они передали ему обещания Агамемнона. Во главе посланных был поставлен Феникс, старый воспитатель Ахиллеса. Посланцами были отправлены великий Аякс, сын Теламона, и Одиссей. Их сопровождали двое слуг-вестников.
Ахиллес в это время наслаждался игрой на звонкой форминге, инструменте тонкой работы с серебряной перемычкой сверху. Он воспевал подвиги мужей. Напротив него сидел один лишь Патрокл, молча дожидаясь окончания песни внука Эака. Увидев пришедших посланцев, оба они поднялись со своих мест. Ахиллес оставил свою лиру. Он гостеприимно принял их и приказал Патроклу приготовить пир. Уже в конце трапезы Одиссей поднял кубок за Ахиллеса и перевел речь со щедрости хозяина на бедственное положение греков. Он изложил мирное предложение Агамемнона. Но сердце Ахиллеса не смягчилось.
— Агамемнон ненавистен моему сердцу, подобно воротам Аида. На своих кораблях я захватил двенадцать приморских городов, а пеший захватил одиннадцать в неприветливой земле Трои. Добычу свою я всегда отдавал ему, и он брал из нее лучшую часть. Самым храбрым царям он также дарил подарки, их они могли сохранить до нынешних времен. И лишь у меня он отнял то, что я добыл для себя, — женщину, которая была дорога моему сердцу. Но ради чего греки бьются с троянцами? Зачем привел сюда столько народа сын Атрея? Не ради ли одной пышнокудрой Елены? Или, может быть, никто не любит своих супруг, кроме двух сыновей Атрея? Ведь каждый муж, в ком есть душа, любит свою жену и заботится о ней. Так и я Брисе-иду сердцем любил, хотя она была лишь моей пленницей, добытой острием моего копья. Но теперь довольно, больше меня не обманет Агамемнон. Только с вами одними пусть защищает он корабли от гибельного огня. Я ведь вижу, что и без меня он многое успел сделать: построил стену, выкопал широкий и глубокий ров вокруг стана, а также поставил колья. Но этим он не сможет сдержать силы мужеубийцы Гектора. Пока я еще сражался среди вас, не осмеливался Гектор завязывать бой вдалеке от города. По крайней мере, если он доходил до Скейских ворот и до дуба, то там уже ждал его я, именно там он едва спасся от меня. Но теперь я не желаю сражаться с Гектором. Завтра, принеся жертвы Зевсу и другим богам, я со своими кораблями отправлюсь домой. Если Посейдон, колеблющий землю, даст мне счастливое плавание, то на третий день я достигну своей плодородной Фтии. Самое лучшее, по-моему, это жизнь: все богатства Трои не сравнятся с жизнью. Если душа хоть однажды улетела через уста, то вместо нее ты не найдешь новой ни при каких трофеях. Сказала мне моя мать, быстроногая богиня Фетида, что я смогу выбирать один из двух жребиев: если я останусь здесь и буду сражаться под городом Троей, то не будет мне возврата домой, но останется моя слава; если же я возвращусь на свою любимую родину, то погибнет моя слава, но жизнь будет долгой. Я бы и вам посоветовал возвратиться домой, ибо не разрушить вам Трои никогда, так как ее защищает своей рукой громовержец Зевс, а ее народ преисполнен мужества. А теперь идите и отнесите мой ответ. Феникс же пусть останется здесь и переночует в моем шатре, чтобы завтра утром, если он захочет этого, отплыть вместе со мной на родину.
Лишь один престарелый Феникс попытался возразить Ахиллесу, роняя слезы из глаз. Остальные молча выслушали суровые слова Ахиллеса. Но и Феникс напрасно ссылался на то, что он часто носил у своей груди Ахиллеса, когда тот был ребенком. При отправлении же в Трою Пелей послал его вместе со своим сыном, чтобы он всегда со своей помощью и советом был рядом с Ахиллесом.
Так они и ушли с этим ответом Ахиллеса. Лишь Феникс остался там; Патрокл со слугами приготовил для него ложе в шатре Ахиллеса. Агамемнон в своем шатре уже ждал ответа Ахиллеса. В замешательстве выслушали вожди речь Одиссея, изложившего ответ Ахиллеса. Но вот вскочил Диомед:
— Славный Агамемнон, нельзя было просить о милости Ахиллеса, только еще больше высокомерия вселил ты в его гордое сердце своей просьбой.
Оставшимся вином совершили вожди возлияние богам и разошлись по своим шатрам. Так они отдыхали и наслаждались дарами сна.
Сладкий сон не коснулся лишь Агамемнона, пастыря своего народа. Из глубины его сердца вырывались горькие вздохи, а душа его трепетала за греков. Он смотрел на равнину перед Троей и удивлялся множеству сторожевых огней, а также звукам флейт, свирелей и шуму людской толпы. Потом глядел он на греческие корабли и на поредевшее войско ахейцев и в отчаянии рвал на себе волосы. Собрал он ночью совет вождей.
Нестор заговорил первым. Он спросил, не найдется ли такой смельчак среди воинов, кто бы мог, пробравшись в стан троянцев, узнать их намерения — будут ли они и далее стоять вокруг кораблей греков или возвратятся в город утром.
Эту задачу взял на себя Диомед, но попросил дать ему спутника. Ведь вдвоем большего можно достигнуть, так как один будет помогать другому и то, чего не заметит один, увидит другой. Герои заспорили, так как многим хотелось сопровождать Диомеда. Диомед выбрал товарищем Одиссея, ибо сам он при своей храбрости нуждался именно в осмотрительности этого любимца Афины Паллады.
А тем временем и Гектор не дал спать троянцам. Он также хотел послать кого-нибудь к грекам, чтобы разведать, охраняют ли они стоянку кораблей или уже готовятся к бегству. Явился Долон, грубый, но быстроногий воин в доспехах, богато украшенных золотом и медью. Он взял на себя задачу пробраться к кораблям Агамемнона и подслушать речи на совещании греческих вождей. Но Долон не принес Гектору известий из греческого стана. Не успев отойти далеко, он попал в руки Одиссея и Диомеда. Одиссей стал расспрашивать его о стане троянцев, и Долон, отвечая на вопросы Одиссея, рассказал о расположении стана, о том, что в лагере нет особой стражи — каждый троянец бодрствовал около своего огня. Но союзники троянцев спали спокойно, предоставив охрану троянцам, так как у союзников не было поблизости ни детей, ни жен. Герои обратили особое внимание на то, что Долон упомянул о только что прибывших фракийских союзниках Трои, о фракийском царе Ресе и его конях.
— У него самые большие и самые красивые кони. Они белее снега и быстры как ветер. Колесница царя покрыта золотом и серебром. Сам же он прибыл в огромных золотых доспехах, вызывающих удивление. Их следовало бы носить не смертному человеку, а бессмертному богу.
Выведав у Долона
