Идоменей и Феникс. Ахиллес все оплакивал Патрокла:
— Не было б больше печали, если бы услышал я о смерти моего отца, который теперь во Фтии проливает слезы, тоскуя по мне.
Так говорил он, рыдая. Старцы также вздыхали, вспоминая о том, что оставили дома. Увидел и пожалел их сын Кроноса. Послал он Афину, которая нектаром и амброзией оросила грудь Ахиллеса, чтобы тот не изнемог от голода.
Тем временем Зевс приказал Фемиде созвать богов. Та пошла и призвала всех во дворец Зевса. Явились все, кроме Океана, никто не остался — ни потоки, ни реки, ни нимфы, живущие в прекрасных рощах, в источниках и на цветущих лугах. Зевс объявил, что теперь они могут идти на поле троянской битвы и каждый может помогать кому хочет. Сам же он останется на Олимпе и будет оттуда любоваться картиной битвы. Отправились боги и богини. Гера, Афина Паллада, Посейдон, Гермес и Гефест стали возле греков, а Арес, Аполлон, Артемида, Латона, бог реки Ксанфа и Афродита помогали троянцам.
Когда боги сошли на землю, греки уже побеждали, ибо среди них появился Ахиллес.
Герой искал только Гектора, но Аполлон послал против него Энея. Боги, отступив, наблюдали за смертными сыновьями двух богинь: за сыном Фетиды — Ахиллесом и за сыном Афродиты — Энеем. Когда же они заметили, что Ахиллес уже вот-вот убьет Энея, то вмешался Посейдон, хоть он и был всегда на стороне греков:
— Идемте, спасем Энея от смерти. Разгневается на нас сын Крона, если Ахиллес его убьет. Ведь ему предназначено роком спастись, чтобы не исчез бесследно, лишившись потомства, род Дардана, ибо больше всех своих смертных детей любил его Зевс. Род же Приама Кронид ненавидит, а потому и уничтожит его. Так что теперь Эней и его потомки из поколения в поколение будут править троянцами.
Когда же троянцы, преследуемые Ахиллесом, добежали до реки Ксанфа, богатой водоворотами, они стремглав бросились в реку, как саранча, изгнанная с полей бушующим огнем. Сам же Ксанф, бог глубоководной бурной реки, счел это чрезмерным и, поднявшись из глубин в мужском облике, обратился к Ахиллесу:
— О Ахиллес, никого нет сильнее тебя и дерзостнее в поступках. Если уж позволил тебе сын Крона перебить всех троянцев, то кончай свое ужасное избиение, выйдя из моего русла в поле. Прекрасные мои волны переполнены трупами, и не могу я излить свои воды в божественное море, ибо мертвые тела преграждают мне путь. Ты же продолжаешь ужасные убийства. Но довольно их было. Остановись. Я удивляюсь и прихожу в ужас, глядя на тебя, вождя народов.
Ахиллес внял журчанию потока:
— Так и будет, как ты приказываешь, божественный Скамандр.
Но опьянение битвы несло его дальше, он не мог остановиться, пока не прогнал троянцев до города, чтобы там помериться силами с Гектором.
Бог реки собрал все свои силы против Ахиллеса. С ревом стал он выбрасывать из волн трупы, пряча живых, чтобы спасти их от рук Ахиллеса. Раздувшись, кинул он свои волны против Ахиллеса, стремясь его уничтожить. Тот уже потерял почву под ногами и ухватился руками за мощный вяз, но берег реки обрушился, и дерево свалилось. Густая крона его загородила поток, дерево, как мост, соединило его берега. Цепляясь за упавшее дерево, выбрался на берег Ахиллес. Но река не успокоилась, черные волны преследовали героя, грозя поглотить его. Из затруднительного положения вывели его Посейдон и Афина Паллада. Однако Скамандр обратился за помощью к своему брату, реке Симоэнту, и снова пошел против Ахиллеса, вздымая высокие волны, хлеща его пеной, кровью и кидая на него трупы. Поток чуть было совсем не поглотил героя, когда Гера послала к реке Гефеста — в борьбе богов он был достойным противником Ксанфа, — чтобы Гефест остановил огнем вышедшую из берегов реку. Огонь иссушил силу реки, и лишь после этого Скамандр обещал, что он прекратит преследование Ахиллеса и не будет помогать троянцам, даже если греки зажгут город. Тогда белорукая Гера отозвала своего хромого сына обратно.
Ахиллес был уже вблизи города, троянцы бежали перед ним. Приам раскрыл городские ворота, чтобы принять спасающихся.
Лишь Гектор остался вне городских стен, у Скейских ворот, скованный несущей гибель Мойрой.
Приам увидел прежде всего приближающегося Ахиллеса, затем Гектора у ворот и протянул к Гектору руки с мольбой. Плача, призывала сына и Гекуба, но Гектор не слышал их.
Ахиллес уже приближался, потрясая своим огромным копьем. Гектор обратился к Ахиллесу, призывая его только согласиться с его предложением: победитель снимает с побежденного оружие, а тело отдает близким.
— Гектор, злодей, не говори мне о соглашении! Как невозможен договор между львами и людьми, как нет согласия между волками и ягнятами, ибо всегда они желают гибели друг другу, так и я не могу найти для тебя дружеского слова, и между нами невозможен никакой договор, пока мы живы оба. Теперь собери все свои силы, ибо тебе уже не спастись. Афина Паллада моим копьем тебя победит, так что ныне ты сразу заплатишь за все, за смерть моих товарищей, убитых тобой!
И Ахиллес копьем уже ищет, где меньше всего защищают Гектора добытые им у Патрокла доспехи. Вот уже жизнь едва держится в теле Гектора, а он все еще просит Ахиллеса выдать тело его отцу и матери, которые дадут за него богатый выкуп, просит, чтобы тело не было растерзано собаками, но сожжено троянцами и троянками на костре. Но Ахиллес неумолим. И тогда, умирая, сказал ему шлемоблещущий Гектор:
— Берегись, чтоб не разгневались на тебя боги за меня. Настанет день, когда Парис и Феб-Аполлон, каким бы героем ты ни был, убьют и тебя у Скейских ворот!
Ахиллес не придал значения этому пророчеству:
— Умирай! А я приму свою смерть, когда бы Зевс и другие боги ни захотели послать мне ее.
Ужасное бесчестье придумал Ахиллес. Он проколол в лодыжках обе ноги Гектора и, продернув ремень через них, привязал его к колеснице. Прекрасную голову его он оставил лежать на земле, чтобы она волочилась в пыли за колесницей, которую кони, подгоняемые бичом, повлекли к кораблям. И Зевс позволил врагам так опозорить Гектора на земле его родины! Отец и мать Гектора видели со стены, как пыль облепила голову их сына. Мать его рвала волосы на своей голове и, далеко отбросив роскошное покрывало, рыдала, глядя на сына. Горько рыдал и отец, которого едва смогли удержать, чтобы он не бросился к Ахиллесу с мольбой. Ужасные рыдания наполнили весь город. Услышала их Андромаха, которая до того, ни
