Позднее от самого Седлецкого мне стало известно, что его вызывали в г. Бийске лица, не имеющие отношения к милиции, и расспрашивали исключительно обо мне. Пытаясь получить от Седлецкого дискредитирующие меня показания идеологического порядка, они оказывали на него давление. Разговор с Седлецким не был оформлен протоколом допроса. Считая эти действия незаконными, я обратился 12 февраля 1987 г. с жалобой в Прокуратуру г. Бийска. Ответа не получено.
19 октября с.г. я был вызван телефонным звонком в УБХСС ГУВД ЛО к сотруднику Борохову. Являться по телефонному звонку я отказался, попросил прислать мне повестку. Через полчаса Борохов на машине доставил мне повестку и на той же машине отвез меня на Каляева 19. Зачем потребовалась эта оперативность, мне стало ясно позднее. Борохов расспрашивал меня о музыкантах из группы «Аквариум», которых я не знаю и никогда не видел. Сообщил мне, что в записной книжке одного из них, П. Трощенкова, якобы обнаружен номер моего телефона (впоследствии я выяснил, что это ложь). Борохов называл мне также несколько фамилий иностранных граждан, из которых мне была известна лишь одна. Кроме того Борохов вел со мной разговоры, которые я считаю провокационными. Кто уполномочил его на это? В заключении Борохов подстроил мне в коридоре незаконную (не оформленную протоколом) очную ставку с гр. Трощенковым.
Аналогичные действия совершаются и в отношении моей жены. В 1983–1985 гг. ее неоднократно, без всякой причины, вызывали «на беседу» в 5-е отделение [милиции] (Лиговский пр. 41). В конце концов я был вынужден обратиться с устной жалобой…
7 декабря 1987 г. моя жена была вызвана повесткой в ПНД Фрунзенского района (Подъездной пер., 21); там ей было сказано, что по требованию сотрудника Хохлова из 27 отделения [милиции] ей надлежит обследоваться у врача-нарколога. Лепилина обратилась за разъяснениями к Хохлову, который сослался на указание, якобы поступившее к нему из 12-го отдела ГУВД ЛО. Хохлов разговаривал грубо, заявил моей жене, что доставит ее в ПНД «с участковым», поставит ее «на особый контроль» и т. д.
На каком основании сотрудники милиции травмируют мою жену? Судимость с нее давно снята, не говоря уже о том, что она вообще ни разу в жизни никаких наркотиков не употребляла, ни разу в жизни никакому обследованию не подвергалась (хотя и требовала этого в тот период, когда против нее фабриковалось уголовное дело). Почему вызывают именно ее и не вызывают меня? Ведь я был судим в то же самое время и по той же самой статье? Ответ на все эти вопросы только один: это делается для того, чтобы оказать на мою жену психологическое давление.
Категорически протестую против незаконных действий сотрудников милиции в отношении меня и моей жены. Вместо того, чтобы честно признать допущенное в свое время вопиющее нарушение законности, делаются попытки воздействовать на нас или «присоединить» к каким-то новым уголовным делам. Прошу оградить меня и мою жену, С.И. Лепилину, от противозаконных действий ленинградских органов.
Эта жалоба – всего лишь одна из многочисленных, которые были написаны в те годы Азадовскими. Ответы вполне соответствовали жанру, в котором развивалась их ситуация. Например, Светлане прокуратура предложила обратиться с жалобой на имя начальника городского наркологического диспансера; Константину – обращаться в прокуратуру Алтайского края… И только письмо на имя А.А. Куркова положило конец периодическим вызовам.
Вообще наступление нового времени достаточно хорошо прослеживается по ответам из органов суда и прокуратуры. Когда Азадовский получил с Литейного ответ на это письмо Куркову, датированный 19 января 1988 года, он не поверил своим глазам: оно начиналось с обращения «Уважаемый Константин Маркович!». Это был едва ли не первый случай, когда он в подобных бумагах был назван иначе, чем «гр. Азадовский К.М.».
Ответ содержал также много необычного, в том числе и признание вины за неоправданные вызовы, а заканчивался словами: «За допущенные указанные нарушения работниками милиции Бороховым В.Е. и Хохловым В.П. принято решение о предании их товарищескому суду чести по месту службы».
Хотя формулировка «товарищеский суд чести» вызывала тогда (и вызывает ныне) только улыбку, для Азадовских был важен сам факт признания милицией какой-либо вины. Воистину наступала новая эпоха.
Бинго!
Когда Азадовский цеплялся за какой-либо эпизод уголовного дела, он практически шел вслепую: нарушений закона было много, вероятность признания за следствием какой-либо вины – ничтожна. Но Азадовский упрямо, несмотря на удивление или смешки окружающих, продолжал разрабатывать отнюдь не золотоносную жилу своего семейного уголовного прошлого.
Конечно, он не слишком верил в свой успех, да и первоначальный запас энергии постепенно иссякал, а потраченные на борьбу годы тяготили… Но не бороться он просто не мог, потому что не мог простить искалеченных жизней – и Светланы, и своей собственной. Не говоря уже о Лидии Владимировне, которой эта история, безусловно, сократила жизнь; вместо счастливой старости она получила новый 1937 год.
Как мы уже знаем, в сутяжничестве Азадовского были не только поражения – была и небольшая победа, например когда он умудрился отсудить у государства рабочих и крестьян 315 рублей 50 копеек.
Однако советское государство, десятилетиями отбирая посредством правоохранительных органов у своих граждан деньги, имущество и даже жизнь, оказалось совершенно не готово к тому, чтобы вернуть хотя бы копейку. Обратный клапан в этом случае срабатывал мгновенно. И то обстоятельство, что Азадовский отсудил у государства 315 рублей 50 копеек, повлекло за собой массу неприятностей для виновников такого немыслимого ущерба.
В данном случае свою роль сыграла надзорная инстанция – прокуратура. Если в уголовном деле Азадовского она не делала совсем ничего или же, случалось, откровенно закрывала глаза на нарушения органов следствия и суда, то в другом случае – когда выяснилось, что органы внутренних дел нанесли ущерб государству, – прокуратура, сама до конца этого не сознавая, оказалась как бы на стороне Азадовского.
У них, безусловно, были разные мотивы: у Азадовского – найти слабое звено, пробить брешь хотя бы в одном месте, у прокуратуры – продемонстрировать независимость и найти ту «паршивую овцу», чтобы не позволить Азадовскому отсудить у государства указанную денежную сумму.
Оказалось, что, пока Азадовский барахтался в судебной казуистике, государство не дремало: и прокуратура Ленинграда, и инспекция по личному составу Ленинградского ГУВД тоже вели свою работу. Дело в том, что значительное число жалоб Азадовского в Москву (во все возможные инстанции – от МВД до ЦК) возвращались к автору в виде отписок, но по некоторым из жалоб все-таки проводились служебные проверки и в районном, и в городском УВД.
Сколько было этих проверок и как они проводились на самом деле – этого мы в точности не знаем. Первая проверка была проведена силами следственного отдела ГУВД ЛО в ноябре 1983 года, другая, более масштабная, – совместная проверка следственного отдела Куйбышевского РУВД и инспекции по личному составу ГУВД ЛО – закончилась в марте 1986 года.
Контролировались эти проверки, по крайней мере формально, надзорной инстанцией в лице прокуратуры. Более того, в 1986 году прокурор Куйбышевского района Ленинграда Б.И. Воробьев возглавил самостоятельную проверку, вызванную обращением Азадовского на имя министра внутренних дел СССР, в которой жалобщик требовал привлечь следователя Каменко к уголовной ответственности за халатность. Итоговое постановление прокуратуры по этой проверке было подписано старшим помощником прокурора района Е.С. Мавриной 16 сентября 1986 года.
И тогда, чтобы полностью отчитаться о проделанной работе перед прокуратурой РСФСР, районная прокуратура вызвала Азадовского телефонным звонком в свои хоромы. Азадовский должен был под расписку ознакомиться с актом проверки, после чего прокуратура уже спокойно бы отчиталась перед главком о проделанной работе.
Азадовский был уведомлен, что прокуратура признала законным отказ в возбуждении уголовного дела в отношении следователя Каменко в связи с утратой имущества, изъятого при обысках у Лепилиной и Азадовского. Однако это было не столь важно на фоне того, чем обернулся этот его визит в районную прокуратуру.
Дело в том, что по закону Азадовский имел право ознакомиться с материалами дела – речь шла даже не о его уголовном деле, а именно о гражданском иске к Куйбышевскому РУВД о возмещении нанесенного ущерба, третьим лицом в котором был признан Е.Э. Каменко. А к материалам этого дела и были подшиты результаты проверки.
Однако ему никак не удавалось ознакомиться с делом. Точнее, не удавалось получить разрешения для ознакомления. Тогда Азадовский направил жалобу в прокуратуру города, и разрешение было получено. В результате сотрудник прокуратуры не только ознакомил Азадовского с актом об окончании проверки, подтвердившим законность отказа в возбуждении уголовного дела против Е.Э. Каменко, но и не возражал против того, чтобы Азадовский ознакомился с материалами. Не веря своим глазам, Азадовский сделал выписки из открывшихся ему бумаг, а также получил разрешение прийти еще раз.
