откликнулся он по-английски.
Эркин зажёг газ под картошкой и чайником. Посуды им надарили… в шкафчик не влезает.
Алиса влетела в кухню с радостным воплем:
– Эрик! Я всех-всех осалила! И Димку тоже!
Эркин, улыбаясь, слушал её рассказ. Он уже знал, что Зина почти каждый вечер приводила Дима с Катей на их этаж поиграть: в башне ведь особо не разгуляешься. И, вспомнив Зину, её счастливое лицо, лучащееся особой женской радостью, на мгновение нахмурился. Но тут же пересилил себя, улыбнулся. В конце концов, никто не виноват. Кроме него.
Вошла Женя, быстро накрыла на стол, и они сели ужинать. Как всегда. И говорили о завтрашнем дне. Тоже, как всегда. Что Эркину во вторую смену, и он с утра заново натрёт полы по всей квартире, а перед работой зайдёт к Филиппычу и закажет стол на кухню. А Женя после работы заглянет в мебельный, посмотрит, что там и почём. Обед… Ну, он приготовит, и они с Алисой пообедают.
Алиса внимательно посмотрела на Эркина и углубилась в размышления, из которых её выдернула мама предложением отправиться в постель.
Пока Женя укладывала Алису, Эркин приготовил вторую чашку чая. Потом Женя его позвала для обязательного поцелуя на ночь, и на кухню они вернулись вместе.
– Уф! – вздохнула Женя. – Уложили. Уже сделал? Вот спасибо.
Эркин улыбнулся.
– Долго ли умеючи.
Женя села к столу, с наслаждением отпила.
– Ну вот. Теперь… теперь давай займёмся деньгами.
– Я сейчас принесу, – встал Эркин.
– И сумочку мою принеси, ладно? – крикнула ему в спину Женя.
Джексонвиллская шкатулка для денег стояла на окне в спальне, а свёрток с ссудой Эркин вчера засунул под плиту – ему сказали, что её двигать и вообще трогать не будут – а сегодня переложил в кладовку. Говоря с Тимом о тайниках, Эркин по привычке и на всякий случай соврал. Два тайника он заложил. Один в ванной – вчера его никто не нашёл и даже Тим не заметил – а в кладовке он сделал сегодня и переложил деньги туда. Он захватил в прихожей сумочку Жени и вместе со свёртком и шкатулкой принёс в кухню, положил на стол и сел на своё место.
– Вот. А ещё у меня в кармане мелочь и в бумажнике… Принести?
– Не дури, – отмахнулась Женя, доставая из сумочки ручку и маленькую тетрадку.
– Вот, смотри, Эркин, – Женя вырвала листочек и стала выписывать цифры. – В день два рубля нам на обед, четыре недели по пять рабочих дней, двадцать дней, да на два, это сорок рублей. На домашнюю еду три рубля в день, в принципе, мы укладываемся, или нет, возьмём по четыре, на тридцать дней – это сто двадцать рублей, и всего на еду сто шестьдесят. Успеваешь следить, Эркин? – он кивнул. – А зарплата у нас, мы договор трудовой подписывали, помнишь, так там указано, и вот вместе у нас двести семьдесят. Сто десять рублей нам остаётся на квартплату, свет и всё остальное. Десятку в месяц на всякую хозяйственную мелочь надо. Остаётся… Я расчётную книжку посмотрела, вполне терпимо, а свет по счётчику, посмотрим, но тоже я думаю, потянем вполне. И все говорят, что платежи божеские, даже остаётся сколько-то. Так что ссуду можно тратить только на мебель.
– Понятно, – кивнул Эркин. – Две тысячи мы уже потратили, так?
– Да, можно их не считать. Теперь давай мебель.
Женя отчеркнула исписанную часть листа и стала выписывать в столбик ом: кухня, Алиса, спальня. Эркин, отодвинув, чтобы не мешала, чашку с остывающим чаем, внимательно следил за цифрами и буквами, появляющимися на белом листке. Великая тайна письма всегда привлекала его. Когда-нибудь, позже, он напомнит Жене, что она обещала научить его читать. А может, и писать. Обидно ведь признаваться, что ты неграмотный. Здесь не смотрят, цветной ты или нет, а объяснять каждому, отчего да почему он ни читать, ни писать не умеет…
– Ты не слушаешь меня, Эркин?
– Нет, Женя, что ты, – тряхнул он головой. – Слушаю, конечно. Я вот о чём подумал. Может, и на кухню шкаф тоже, как стол, сделать? Филиппыч, правда, не говорил про шкаф. Я спрошу тогда завтра.
– Конечно, спроси, – кивнула Женя. – Будет очень даже хорошо. А нет, не расстраивайся, подберём. И шкафчик для ванной посмотри. Да, – Женя зачем-то разгладила свой листок, хотя он совсем не измялся, – как тебе понравилась кровать, ну, что мы сегодня у Тима видели?
Эркин неопределённо повёл плечами. Как на это ответить, он не знал. Кровать как кровать. Жене нужно, чтобы ему понравилось или нет? Непонятно. А не знаешь, как отвечать, молчи. Это он ещё мальцом усвоил.
Женя ещё раз разгладила лист и встала.
– Поздно уже. Пора спать.
– Да, – вскочил на ноги Эркин.
Он почувствовал, что Женя осталась недовольной, но не понимал, чем, и потому не знал, как поправить дело. А вечерний хлопотливый порядок шёл своим чередом. Эркин унёс свёрток с ссудой и шкатулку с расхожими деньгами на их места и ушёл в душ, а Женя стал убирать со стола и готовить всё на завтра.
В душе Эркин сообразил, что сегодня ему не в чем добираться от ванной до спальни. Рабские штаны остались в кладовке, а… а ладно, натянет джинсы на голое тело и дойдёт. Тоже мне, проблема!.. Вот Женя чем-то расстроена – вот это плохо. И что делать, не знаешь. Раньше… раньше было проще. Эркин вздохнул. Выключил воду и раздвинул занавес. Настоящий, непромокаемый, из специальной узорчатой плёнки, что и просвечивает, и ничего снаружи не разглядишь. Повозились, конечно, но зато теперь, теперь совсем хорошо. Он вытерся, натянул на голое тело джинсы, а трусы он кинул в ящик для грязного белья ещё когда раздевался. Расправил на сушке полотенце. Вчера так устал, что, когда все ушли, то наскоро кое-как обмылся и рухнул, ничего не соображая. А сегодня… он опять трусил. Да нет, не страх это, конечно, но… но он сам не понимает, что с ним. Эркин оглядел ванную и, убедившись, что всё в порядке, вышел.
– Эркин, – окликнула его Женя из кухни.
– Да, я здесь, – готовно отозвался он.
– Иди, ложись, я сейчас.
– Да, Женя.
Он вошёл в спальню. Женя уже задёрнула шторы. Синие с белым. И плотные, не просвечивают. Он тогда в магазине специально через ткань на лампы смотрел. Так что раздевался и ложился он спокойно, не выключая света. Потянулся под одеялом. Нет, если Жене так понравилась та кровать, то на здоровье, конечно. Он на всё согласен, лишь бы Жене было хорошо. Да и чем
