https://t.me/drugogomira_public/147
“…на это солнечное лицо”
https://t.me/drugogomira_public/149
====== XVIII. Зарекись ======
Я не знаю большего проявления доброты,Чем твой свет, что не боится моей темноты.(Шахназ Сайн)
Снова сон. Сон, из которого в наружность не хочется, пусть в наружности последнее время совсем неплохо. Не кривя душой. С недавних пор монохром реальности неожиданно стал напитываться цветами: эти еле уловимые изменения ты не отслеживал, а заметил их вдруг, обернувшись из дня сегодняшнего за плечо – в минувшую серую весну, предшествующую ей зиму; оглянувшись на многие годы назад, в прошлое.
Если опускаться до банальных, зато наглядных сравнений, то вечная мерзлота и кромешный чернильный мрак без предупредительного выстрела сменились рассветом. Которого ты уже не ждал. Лучинка в непроглядной тьме внезапно разгорелась в пламя, прогнала мглу и стужу. Сначала ты ничего не понял, а потом ка-а-ак понял. От света режет глаза.
Вот оно как у вас, людей, тут всё устроено? Ты уже и забыл: годы и годы в холодном подземелье превратили тебя в слепого, обросшего толстой шкурой крота. А здесь, оказывается, тепло и буйство красок, и жизнь совсем другая. Жизнь – она, оказывается, есть.
Ты, блин, не знаешь, как она опять это сделала. Её свет никогда не страшился твоей темноты. Что двадцать два года назад, что сейчас. В детстве она стала не пластырем на рану, а бальзамом. И сейчас снова им стала. И ведь даже не догадывается об этом, даже мысли такой не допускала и не допустит.
Она умудрилась даже кошмары твои ночные разогнать, ты перестал в липком поту вскакивать в пять утра: теперь ночами ты спишь, а не пережидаешь их за работой. Спишь примерно как убитый. До шести, семи, восьми. Вот сейчас на часах полдевятого, а ты только глаза продрал. Теперь тебе не снится вообще ничего. Точнее, некоторое время не снилось. И до этого откровения ты тоже допер не сразу, а лишь когда заметил свою зарю, вот тогда. Сопоставил примерные даты, события, эмоциональный фон и получил «один к одному». После первого открытия второму уже не особо и удивился.
Чем ты заслужил её прощение? В твоей голове объяснения нет. Что не отменяет самого факта: после всего, что ты натворил, по каким-то непостижимым причинам, но ты прощен. Пусть и тринадцать лет спустя, но какая теперь разница, а? Сердце шепчет, что нет, не заслужил ничем. Что людям жизнь ты умеешь лишь портить. Что это огромный аванс. Беспроцентный кредит доверия. За свой нежданный рассвет ты готов расплачиваться по этому кредиту всю жизнь, хотя никто до сих пор так и не выставил счёта. Она и не выставит – потому что это Она. Если счета и ждать, то, по ходу, как всегда, прямо сверху, почтовым голубем. Вот что пугает. До чертиков. Каким он будет, этот чек? Ты по стольким уже выплатил, что кажется странным задаваться этим вопросом в слабой надежде на иную сумму. Вот что пугает: ты знаешь цену.
Как бы то ни было, с какой бы готовностью, остервенело рвясь с цепей, ни лезли из всех щелей страхи, лишать себя света ты не можешь и не хочешь искать на это безумие силы. Ты всё еще пытаешься балансировать на острие. Потому что со светом уютно, а без – херово настолько, что теряешь смыслы. Потому что наотрез отказываешься добровольно возвращаться в удушливые объятия одиночества. Потому что отчетливо понимаешь, что выпилиться ты пока не готов, что бы тебе там «цыганки» всякие не напророчили. Или уже не готов. «Уже», между прочим, весит гораздо больше, чем «пока».
Что сути, в общем-то, не меняет.
А сон… Сон затмевает самые смелые, самые пьяные надежды, которые ты только мог себе разрешить в попытке спастись от навязчивой идеи разменять этот свет на тот раньше положенного. Сегодня тебе дали его досмотреть, и ты просыпаешься с пустой головой, стертой памятью и пораженный осознанием –
Никогда. Ничего подобного. За всю твою жизнь. С тобой не случалось.
Тебя вернули в наружность, а в душе осталось жить согревающее нечто. Что это? Это же нежность, да? Наверное, если книжкам верить. Черт знает, может, и нет. Может, она как-то иначе должна ощущаться… Нечто незнакомое, неведомое, сбивающее с толку, но точно очень, очень жизнеутверждающее. Что-то, мгновенно становящееся новой целью, в которой смутно, но уже отдаешь себе отчет: жить дальше стоит хотя бы ради того, чтобы испытать эти эмоции не во сне, а наяву.
Воздух пахнет солнцем, напитан капельками эйфории. И ты вдыхаешь его полной грудью. И выдыха-а-аешь.
Сегодня сольник. Малая обещала быть, хочется надеяться, что без свиты «товарищей». Этот день не омрачит ничто.
***
Открытая веранда во дворике небольшого московского клуба, где «Мамихлапинатапай» отыграет сегодня последний летний концерт, к их раннему появлению оказалась полностью готова. Честно говоря, Егор не припоминал, когда последний раз такое было – пожалуй, что и никогда. Но нет – их фургончик с инструментами, каким-то чудом объехав воскресные московские пробки, прибыл ко времени, а местный инженер и звукорежиссер уже поджидали на площадке: ржали в унисон в ожидании группы, явно найдя общий язык. Добрый знак. Но и это еще не всё. К его вящему удивлению, обнаружилось, что и свет вывешен, и бэклайн{?}[инструменты и усилители] установлен. Что и сцена уже подключена к кабелям, и кабели эти – немыслимо! – разложены ровно, что трамвайные рельсы, а не образуют под ногами хаос, лишая техников шанса быстро сориентироваться в случае непредвиденной ситуации.
Более того, на месте обнаружилась вся команда. Где это видано, где это слыхано, чтобы никто из коллектива не забыл дома инструмент или нужные провода, а заодно, значит, и голову? Чтобы никто не возвращался за своим барахлом с полпути? Все здесь! С проводами, педалями{?}[Деталь, на которую музыкант нажимает ногой, что позволяет изменить строй инструмента, добиться определенного звукового эффекта. Так, гитарная педаль способна изменять гитарный тон] и головами! Игорёк трезв как стекло, Женька включен в реальность. Анька, которая в их группе и лидер, и вокал, и менеджер, довольна как слон и, порхая меж расцветающих в её присутствии людей, смеется не переставая. Олег настроен миролюбиво и покорно выслушивает льющиеся из всех щелей ценные указания, не переставая при этом кивать, как китайский болванчик. Сегодня у Олега посвящение, если к этому процессу уместно такое определение. Последние несколько недель все силы были брошены на то, чтобы найти с этим парнем общий язык. Долгосрочные прогнозы – не конёк Егора, но надежда, что они все же нащупали точки соприкосновения, таки затеплилась. А значит, растёт вероятность, что осенью Mamihlapinatapai не ощутит потери бойца. В общем, если всё выгорит, седьмое августа Егор отметит в календаре как день, когда группа обрела нового гитариста. И тогда можно будет оставить проект с чистой совестью. И тяжелым сердцем, да. Но сто раз решенному-перерешенному обратного хода нет.
Времени просто до хрена, и всё это время принадлежит им! Нет, ну ладно, не только им – к звуковику тоже нужно проявить уважение. Но, хоть убей, не припомнит Егор за четыре полноценных года работы с группой ни одного случая, когда они приехали бы на полностью готовую площадку. Ни одного раза, когда саундчек не приходилось бы проводить за жалкие пятнадцать-двадцать минут. Обычно же как? Прибываешь на точку вовремя и все равно ждешь опоздавших коллег, никуда не спешащих техников или звуковика, вынужденно тратя на трёп и перекуры драгоценные минуты, которые можно было бы провести с пользой.
Но сегодня – сегодня всё шло как по маслу. Пока Игорёк развешивал тарелки, Женёк воткнулся и выстроил свой звук. Гитаристам нужно на подключение и настройку чуть больше времени, но и тут все звезды сошлись, и в процессе они с Олегом даже умудрились друг другу не помешать. Сашка терпеливо перекуривал в сторонке, дожидаясь очереди, а Анюта, дабы не отвлекать от процесса остальных, разогревала голос где-то в помещении. Сам саундчек пролетел на скорости света, однако, бросив взгляд на часы, Егор в удивлении обнаружил, что они потратили чуть ли не час – целый час в кайф. Никто никого не торопил, не раздражался, не орал, не «перебивал» своим инструментом. От звуковика, честно говоря, народ прихренел вконец. Мужик оказался душкой – из тех, кто к своей работе с трепетом: вопрос о том, все ли у группы в порядке, всё ли им слышно, был задан не меньше десятка раз – всем вместе и каждому по отдельности.
