики в чем-то нуждался, он знал, что я дам ему это. Даже если ему и пришла бы мысль о самоубийстве, он поделился бы со мной.
Она окинула взглядом зал, точно ища поддержки.
— Она в точности такая, — прошептала Кэролайн, — какой ее описала Терри. — Не представляю, как ей удавалось различить, где кончается Рики и начинается его мамаша.
Паже не мог не заметить, что Соня Ариас начинает утомлять Салинаса.
— Как бы вы охарактеризовали отношения Рики с вашей внучкой Еленой? — спросил Виктор.
— Это были отношения беззаветной преданности, — с горечью произнесла Соня. — Он любил ее так же, как я любила его. Эта девочка еще не понимает, как ей повезло, что у нее был отец, который не утаивал своих чувств.
Теперь даже Елена оказалась недостойна своего отца. Паже было трудно судить, каким образом «любовь» этой женщины отразилась на Рики, но при мысли о том, что могла унаследовать Елена от такой бабушки и ее чада, сердце его преисполнилось сострадания и тревоги.
— Вы с Рики говорили о том, как отразился его разрыв с Терри на дочери? — поинтересовался Салинас.
— Это был не его разрыв, — хмуро буркнула Соня. — И я хочу, чтобы каждый, кто умеет слушать, понимал это. Впервые миллионы людей внимают истории Рикардо Ариаса, и я не успокоюсь, пока они не узнают всей правды о нем. — Она резко повернулась и указала рукой в сторону Паже. — Она бросила моего сына, чтобы сойтись с этим человеком. Тереза всегда была слишком честолюбива, чтобы стать Рики поддержкой, в которой он нуждался, и, наконец, бросила его с дочерью на руках. — Судя по голосу Сони, она испытывала странное удовлетворение. — Я предупреждала его с самого начала. Но Рики был слишком добр.
Паже почувствовал, что его терпение на пределе.
— Пожалуй, с меня довольно, — процедил он сквозь зубы.
— Спокойствие, — сказала Кэролайн. В следующую секунда она уже обращалась к судье Лернеру:
— Ваша честь, мне не хотелось бы сразу заявлять протест, однако позвольте сделать одно замечание. Волнение миссис Ариас вполне объяснимо. Но суждения относительно брака ее покойного сына, возможно, не вполне справедливы и корректны — не говоря уже о том, что они не имеют отношения к делу. Надеюсь, с помощью мистера Салинаса нам удастся более строго придерживаться фактов.
Лернер кивнул и с некоторым смущением посмотрел на свидетельницу:
— Миссис Ариас, когда вы отвечаете на вопросы мистера Салинаса, попытайтесь не уклоняться в сторону. Не сочтите за обиду, но именно так вы поможете нам наилучшим образом.
Соня повернулась к судье и подарила ему кокетливую улыбку, которая настолько не вязалась с тоном ее выступления, что показалась зловещей.
— Ну разумеется, — прощебетала она. — Я хочу, чтобы мой Рикардо гордился мной.
Лернер потупился.
— Да, — растерянно произнес он. — Благодарю вас.
Салинас преодолел замешательство и продолжал:
— Я так понимаю, главной заботой Рики была Елена?
Соня сцепила пальцы.
— Всегда. — Ее голос вновь обрел прежнюю категоричность. — Я умоляла его приехать ко мне в Нью-Йорк, чтобы снять стресс, который ему приходилось переживать постоянно. Но он не мог оставить Елену.
Салинас выдержал паузу и спросил:
— Говорил ли вам Рики о своих подозрениях, что сын мистера Паже покушался на растление Елены?
Присяжные замерли в ожидании ответа. Соня скрестила руки на груди и заявила ничтоже сумняшеся:
— Да. Я помню, когда Рики был еще ребенком, каким он был красавчиком — просто загляденье. Он всегда был красавец — до самой смерти. Я просто ума не приложу, какие же это должны быть родители, чей собственный сын вырастает извращенцем.
