с легким поклоном. – И мне было бы приятно отправиться в путь сытым.
Они с Папой возвращаются в кабинет, чтобы рассчитаться за лошадей. Мы всем отрядом спускаемся в кухню.
– Я разбила яйца, – приходится каяться, отпирая кухонную дверь второй раз за утро. – Бросила, когда увидела, что к нам идут.
– Ничего, – говорит Мама. – Осталось пять штук со вчерашнего дня. Ния, домесишь тесто, что начинала Рэя? И подумай о чем-нибудь добром, пока работаешь.
Ния старается, чуть слышно поет, вываливая опару из миски. Мама ставит в печку горшок с пряной кашей, а Бин, бедняжка, принимается чистить картошку. Похоже, только с картофелем она и ладит.
– Так, Рэя, – говорит Мама, помешивая в горшке, – объясни, ради чего ты предлагаешь сделать по-твоему?
Я ставлю сковороду греться над огнем, прежде чем приняться за яйца.
– Он уже знал все про Нию – понял еще вчера, даже не видя ее. Если сейчас мы ему поможем, он станет ее должником и взамен сохранит тайну.
– Ясно, – говорит Мама. Долго медленно выдыхает и снова смотрит на меня: – Но почему в стежки?
– Подумала, что лучше никому больше фейри не видеть, – объясняю я. – Если разойдется молва, что он был тут, а Папа отослал горожан с заверениями, что опасности нет, – они просто поворчат, ничего дурного. А вот если Камнегрив пойдет один, он устроит эту проделку с Дремой Фейри, и тогда мы получим настоящую беду.
– Чего они вообще думают делать? – спрашивает Бин. – То есть они же знают, кто он. Почему решили, что смогут его изловить?
– Люди глупые, – говорит Ния, будто это все проясняет.
– Или просто напуганы, – отвечает Мама спокойно. – И они знают, что против него можно использовать железо. Вот.
Бин фыркает с отвращением, и в кои-то веки я с ней согласна.
Мама смотрит на меня и спрашивает:
– Ты уверена, что разумно относить его на равнины в одиночку, зашитым в клочок ткани?
– Его могу увезти я, – замечает Бин. – Зачем тебе столько шагать – я же буду с лошадьми.
– Нет, – разом говорим мы с Мамой. Она вздрагивает и косится на меня, но я не свожу глаз с Бин.
– За тобой могут проследить, а нам нельзя никому показывать, как ты выпускаешь Камнегрива. Лучше его отнесу я, а ты просто привяжешь лошадей. Никто не останется смотреть, как они пасутся. – Я обращаюсь к Маме: – Наблюдающие за дорогой ни за что не подумают на меня. Можно было бы тебе или Папе, но за ним точно станут следить, а ты и вполовину моего не бродишь по округе, так что и тебя приметят. Про меня же даже не подумают, что я смогу дойти до лошадей.
– Мне это не по душе, – говорит Мама, но я знаю, что, вопреки всем возражениям, она согласится.
Я разбиваю в тарелку яйцо.
– Мне тоже, – отвечаю ей. – Верить фейри – что доверять собаке кость. Но это лучший выход из тех, что я вижу.
Ния ставит тесто подниматься еще раз.
– Я могу вшить что-нибудь тебе в пояс, – предлагает она. – Для защиты.
– Например?
– Сковородку, – озорно улыбается Бин. – Ею можно здорово стукнуть.
Ния ухмыляется:
– Тебе надо только оборвать узелок – и вот она.
– Девочки, – предостерегающе говорит Мама, – если мы хотим помочь верину Камнегриву убраться невредимым, лупить его по голове железной сковородкой не очень полезно.
Мы все переглядываемся и заливаемся смехом.
После завтрака Камнегрив идет за сумкой и присоединяется к нам в гостиной. На нем прежняя дорожная одежда, только теперь чистая и свежая. Я исподтишка разглядываю вещи – мы с его прихода стирку не затевали. Он сам все застирывал в ведре прямо в комнате или просто взмахнул рукой и выстрелил светом из глаз?
Фейри сидит на полу с сумкой через плечо и смотрит на Нию. Мы все разбрелись по комнате, Бин в предвкушении качается туда-сюда на краешке стула. Ния держит в руках мой пояс, на коленях иголка и нить.
– Вы готовы, вераин? – спрашивает она.
Он склоняет голову:
– Благодарю вас всех за гостеприимство.
– А я извиняюсь за неприятности, – говорит Папа.
– Понимаю вас, – соглашается фейри. – Но это не ваша вина. Келари, – кивает Ние, – работайте.
Она приступает. Вышивает на моем поясе маленький кружок пятью простыми стежками. Замирает перед тем, как игла начинает последний. Камнегрив ждет, не сводя глаз с ее пальцев. Я бегаю взглядом между ними и как раз смотрю на Камнегрива, когда Ния протаскивает иголку через ткань одним уверенным рывком. Камнегрив пропадает. Только что сидел передо мной – и вот в мгновение ока исчез так бесповоротно, что почти верится, будто его никогда и не было.
Бин испускает короткий ликующий вопль и вскакивает:
– Ай, и хороша же ты!
Ния улыбается, завязывая узелок и обрывая излишек нитки. Она выглядит расслабленной, напряжение из осанки исчезло. Мне и в голову не приходило, что ей может быть трудно сдерживать дар и что возможность вот так всерьез применить его скорее дает передышку, чем утомляет. Она подмигивает Бин:
– Будем надеяться, ему там удобно.
– Коза не жаловалась, – успокаиваю я, забирая пояс и завязывая его на талии. Он кажется совершенно таким же, каким был утром. Странно понимать, что прямо в стежках на нем спрятан фейри.
– Какая коза? – спрашивает Папа.
– Никакая, – хором отвечаем мы.
Он обводит нас подозрительным взглядом. Мама только качает головой, она и сама не представляет.
– Просто старая шутка, – говорит Бин немножечко слишком беспечно.
Папа тихо фыркает:
– Похоже, о некоторых вещах мне лучше и дальше не знать.
Мама встает и разглаживает юбки.
– Бин, надо выходить сейчас, если хочешь гнать лошадей кружным путем. Рэя, давай-ка соберем тебе немного еды, чтобы ты не вернулась оголодавшей.
Мы выходим из комнаты, Ния ловит меня за руку. В глазах у нее пляшет радость. На кухне Мама складывает в наплечный мешок хлеб, сыр, немного сушеного пряного мяса и флягу с водой; Ния уходит за моим посохом. Камнегриву тоже собрали еды, он заранее спрятал все в сумку. Я шнурую кожаные башмаки и размышляю об этой загадочной сумке – в нее явно влезает намного больше, чем кажется. Может, она и одежду стирает.
Бин опережает меня на пару минут, выезжает со двора у конюшни с пятью лошадьми на поводьях позади. Все они из лучших – там и Диаманта, и Быстроног, и Буря. Как же странно, что он явился пешком, имея довольно средств на такие покупки. Одна только Буря со своими длинными ногами, точеным носом и пышной темной гривой, быстрая как ветер, должна была обойтись ему в три цены простого скакуна. Папа бы не расстался с ней за меньшее.
Я ухожу по тропинке позади кухни и шагаю через пастбища. Не встречаю никого, пока не добираюсь до старого тележного тракта на границе нашей земли. Там кузнец Бемайн и колесный мастер Ферин наблюдают за двумя направлениями дороги. Я приветственно поднимаю ладонь, Бемайн здоровается
