улыбнулся и велел: «Поднимайся».
Малка осторожно вошла в большую, чисто прибранную комнату. По стенам блестели золотом
корешки книг, за столом сидело двое - тоже в меховых шапках. Она прикоснулась пальцами к
мезузе и низко опустила темноволосую голову.
Один из сидящих поднялся и гнусавым голосом, быстро, проговорил: «Сейчас мы зачитаем текст,
потом вы оба, - он кивнул раву Судакову, - подпишетесь, и мы тоже - как свидетели».
Он читал, торопясь. Малка слышала только отдельные слова: «Вступить в брак, по истечении трех
лет, в случае разрыва помолвки виновная сторона обязана уплатить компенсацию в размере…, -
она вздрогнула - сумма была огромной. Малка и не знала, что у кого-то есть такие деньги. «Только
у дяди Меира, наверное, - горько подумала девочка. «Все равно - если я разорву помолвку, рав
Судаков выбросит папу из общины, ему придется идти побираться…, И Батшева, ей только восемь
лет...»
Рав Судаков расписался. Положив перо рядом с чернильницей, он со значением посмотрел на
Малку. Та подошла к столу. Сдерживая слезы, девочка сказала себе: «Это ради папочки, я не могу,
не могу, чтобы он страдал…»
-Вот и славно, - его улыбка была доброй, ласковой, глаза - холодными, пристальными. «Через три
года мы поставим хупу».
Малка и не помнила, как она оказалась во дворе ешивы. Она вышла на площадь и остановилась -
Ханеле торопилась к ней, перекинув на грудь черные косы. Девушка взяла Малку за руку и
покачала головой: «Малка, Малка…»
Она тяжело, взволнованно дышала. Малка, прижавшись к ней, всхлипнула: «Тетя Ханеле, это я из-
за папы, я не хотела, чтобы ему было плохо».
Серые глаза девушки погрустнели. Она погладила Малку по голове: «Иди домой, милая».
Ханеле проследила глазами за худенькой, в темном платье, спиной и прислонилась к каменной
ограде ешивы. «Все предопределено, но свобода дана, - вспомнила Ханеле. «Значит, Господь так
решил. Сколько еще страданий будет..., - она покачала головой, и застыла, глядя в голубое,
высокое небо.
-Мама Лея выздоровеет, - твердо сказала себе Ханеле, - я сделаю то, что надо, и отец разорвет
помолвку. Наверное, - мрачно добавила она. Вздохнув, девушка открыла калитку своего дома -
пора было кормить мачеху.
Вечер был тихим, листья гранатового дерева даже не шелестели.
-Еще один Шабат прошел, - подумала Ханеле, откидываясь на спинку резной скамейки. Аарон,
молча, сидел рядом: «Я ее даже ругать не стал. Девочка хотела, как лучше, она же любит нас…Я
посмотрел договор, там такая сумма, что за нее весь Иерусалим купить можно, - он горько
усмехнулся.
-А если я Малку в Амстердам отправлю, или в Америку, - Аарон наклонился и прикоснулся к
какому-то цветку, - она все равно никогда не сможет замуж выйти, дети ее будут
незаконнорожденными…, Ты сама лучше меня законы знаешь, - он посмотрел куда-то в сторону.
Ханеле улыбнулась:
- Знаю. Может быть, дядя Аарон, и не случится этого брака. Посмотрим, - она замялась, - в
следующем году. Пасквиль этот он печатать не станет. Я позабочусь обо всем, не волнуйтесь. Дядя
Аарон, - попросила она, - вы же помните ту ночь, когда мой дедушка умер. Расскажите мне.
Она увидела перед собой высокого, рыжеволосого священника и лужицу едкой жидкости, что
испарялась, шипя, на камнях улицы. «Мы бежали с мамой Леей, был дождь...- вздохнула Ханеле.
«Она оставила меня и Моше у дедушки, а сама пошла домой. Папа нас оттуда забрал. Он молчал,
всю дорогу. Потом начался ураган…»
Ханеле слушала тихий голос Аарона:
- Не ради отца Малка это сделала, а ради Иерусалима. Пока Аарон здесь - все будет хорошо. А
потом появится кто-то еще, и займет его место. Так было всегда, так будет всегда, пока не придет
Мессия. Искупление для сынов Израиля, - она встряхнула головой: «Спасибо. Были молнии, да? И
гром?»
-Они были круглые, - тихо отозвался мужчина. «Как шары. Висели в небе, над городом».
-Дядя Аарон, - Ханеле взглянула на него, - вы тогда тоже хоронили? Тела обмывали, как сейчас?
-Нет, - он покачал головой, - тогда еще нет.
-Жаль, - коротко заметила Ханеле. «И вы не видели тела Александра Горовица? Хотя конечно,
откуда? Он же в закрытом гробу был».
-В него молния ударила, как я слышал, - недоуменно заметил Аарон, - там и не осталось почти
ничего.
-Вот как, - медленно сказала Ханеле и поднялась: «Доброй недели, дядя Аарон. Завтра увидимся, в
синагоге». Она добавила: «Господь не посылает людям тех испытаний, которые они не в силах
перенести. Помните это».
-Каждый день себе повторяю, - его глаза весело заблестели и Аарон спросил: «А ты, куда
следующей осенью отправишься, с маленьким?»
-Я, - ответила Ханеле, рассеянно глядя на небо, - хочу проводить отца до Польши. Мне кажется, так
будет правильно, - она хмыкнула и выскользнула в калитку.
Аарон еще долго сидел, куря трубку, глядя на блистающий, величественный Млечный Путь, на
освещенные звездами крыши Иерусалима. «Все будет хорошо, - напомнил он себе, - не может не
быть».
На кружевной скатерти сверкало столовое серебро, белый фарфор переливался в лучах
полуденного солнца. Рав Судаков снял шапку. Вымыв руки, пробормотав благословение, он сел за
стол.
-Я Лею отправлю в сумасшедший дом, - решил он, ожидая, когда дочь внесет обед, - перед тем,
как поехать в Польшу. Ханеле возьму в Европу, чтобы она не узнала. Когда мы вернемся, уже
будет поздно мою жену лечить. И у меня родятся сыновья, те, кому я передам все это…- он
ласково погладил нож с рукояткой слоновой кости.
-Добрый день, папа, - раздался с порога голос дочери. Степан поднял на нее глаза и застыл - она
стояла у косяка двери, высокая, почти вровень ему, тонкая, в сером, глухом платье. Волосы были
плотно прикрыты таким же платком. «Какое у нее лицо, - подумал Степан, - как будто из жемчуга
отлито. У той…, Елизаветы…такое же было. Светится вся. Почему она в платке?»
Рав Судаков откашлялся и осторожно спросил: «Хана, зачем ты покрыла голову?»
Он заметил на длинном пальце простое, серебряное кольцо.
Дочь взяла его тарелку.
-Я вышла замуж, - спокойно ответила Ханеле, разливая суп. Запахло курицей, остро повеяло
пряностями.
Рав Судаков молчал.
-Сегодня утром, - сладко улыбнулась Ханеле, нарезая халу. «За рава Горовица, так что, папа, - она
подвинула ему хлеб, - вряд ли тебе удастся напечатать пасквиль, где ты приказываешь изгнать его
из общины. Это же, - Ханеле подняла бровь, - твой зять. Люди не поймут, папа. У тебя и так, -
единственный сын из дома ушел, и еще я…, - она усмехалась, и Степан гневно велел: «Вы
разведетесь, завтра же, я приказываю…»
Девушка пожала стройными плечами:
-Здесь ты, папа, не властен. Ты знаешь законы. Я совершеннолетняя, мне не требуется твое
согласие на брак. Как и Малке Горовиц, - ее глаза сузились и похолодели, - бедному ребенку,
который решил пожертвовать собой ради семьи. Поэтому, - Ханеле повертела на пальце кольцо, -
ты и слова не скажешь против рава Горовица, понятно, папа?
Он что-то зло пробормотал сквозь зубы. Ханеле добавила:
-Иначе те комментарии к Мишне, которые ты должен отправить своему итальянскому издателю к
Хануке, - задержатся.
Девушка помолчала: «На неопределенное, время. Сейчас принесу мясо, - заметила она. Уже на
пороге Ханеле обернулась:
-Я буду жить здесь, разумеется. За мамой Леей нужен уход. Аарон согласен. Приятного аппетита,
папа.
Дверь захлопнулась. Он, подняв нож, в сердцах выругавшись, со всей силы вонзил его в стол.
Ханеле отложила томик Псалмов и посмотрела на мачеху - та полусидела на подушках, глядя в
окно. Там уже играл алый, ветреный закат, небо на западе постепенно темнело.
-Моше, - тихо сказала Лея. «Моше…, С ним все будет хорошо?»
-С Моше, - Ханеле нагнулась и поцеловала ее в лоб, - все будет в порядке, не волнуйтесь.
-Ты замуж вышла, - Лея поглядела на платок падчерицы. «Я помню, я так хотела замуж..., Я твоего
отца всегда любила, с тех, пор, как увидела его, он тогда еще гоем был…, А он меня не любил…»
-Любил, - вздохнула Ханеле. «И опять полюбит, если у меня все получится, - прибавила она про
себя.
-Спите, - велела девушка, устраивая мачеху в постели. «Завтра я вас у окна посажу, и будем
греться на солнышке, лето же…»
Темные глаза наполнились слезами. Лея, отвернувшись, всхлипнула: «Всегда любила, всегда…».
Она поплакала и уснула, держась за руку девушки.
Ханеле осторожно высвободила пальцы и подошла к окну. Она увидела волнующееся море,
темно-синее, огромное, без конца и края. Белые паруса уходили, удалялись за горизонт, он стоял
на корме. Каштановые волосы трепал ветер, глаза смотрели прямо и серьезно. Он, помахав рукой,
