4. Отдельно хочу коснуться упомянутой выше фотографии с картины И. Глазунова «Мистерия XX века». В заключении экспертизы Леноблгорлита она охарактеризована следующим образом: «Фотография с неизвестной картины политически вредного содержания, на которой изображены главари фашизма, диссидент-антисоветчик Солженицын и другие одиозные личности. Изданию и распространению в СССР не подлежит». Такая трактовка, мягко выражаясь, неточна: ведь на картине И. Глазунова изображены, наряду с «главарями фашизма» и «одиозными» личностями, также покойные руководители Коммунистической партии и Советского государства: И.В. Сталин, Н.С. Хрущев. Изображен на картине и В.И. Ленин. Считаю, что для объективной оценки этого документа следовало бы найти другие выражения. То, что по своему содержанию картина Глазунова является «политически вредной», для меня – бесспорный факт. Однако в свое время это произведение экспонировалось в СССР. И наконец: как можно инкриминировать кому бы то ни было хранение фотографии с работы, автор которой – член Союза художников СССР?! Ведь это абсурд! Почему и на каком основании эта фотография вообще стала объектом экспертизы Леноблгорлита?
По результатам экспертизы, проведенной Леноблгорлитом, следователь Куйбышевского РУВД г. Ленинграда лейтенант Каменко Е.Э. вынес постановление, в котором сказано, что при проведении обыска в моей квартире были обнаружены и изъяты «различные издания зарубежных антисоветских издательств, содержащие клеветнические измышления в отношения Советского государства, являющиеся злобными памфлетами на Советское государство…» (л. дела 55). Категорически протестую против этих формулировок: изданий подобного рода я никогда не хранил. Я имел дело только с изданиями, необходимыми мне для научной работы как специалисту по русской литературе XX века. Книги, изъятые у меня, невозможно назвать «антисоветскими» при всем желании. Постановление следователя содержит неправомерные обобщения и в сущности представляет собой фальсификацию.
Однако ни на это заявление, отправленное 20 декабря 1983 года, ни на его дополненный вариант ответов получено не было. Никаких новых сведений тогда узнать не удалось, и только в 1986 году он собственными глазами увидит подлинный акт, которым засвидетельствовано сожжение в 1981 году изъятых у него книг как «не подлежащих ввозу и распространению в СССР, а также не представляющих научной и исторической ценности».
Свое отношение к столь дикому способу идеологической борьбы Азадовский со свойственной ему смелостью выразил во втором послании в Главлит от 12 марта 1984 года – в тот момент он еще не был ознакомлен с актом:
…Как я теперь вижу, подобные действия – не могу назвать их иначе как варварскими! – все же возможны. Категорически протестую против этого как ученый, как литератор, как культурный человек. Зачем уничтожать, например, такие дорогостоящие издания как фотоальбом «Цветаева» или «Антология кича»? Не целесообразней было бы передать их в отдел специального хранения одной из государственных библиотек СССР, где к этим книгам получили бы доступ специалисты. Да и кому могло понадобиться уничтожение произведений советских писателей Зощенко, Замятина, Пильняка, ценной в документальном отношении книги «Письма З. Гиппиус к Берберовой и Ходасевичу»? Кем подписан акт об уничтожении книг? И наконец: действительно ли они уничтожены? Ведь ни решения суда, ни постановления следственных органов по поводу изъятых у меня книг не существует.
Дело о характеристике
Одним из самых вопиющих документов, полученных следствием и затем принятых в расчет судом при вынесении приговора Азадовскому, была характеристика с места работы. Полное представление о том, как возник этот документ, Азадовский получил лишь после возвращения из заключения.
Оказалось, что вскоре после его ареста, 13 февраля 1981 года, состоялось расширенное заседание Совета и партийного актива Мухинского училища. На этом заседании Каменко информировал членов Совета о личности Азадовского, затем, как водится, выступали сотрудники Мухинского училища, а под занавес состоялись выборы общественного обвинителя.
В результате к уголовному делу был приобщен протокол заседания Совета, но ни одно из выступлений, в которых завкафедрой характеризовался с положительной стороны, не было в нем отражено; выступления других были изменены до неузнаваемости, и лишь речи тех, кто клеймил Азадовского, были даны в полном соответствии с оригиналом. Отдельно нужно отметить, что парторг, чтобы оправдать свои филиппики, даже назвал Азадовского «фарцовщиком», делая вид, что имеет для этого веские основания (однако в протокол это не попало, поскольку потребовало бы от следствия процессуальных действий).
Приведем основную часть этого фальсифицированного протокола, в свое время скопированного Азадовским:
Андреевская Г.А., член кафедры иностранных языков, ст. преподаватель, беспартийная.
Указала в своем выступлении, что кафедра глубоко обеспокоена фактом ареста Азадовского и члены кафедры практически не располагали сведениями и фактами о «втором» лице Азадовского и его жизни вне Училища.
Письма кафедра писала не в защиту Азадовского, а лишь для того, чтобы получить сведения о его нынешнем состоянии.
Тов. Андреевская Г.А. не смогла, однако, внятно ответить на вопросы присутствующих, почему они обратились с письмом к следователю, а не в ректорат и партийное бюро Училища, где смогли бы получить должную информацию.
Бобов В.Я., секретарь партбюро Училища.
Довел до сведения присутствующих, что партийное бюро, ректорат располагали сведениями и сигналами от лиц и организаций о нарушениях Азадовским общественного порядка, подозрительных знакомствах и связях с лицами, с которыми он как заведующий кафедрой вуза мог бы и не поддерживать связи. Ректорат и партбюро внимательно следили за деятельностью Азадовского в вузе, стараясь нейтрализовать его влияние на коллектив. Несмотря на то что научный потенциал Азадовского высок (кандидат наук, много печатных работ), ректорат и Совет вуза не переизбрал его на новый 5-летний срок, дав тем самым понять коллективу вуза и членам кафедры оценку его «двойной» жизни.
Тов. Бобов В.Я. сказал, что факт ареста Азадовского свидетельствует о слабой идейно-воспитательной работе в профессорско-преподавательской среде, близорукости ректората в вопросах кадровой политики в вузе, которая привела к тому, что несмотря на известные ректорату нарушения Азадовским правопорядка он был в 1975 г. принят по конкурсу в вуз.
Далее секретарь партбюро сказал, что партийному бюро училищных кафедр нужно срочно укрепить кафедру членами КПСС и создать там партийную группу.
Семченко А., доцент кафедры скульптуры, беспартийный.
Сказал, что трудно представить, что в идеологическом вузе зав. кафедрой мог вести «двойную игру» и длительное время руководить кафедрой.
Тов. Семченко призвал присутствующих сделать определенные выводы из случившегося и рассматривать этот факт как тяжкий случай, бросающий тень на здоровый коллектив проф. – преп. состава Училища.
Марков В.Ф., профессор, зав. кафедрой керамики и стекла, заслуженный художник РСФСР, коммунист.
Высказал в своем выступлении тревогу за уровень кадровой политики на некоторых кафедрах. Призвал к необходимости более серьезно изучать кадры, принимая их в Училище, которое является идеологическим вузом.
Призвал всех присутствующих на собрании укреплять трудовую и учебную дисциплину на кафедрах, внимательно рассматривать каждый сигнал, характеризующий личность сотрудников вуза.
Всячески в своем выступлении поддержал решение о необходимости строго наказать Азадовского.
Снетков Н.К., зав. мастерскими ЛВХПУ, коммунист.
Обратил особое внимание на особенность морально-психологического климата на кафедре, где работал Азадовский.
Видимое благополучие на кафедре создало атмосферу беспринципности, отсутствия критики, фальшивого спокойствия.
Многие члены кафедры, как отметил коммунист Снетков, знали о «сложной» личности Азадовского и некоторых непристойных его делах. Отсутствие должной профилактической работы на кафедре привело к аресту т. Азадовского.
Шистко В.И., доцент, зав. кафедрой рисунка, проректор по УПР.
Обратил внимание собрания на то, что коллектив кафедры должен занимать более принципиальную позицию по отношению к Азадовскому. Просил партийную организацию Училища всячески помочь в отборе кадров на руководящее звено.
Рассматривает арест Азадовского как своевременный шаг для того, чтобы нейтрализовать его от коллектива и воспитательного процесса со студентами.
Степанов Г.П., ректор ЛВХПУ им. В.И. Мухиной, доктор искусств., профессор.
Просил каждого руководителя внимательно относиться к исполнению своих служебных обязанностей. Не забывать, что у нас идеологический вуз, где не может быть второстепенных вопросов, все вопросы, решаемые коллективом вуза, играют величайшую роль в деле формирования личности каждого молодого художника декоративно-прикладного искусства.
