Однако ему никак не удавалось ознакомиться с делом. Точнее, не удавалось получить разрешения для ознакомления. Тогда Азадовский направил жалобу в прокуратуру города, и разрешение было получено. В результате сотрудник прокуратуры не только ознакомил Азадовского с актом об окончании проверки, подтвердившим законность отказа в возбуждении уголовного дела против Е.Э. Каменко, но и не возражал против того, чтобы Азадовский ознакомился с материалами. Не веря своим глазам, Азадовский сделал выписки из открывшихся ему бумаг, а также получил разрешение прийти еще раз.
Но в следующий раз ему уже ничего не показали, как и в дальнейшем. Впрочем, и сделанных выписок оказалось достаточно. В материалах прокурорской проверки, приложенных к уголовному делу, Азадовский нашел ответы на вопросы, занимавшие его с конца 1980 года.
Мы уже писали, что он был уверен в причастности органов КГБ к фабрикации дела о наркотиках. Да и какие могли быть в этом сомнения – после событий на сусуманской зоне, беседы с В.А. Кобзарем и т. д.? А рукописные визитные карточки работников УКГБ Безверхова и Кузнецова, оставленные после бесед с друзьями Азадовского. Они хранились у него дома в отдельной папке; иной раз, когда это казалось полезным, он копировал их и прилагал к жалобам. Но разве их можно было считать доказательствами? Всего лишь клочки бумаги с автографами чекистов (и чекистов ли?)… То есть до этого памятного дня в прокуратуре Куйбышевского района все его мысли в сторону КГБ не имели никакого документального подтверждения и воспринимались исключительно как «мания» (так, во всяком случае, интерпретировали его активность органы прокуратуры). Единственным физическим следом присутствия КГБ в уголовном деле, да и то полустертым, оставалась подчистка на заключении Главлита.
Что же он увидел в материалах прокурорской проверки № 225?
Во-первых, сведения о «сотрудниках милиции», принимавших участие в обыске 19 декабря 1980 года. Согласно документам проверки, «при производстве обыска присутствовали сотрудники УКГБ Архипов, Шлемин и др.». Пометка «и др.» говорила о том, что и третий был также сотрудником КГБ, однако ни в одном из документов его фамилия не была названа. Учитывая тот факт, что чекисты, явившись к Азадовскому на обыск, представились «сотрудниками милиции», нетрудно было сделать вывод, что все они не только принимали непосредственное участие в обыске, но и использовали «документы прикрытия» – фальшивые милицейские корочки.
Во-вторых, он узнал, что все изъятые у него при обыске материалы – книги, рукописи, фотографии – были в тот же день увезены сотрудниками УКГБ и что этим же ведомством была произведена экспертиза (вот откуда подчищенный адрес в заключении Горлита). Далее было написано: «…Работниками УКГБ произведены соответствующие экспертизы, после чего фотографии возвращены следователю Каменко, а остальное – уничтожено, что подтверждается актом, составленным работниками УКГБ». Кроме того, относительно фотографий имелась объяснительная Каменко, в которой он, в частности, указывал:
Через день или два кто-то из работников УКГБ привез мне конверт с несколькими фотографиями, имеющими штамп Госархива, и сказал, что эти фотографии Азадовский получил незаконно, в антисоветских целях переправки за границу, и что они возвращению родственникам Азадовского не подлежат.
В-третьих, он получил подтверждение, что изъятые у него книги были действительно уничтожены, и одновременно – доказательство вовлеченности в его дело еще как минимум трех сотрудников КГБ: к материалам проверки был приложен (в копии) акт о «полном уничтожении путем сжигания материалов, не подлежащих ввозу и распространению в СССР, а также не представляющих научной и исторической ценности»; этот акт подписали трое сотрудников УКГБ ЛО: замначальника отдела Володин Э.В. и «давние знакомые» Азадовского – замначальника отдела Безверхов Ю.А. и оперуполномоченный Кузнецов А.В.
Не менее ценные сведения Азадовский получил и об уголовном деле своей супруги. По крайней мере, судьба изъятого при задержании и обыске рисовала ее уголовное дело в новых красках.
Капитан Арцибушев, задерживавший Светлану и производивший на другое утро обыск у Азадовского, заявил при проверке 28 ноября 1983 года, что «сумочка изымалась в целях закрепления связи Лепилиной с Азадовским», а изъятое при обыске у Светланы он доставил в кабинет начальника РУВД, где находились сотрудники КГБ. Далее следовала расписка, датированная 22 декабря 1980 года: «Мною, Архиповым В.И., сотрудником УКГБ ЛО, получены, согласно протокола обыска у Лепилиной, вещи, изъятые во время обыска». Иными словами, в деле Светланы также участвовали сотрудники КГБ, притом те же самые, что и в деле Азадовского.
А по поводу того, что вещи, изъятые у Светланы, никак не фигурировали в ее уголовном деле, в заключении следственного отдела РУВД значилось:
…В связи с тем, что изъятые у Лепилиной вещи и документы к ее преступной деятельности отношения не имели, следователь Каменко по окончании расследования и составлении обвинительного заключения направил дело в суд, не затребовав из КГБ изъятых у Лепилиной вещей и документов и не затребовав документов о судьбе указанных вещей.
То есть «крайним» был назначен, как можно видеть, следователь Каменко.
Относительно возврата вещей можно процитировать также объяснение самого Каменко от 24 ноября 1983 года:
Вещи, изъятые у Лепилиной при обыске, я не видел, их сразу забрали работники УКГБ… В 1983 г. ко мне явилась Лепилина и потребовала вернуть мне вещи, изъятые при обыске. Я созвонился с работниками УКГБ, и они мне привезли мешок, в котором находились вещи, которые Лепилина опознала как принадлежащие ей, и эти вещи я ей вернул под расписку. Кроме указанных в расписке вещей больше мне ничего из УКГБ возвращено не было.
Таким образом, Азадовский документально установил факт участия сотрудников КГБ в его деле и притом узнал массу фамилий. Это – поразительный факт. Несмотря на законное право гражданина знакомиться с материалами проверок, проведенных по его обращению, Азадовскому не должны были показывать эти документы: по действовавшему тогда законодательству, их следовало считать строго секретными (поскольку секретными являлись все материалы, содержащие сведения об оперативной работе КГБ).
Эта в общем-то случайная удача в действительности была результатом его поистине титанических усилий на протяжении нескольких лет.
Глава 13
Юрий Щекочихин
Юрий Петрович Щекочихин (1950–2003) оказался тем человеком, благодаря которому удалось сдвинуть дело Азадовского с мертвой точки. Именно Щекочихину – мужественному, профессиональному и честному журналисту – мы обязаны расследованием всего того комплекса обстоятельств, что образуют сегодня «дело Азадовского». И по своим профессиональным, и по нравственным качествам Юрий Щекочихин был, можно сказать, единственным в своем поколении. Не случайно он воспринимается в наши дни как символ целой эпохи в новейшей истории России – эпохи Свободы.
Семнадцатилетним юношей, первокурсником вечернего отделения журфака МГУ, он пришел в газету «Московский комсомолец»; в 1972 году перешел в «Комсомольскую правду», где вел рубрику для подростков, что давалось ему не просто: постоянно возникали трения с начальством. Стремление привлечь общественное внимание к проблеме правонарушений среди молодежи и вообще к невеселой жизни подрастающего поколения в Стране Советов, особенно в провинции, сделало его имя и рубрику «Алый парус» широко известными. В 1980 году, когда обстановка в редакции «Комсомольской правды» необратимо ухудшилась, журналист перешел в «Литературную газету». Именно здесь он стал заниматься главным делом своей жизни – журналистскими расследованиями. Начав с молодежной тематики, правда, не в литературно-творческом аспекте, а в сугубо злободневном – от подростковой наркомании до молодежных преступных группировок, он постепенно втянулся и в проблемы «взрослой» жизни и организованной преступности. В 1988 году он позволил себе печатно признать актуальность понятия «мафия» для советского государства. Причем не образно-романтически, а именно в качестве уже возникшего в СССР прочного союза организованной преступности с государственным аппаратом. Он первым употребил этот термин в печати.
Возникает вопрос: какое касательство к проблемам законности и правопорядка имела «Литературная газета» – печатный орган Правления Союза писателей СССР? В действительности выходящая по средам «Литературка» была наделена на удивление широкими полномочиями. Да и сотрудников она имела столько, что без труда могла бы стать ежедневной.
Она была первой в СССР «толстой» газетой; в сферу ее интересов входили различные стороны жизни, которые можно отразить в литературно-публицистическом очерке. Именно «Литературная газета» и существовавшие в ее редакционной структуре два отдела – «отдел коммунистического воспитания» (переименованный затем в «отдел морали и права») и «социально-бытовой отдел» – дали жизнь такому жанру, как «журналистское расследование». В этом плане особую известность получил отдел коммунистического воспитания.
