class="p1">— Сам не знаю…
— Ты летал когда-нибудь на самолете?
— Нет.
— Вот здорово! Не успеешь оглянуться, как уже на месте. Я, конечно, страшно волновался, застану ли ее в живых… В тот день я, как обычно, пошел в типографию. Только приступил к работе, как мне дали подборку телеграмм из провинции. Одна из первых оказалась из Янины. Автобус номер такой-то, — говорилось там, — следуя по маршруту Янина — Додона, сорвался в ров глубиной двенадцать метров. Из пассажиров ранены такие-то и такие-то… Ну вот, когда я набирал фамилии раненых, мой взгляд вдруг остановился на имени: Элли Карела, тридцать два года, учительница… Пальцы у меня онемели, и все поплыло перед глазами. Я бросил работу. «Я ухожу», — заявил я начальнику. И, недолго думая, позвонил в агентство аэрофлота узнать, когда есть самолет на Янину. Мне ответили, что через пять минут на аэродром отправляется автобус. Я схватил такси и, понимаешь, успел. Даже руки не помыл… Скажи, мог я тебя предупредить?
— Конечно, нет.
— Всю ночь я просидел в больнице, Элли была без сознания. Я узнал ее с первого взгляда, как только вошел в палату, хотя она лежала вся забинтованная. В тот день никто больше не справлялся о ней. Назавтра она пришла в себя. «Это моя родственница», — сказал я врачу. И самое удивительное, что она меня сразу узнала. «Спасибо тебе, Статис», — прошептала она, словно мы не расставались даже на час. Подумай, какое удивительное стечение обстоятельств… А если бы кто-нибудь другой набирал телеграммы из провинции?.. Мне бы даже не попалась на глаза эта телеграмма, потому что часто незначительные местные сообщения выкидывают при верстке, если вдруг происходят какие-нибудь более важные события. На следующий день мы с Элли поговорили подольше… К счастью, у нее нет ничего особенно серьезного — легкое сотрясение мозга и перелом руки. Я объяснил ей, что случайно оказался в Янине, и прочел о несчастном случае в местной газете. Красивый город Янина… Через месяц она сможет приехать в Афины… Теперь я жду письма от нее… Сколько дней меня не было?
— Четыре.
— Сегодня в полдень я пришел в больницу с охапкой цветов. Врач удивился… Все понял, конечно, ну да бог с ним! Когда она приедет, ты ее увидишь, она все та же, говорю тебе, хотя прошло двенадцать лет… — Статис замолчал, закрыл глаза, может быть, чтобы поразмыслить над тем, что значит двенадцать лет. Потом предложил Ангелосу: — Давай прогуляемся? Сейчас, после дождя, на улице должно быть хорошо.
— Но…
— Чего ты боишься? Ведь ты чуть было не ушел один и неизвестно куда…
— Я хотел спастись… избежать опасности…
— Пошли, подышим свежим воздухом и поболтаем… Никто нас не задержит.
— Поздно, лучше поговорим здесь.
Статис больше не настаивал. Он чувствовал приятное головокружение. Завтра он вернется к своей работе, а через месяц приедет Элли.
— Ангелос, ты думал, что тебе делать дальше?
— То есть?
— Да вот, долго ли еще ты будешь скрываться? Неужели так и пройдет твоя жизнь, здесь ли, в другом ли месте? Я считаю, тебе это не к лицу…
— И я тоже… Но я не нашел еще выхода.
— Что ж ты будешь делать?
— Останусь здесь еще на несколько дней, чтобы лучше обдумать…
15
Андонис с нетерпением ждал дождя, но прошло уже две недели, а не упало ни капли. Каждое утро он смотрел на небо, наблюдал, как сгущаются облака, но когда ему казалось, что польет как из ведра, вдруг тучи рассеивались и сияло яркое солнце. Дни тянулись скучно и однообразно. Дом точно вымер. Приятели Евтихиса убрали мусор, навели порядок в мастерской. Все было готово, но станки еще не привезли. Произошла задержка. Пока не снимут ареста с имущества их прежнего владельца, станки нельзя будет получить. Евтихис уходил и возвращался все с тем же туго перевязанным пакетом лир. Газетная бумага на нем замусолилась и истерлась. Он не желал платить ни драхмы до тех пор, пока станки не будут погружены на машину.
Андонис решил взяться опять за работу торгового агента. Много времени потратил он зря на возню с консервами и прочими убыточными делами. Позавчера, когда светило солнце, он предложил Вангелии прогуляться, но она ответила, что у нее нет настроения. «Хорошо, как хочешь…» Теперь им негде варить обед, и он приносит поесть что-нибудь готовое, но они с Вангелией не садятся вместе за стол, и часто еда остается нетронутой. Иной раз, когда он пишет или считает, Вангелия ставит перед ним тарелку, и он жует машинально, капает на брюки и вытирает рот листом бумаги, испещренным цифрами. Он не бреется, ходит грязный. В комнате у них ничего не изменилось с того воскресенья, когда туда кое-как свалили все вещи. Вангелия движется бесшумно, не произносит ни слова, и, может быть поэтому, дом кажется таким заброшенным и неустроенным. Она не следит за тем, чистая ли у него рубашка, пора ли ему сменить носки, и не стелит уже скатерть на стол. Всюду лежит толстый слой пыли, на тарелках плесневеют объедки, и кровать весь день остается незастеленной. Консервы оказались никуда не годными, и самое ужасное, что Андонису нет оправдания.
Андонис сложил бумаги и собрался уходить. Вангелия раскладывала для просушки одеяла на подоконнике и даже не поинтересовалась, придет ли он обедать. Чтобы сказать хоть что-нибудь перед уходом, он остановился в дверях и спросил:
— Почему Измини бросила поливать цветы?
— Видно, она впала в отчаяние.
— Значит, цветы как-то связаны с Ангелосом?
— Так я поняла.
— Жаль… Они очень украшали двор.
— Многое на свете прекрасно, пока мы любим.
— Да, — согласился Андонис. И, помолчав, добавил: — Не жди меня к обеду, я не знаю, когда освобожусь…
— Приходи, когда хочешь, — равнодушно ответила она.
Наконец Андонис не выдержал.
— Вангелия, ты считаешь, что так можно жить?
— Я же тебе не мешаю. Ты ничем не связан. Не этого разве ты добивался?
— Долго ли так будет продолжаться? Даже с соседями обычно здороваются, время от времени перебрасываются несколькими словами.
— Тебя опять гложет страх? Может быть, неприятности с векселями? Успокойся, если тебя будут разыскивать, я скажу, что ты в отъезде…
Когда глаза ее успели стать такими жестокими? Она разговаривает, как чужой, посторонний человек. Андонис ушел, опустив голову. «Здесь сражение проиграно. У меня еще остается улица».
Во дворе его окликнул Евтихис и с важным видом сообщил, что беседовал с Тодоросом о займе.
— Кажется, он готов нам помочь.
— На каких условиях?
— Я не мог без тебя договариваться с ним… Он ждет
