еще совсем маленьким, подобным прекрасной звезде. Гектор называл его Скамандрием, а остальные — Астианактом, Владыкой города. Молча улыбнулся герой ребенку, Андромаха же, обливаясь слезами, стиснула ему руку и сказала:
— Погубит тебя твоя страсть к битвам! Неужели тебе не жаль ни сына-младенца, ни меня, твою жену, которую ты скоро оставишь вдовой? Если я тебя потеряю, мне будет легче в землю сойти, ибо мне не останется никакого утешения. Если тебя настигнет твой жребий, одна лишь печаль, и только печаль будет моим уделом. Ведь нет у меня ни отца, ни матери-царицы, ибо отца моего убил Ахиллес, разрушив Фивы. Было у меня семь братьев; в один и тот же день все они спустились в царство Гадеса, убитые быстроногим божественным Ахиллесом. Мать мою, царицу, он захватил в плен около лесистого Плака, но затем отпустил на свободу за огромный выкуп. В доме моего отца настигла ее богиня Артемида своей стрелой. Гектор, ты теперь для меня и отец, и мать, и брат, и ты же мой прекрасный супруг. Сжалься же надо мной, останься на башне, не делай сиротой своего ребенка и вдовой свою жену! Людей же своих поставь здесь у смоковницы, ибо здесь легче всего войти в город, здесь легче всего преодолеть стену. Трижды уже пытались враги это сделать.
Гектор же ответил ей:
— И я обо всем этом думаю, жена моя. Но ужасно я бы стыдился троянцев и длинноодеждных троянок, если б как трус прятался вдали от боя. Да и дух мой не склонится к тому, ибо я уже научился быть бесстрашным и всегда сражаться в первых рядах, защищая добрую славу своего отца и свою собственную. Ибо знаю я своим сердцем, что наступит день и погибнет священный Илион, а с ним погибнет Приам и народ копьеносца Приама. Но болит мое сердце не столько за троянцев, не столько за Гекубу, не столько за самого Приама-царя, за многочисленных моих братьев, которые как достойные воины падут во прах от рук врагов, сколько за тебя. Более всего я страшусь того, что тебя, плачущую, уведет грек, одетый в доспехи, и лишит тебя свободы, и, может быть, будешь ты в Аргосе ткать на чужом станке для чужеземки и носить воду из источников Мессеиды или Гиперии. И напрасно будешь ты отказываться — все равно необходимость заставит все это делать. И если тебя увидит кто-либо проливающую слезы, то скажет о тебе: «Это жена Гектора, того самого, который храбро сражался среди конеборных троянцев, когда бушевала война вокруг Илиона». Так скажет кто-либо и пробудит вновь твое горе, ибо затоскуешь ты по своему мужу, который защитил бы тебя от рабства. Но меня к тому времени уже засыплет могильная земля, и не дойдут до меня твои горестные крики и весть о твоем пленении.
Сказав это, к сыну наклонился славный Гектор. Но тот, плача, повернулся к груди кормилицы, испугавшись отца, его металлических доспехов и шлема, украшенного конской гривой. Засмеялся нежный отец, засмеялась и мать. Снял с головы герой свой блещущий шлем и положил его на землю. Затем он поцеловал сына и, покачав на руках, обратился с просьбой к Зевсу и другим богам, чтобы те сделали его сына еще более славным героем, чем он сам, Гектор. Потом передал сына в руки любимой супруги. Та прижала ребенка к своей благовонной груди, улыбаясь сквозь слезы. Сжалось сердце мужа. Лаская жену, с нежными словами отправил он ее домой. Сам же снова надел свой украшенный конской гривой шлем. Андромаха же пошла домой, часто оглядываясь на мужа, пока не достигла дома Гектора. Там она застала многочисленных служанок, которые также начали плакать. Так еще при жизни был оплакан ими Гектор в своем доме, ибо они не думали уже, что он еще раз вернется домой.
На рассвете Зевс на самой высокой вершине Олимпа созвал богов на совет и запретил им вмешиваться в борьбу. Потом он запряг златогривых быстрых коней, сам облачился в золото и взял в руки золотой бич. Затем он взошел на колесницу, ударил бичом коней, и они легко полетели между небом и землей. Быстро достиг он богатой источниками горы Иды и остановился на вершине Гаргара. Там он распряг коней и сел на вершину горы, гордый своим могуществом и глядя вниз на город троянцев и на корабли ахейцев.
Греки вооружались, троянцы также толпами выходили из города. Противники сходились друг с другом на поле боя. До тех пор пока солнце не достигло середины небосвода, исход борьбы был неясен. Но вот солнце достигло середины небосвода. Тогда отец Зевс взял в руки золотые весы и на одну чашу положил жребий смерти троянцев, а на другую — греков. Чаша с судьбой греков опустилась до самой земли, а со жребием троянцев — поднялась до неба. Сам Зевс с горы Иды разразился громом и ударил блестящей молнией в войско греков, которые, побледнев, ужаснулись.
Тут троянцы стали побеждать, а греки в страхе перед молнией Зевса — отступать.
Гера и Афина снова пришли на помощь грекам, но Зевс, увидев с горы Иды их приготовления, послал златокудрую Ириду к ним с угрозой, что если они, несмотря на его запрещение, снова примут участие в борьбе, то он лишит силы их коней, разобьет их колесницы, а им самим молнией причинит такие раны, от которых они и в течение десяти лет не вылечатся. Волей-неволей пришлось богиням повиноваться. Оры распрягли их пышногривых коней и привязали их к яслям, полным амброзии, а колесницы прислонили к стене. Гера и Афина, хоть и с неспокойным сердцем, заняли свои места среди других богов.
А Зевс-отец прибыл с горы Иды на Олимп и повторил свое запрещение: Гектор будет беспрепятственно истреблять греков до тех пор, пока Ахиллес снова не вступит в борьбу.
Агамемнон уже горько раскаялся в своем слепом гневе. Он готов был просить прощения у оскорбленного Ахиллеса, возвратить ему Брисеиду, умилостивить его драгоценными дарами, красивыми пленницами. Если греки возьмут Трою, то лучшую часть добычи он уступил бы Ахиллесу. А если им удастся возвратиться в Аргос, то он его возьмет в зятья, будет относиться к нему, как к своему любимому сыну Оресту. Ахиллес сможет выбрать себе в жены без выкупа любую из трех дочерей Агамемнона, какая ему понравится, и взять ее с собой в дом Пелея. Агамемнон подарит ему также семь многолюдных городов, с которых Ахиллес может собирать богатую дань. Вожди отправили послов к Ахиллесу, чтобы
