и закрыла их руками. Кто-то из той же группы похожих на разбойников спасителей вскочил на козлы, и раздавая удары хлыстом направо и налево попытался тронуться с места. Ему это почти удалось – лошади медленно, но верно прорезали толпу. Рядом с ними шли наемники, ощетинившись шпагами и арбалетами. Ее отнесло еще ближе, и она оказалась совсем рядом с альдой, чьи лицо и фигура были теперь почти полностью скрыты плащом с капюшоном, и высоким бледным мужчиной со шрамами на лице, в котором она узнала командора Рохаса по прозвищу Меченый, частого гостя в таверне «Золотой меч», соседствующей с ее лавкой.
Между тем, несмотря на непрерывный колокольный звон, толпа не унималась, хотя те, кто стоял близко к краям площади, начали разбегаться. Жанна приподнялась на цыпочки и увидела гвардейцев, разгонявших народ. Некоторые из собравшихся, однако, спасаясь от гвардейцев, кинулись не на близлежащие улочки, а наоборот, вглубь площади. Жанну вновь подхватило и понесло. Давка все усиливалась, тут и там начали раздаваться крики и стоны.
Меченый оглянулся по сторонам, и Жанна, встретившись с ним взглядом, невольно содрогнулась и с трудом подавила желание осенить себя священным знаком: выражение его лица его не предвещало ничегошеньки доброго. Его люди выстроились клином, выставив вперед шпаги и кинжалы, судя по всему, решив прорваться во что бы то ни стало. «Создатель всеблагой, что же сейчас начнется», с ужасом подумала лавочница.
Внезапно колокольный звон стих. В оглушающей страшной тишине прямо у нее над ухом вдруг раздался неодобрительный голос «Ты видела, как она каменья дорогущие на ветер швырк-швырк, вот ведь вы бабы какие, стало быть, и в аду у них такие же порядки…». Тут говоривший ойкнул и умолкнул. Толпа снова забурлила, загалдела и пришла в движение. Жанна приподнялась на цыпочки и увидела, что впереди люди расступаются, словно пропуская кого-то. Через несколько мгновений она поняла, что происходит.
На площадь вступали сармалаты.
По мере приближения процессии народ опускался на колени. Булыжники мостовой больно впивались в колени, в ушах до сих пор стоял колокольный звон, но Далия, которая не переставала сжимать руку Сида, уже ни на что не обращала внимания. Взгляд ее был устремлен вверх, где высоко в чистом безоблачном небе парила белоснежная птица. Птица, судя по издаваемым резким пронзительным крикам, была обычной чайкой, но Далии в ее появлении виделось что-то мистическое, словно Создатель ниспослал ей особый знак, а может быть, и самого селестина в облике птицы с целью спасти ее. Тело ее стало легким и воздушным, она ощущала какую-то невероятную благость и единство с этим миром. Через несколько минут Магистр в своей фиолетовой мантии остановился прямо перед ней и возложил ей руки на голову в знак благословления. По площади пронесся одобрительный шепот.
– Ты очень грешна, дочь моя, и грехи твои навлекли на тебя беду, – возвестил он, – однако же как солнце всходит и прогоняет ночь, так и свет веры изгоняет из душ наших тьму. Покайся в своих прегрешениях и сделай шаг в свет.
Далия в ответ произнесла заученную с детства фразу, чувствуя, как отдается в ней каждое слово, и осенила себя священным знаком.
Магистр кивнул и протянул ей руку, приглашая присоединиться к процессии, и величественно проплыл дальше.
– Неужели ты думала, что я отправлюсь на такое дело без кольчуги или железного нагрудника? За кого ты меня принимаешь, – выговаривал ей Сид, гладя ее по волосам.
Они, наконец, выбрались с площади и отошли на более или менее безопасное расстояние, к переулку Стекольщиков, где их дожидался слуга с лошадьми, привязанными к решетке сада.
– С такого расстояния, правда, арбалетный болт пробивает любое железо, потому немного все же досталось.
Вместо ответа она снова уткнулась ему в плечо, вдыхая знакомый запах потертого кожаного колета. Внезапно она встрепенулась:
– Нужно ехать немедленно в Боабдиль к тетушке, Фейне угрожал убить всех, кто находится в доме! И отправить кого-то к Лавинии и Амато, предупредить их.
– Из города никого не выпускают, не волнуйся. И принцу сейчас есть о чем побеспокоиться, кроме твоей тетушки и друзей.
В переулке вдруг стало темно: узкий проход оказался перекрыт отрядом гвардейцев. Судя по форме, они принадлежали к городской страже. Сид положил было руку на эфес шпаги, но словно вспомнил о чем-то и обреченно вздохнул. Далия с запоздалым беспокойством подумала, что он был ранен. Бледный от волнения сержант, после долгих колебаний, наконец, решился:
– Простите, командор, но у меня приказ арестовать вас. А вас, танна – препроводить к его величеству.
Далия в отчаянии завертела головой, силясь понять, что происходит. Внезапно на нее обрушилось воспоминание о побеге из Пратта. По всей очевидности, король узнал о роли Меченого в этой истории, и теперь в его глазах они оба были преступниками.
– Все будет хорошо, – Сид поцеловал ее и вскочил на коня. – Я скоро вернусь.
Она смотрела ему вслед, как когда-то в Арласе.
30
Король ждал ее в кабинете, находящемся на одном из верхних этажей Звездной башни Торена. Он поприветствовал ее самым будничным тоном, словно они расстались только вчера после ужина, и вопросительно взглянул на гвардейца:
– За ее величеством уже послали.
– А Шевель?
– Должен быть с минуты на минуту, только что прибыл гонец от него.
– Ваше величество, лейтенант Шевель … – в нерешительности начала она, не зная, с какой стороны подступиться к сообщению о том, что лейтенант личной гвардии короля перешел на сторону заговорщиков. Которыми оказались его жена и кузен.
– Не волнуйтесь, лейтенант – наш верный слуга, – заявил ей король тоном, исключавшем возможность дискуссии. – Располагайтесь, дорогая.
Далия уселась в кресло, стоявшее полубоком к королевскому столу, и принялась с любопытством оглядываться. Ей ни разу не приходилось здесь бывать. Кабинет представлял собой большую квадратную комнату с прорубленными по всему периметру окнами в пол, из которых был виден весь город. Прямо перед ней расстилалась рыночная площадь, а за ней храм пророчицы Дарсины с прилегающим монастырем, слева – богатые кварталы, где жила знать и именитые горожане, справа –Арсенал и кварталы ремесленников и городской бедноты, за спиной виднелась гавань, а вдалеке поблескивала зеркальная гладь Моренского залива.
– Как вы себя чувствуете? – осведомился Эрнотон.
Она заверила его, что чувствует себя превосходно. На лице короля виднелись отпечатки бессонной ночи: его смуглое лицо было довольно бледно, черты его заострились, появились мешки под глазами, однако он держался совершенно спокойно и непринужденно, словно ничего особенного не происходило. Извинившись перед ней, он вернулся к изучению
