Прошу «Литературную газету» довести это мое письмо до сведения сотрудников Прокуратуры СССР, непосредственно занятых проверкой по моему заявлению и письму группы писателей.
Неверно думать, что Щекочихин возлагал какие-то особые надежды на Сухарева. Правильнее будет сказать, что он попытался сыграть на кадровой перестановке в Генеральной прокуратуре. Ведь он не мог слишком рассчитывать на Сухарева, отношение которого к либеральной части интеллигенции было известно давно.
Дело в том, что 27 октября 1976 года в «Литературной газете» было напечатано пространное интервью А.Я. Сухарева (он занимал в тот момент пост первого заместителя министра юстиции СССР) корреспонденту газеты В. Александрову. Это интервью получило тогда поистине всемирную известность: Сухарев в нем давал оценку Владимиру Буковскому, который в тот момент находился во Владимирской тюрьме. При этом суждения Сухарева сильно отличались от тех, которые предъявило обвинение, и не в лучшую сторону. В заявлении Московской Хельсинкской группы, принятом по этому поводу, отмечалось: «Во всем, что говорит Сухарев о Буковском, бесспорно соответствует действительности только то, что Буковский родился в 1942 г. и окончил среднюю школу». Все остальное – что Буковский «нигде постоянно не работал», «призывал к свержению советского государственного строя», что «его деятельность направлялась из-за рубежа пресловутым НТС» и т. д. – было чистым вымыслом.
В том же году журнал «Новое время» поместил выступление Сухарева под говорящим заголовком «О некоторых недобросовестных ревнителях “прав” советского человека». На этот раз замминистра юстиции утверждал, что в СССР «в области реального обеспечения прав человека уже давно достигнут такой уровень, о котором рядовые граждане в так называемом “свободном” мире могут только мечтать». Сухарев коснулся в этой беседе и судебного разбирательства по делу С.А. Ковалева (Вильнюс, 9–12 декабря 1975), которое, по его словам, «было проведено тщательно, глубоко и объективно».
Когда же в 1978 году Сухарев защищал в Академии общественных наук при ЦК КПСС кандидатскую диссертацию на тему «Правовое воспитание трудящихся в развитом социалистическом обществе», он не преминул в своем автореферате отметить:
Очередным политическим фарсом является, в частности, спекулятивная шумиха вокруг надуманного вопроса о «нарушениях прав человека» в социалистических странах, призванная ввести в заблуждение мировое общественное мнение, оправдать произвол и репрессии против трудящихся в капиталистических государствах…
Что же можно было ожидать от А.Я. Сухарева? С учетом сказанного выше – только чуда.
Протест А.Я. Сухарева
И вот происходит невероятное. 30 марта 1988 года первый заместитель Генерального прокурора СССР А.Я. Сухарев, как обладающий полномочиями опротестовывать приговоры, определения и постановления любых судов РСФСР (согласно статье 371 УПК), направляет в адрес Президиума Ленгорсуда документ, в котором ставит вопрос об отмене судебных решений 1981 года в отношении Азадовского. По действовавшему УПК это означало, что Президиум Ленгорсуда рассмотрит в ближайшее время этот протест в порядке надзора и либо примет его во внимание (с отменой приговора и дальнейших определений), либо оставит без удовлетворения. Последнее было практически невозможно – Ленгорсуд не стал бы открыто ссориться с Генеральной прокуратурой. То есть уголовное дело в отношении Азадовского подлежало пересмотру.
Нужно отдать должное Сухареву, который 26 мая 1988 года будет утвержден в должности Генерального прокурора СССР: его деятельность в тот исторический момент сопровождалась важными свершениями. Выступая 9 июня 1989 года на Съезде народных депутатов СССР, Сухарев заявил, что только за 1988 год
2182 человека мы вынуждены были отпустить или из следственных изоляторов, или из зала суда, потому что эти люди неправильно были арестованы, потому что они были неправильно репрессированы. Это же безобразие! А всего шесть с половиной тысяч таких людей пострадало. Я говорю только о тех людях, которые уже, как говорится, под стражей находились. Это – вопрос принципа. (Аплодисменты.)
Среди народных депутатов, которые в тот день задавали Сухареву вопросы, был академик Сахаров, напомнивший Сухареву о памятном интервью, посвященном делу Ковалева. И вот каков был ответ:
Я допускаю и не исключаю, что, возможно, в 1975 году, давая интервью, у меня могла быть соответствующая оценка. Товарищ Сахаров, хочу, чтобы Вы поняли мое кредо, мое отношение к делам по так называемой «антисоветской агитации и пропаганде» по известной статье 190-1. Это отношение давно известно. Многие присутствующие юристы его знают. Это принципиальное отношение, мы должны многое пересмотреть в этих вопросах, и я был одним из авторов их решения на демократических путях. Думаю, что это правильно.
Весть о вынесенном Сухаревым протесте достигла «Литературной газеты» – редакция получила письменный ответ Генеральной прокуратуры. Щекочихин тут же позвонил в Ленинград – это была невероятная новость. Однако суть протеста оставалась не совсем ясной до тех пор, пока в начале мая Азадовский сам не получил по почте письмо за подписью А.Я. Сухарева от 25 апреля. Прочитав этот документ, Азадовский, уже отпраздновавший внутренне эту победу, на самом деле скорее расстроился. Из-за Светланы.
Гр-ну Азадовскому К.М.
Ваши жалобы, поступившие из редакции «Литературной газеты», рассмотрены Прокуратурой Союза ССР. Истребованы и проверены в порядке надзора уголовные дела в отношении Вас и Лепилиной С.И.
Ваше утверждение, что наркотическое вещество Лепилиной передал провокатор, а основным доказательством ее виновности были показания соседки Ткачевой, данные ею из мести, является несостоятельным. Ткачева в суд не вызывалась и им не допрашивалась, никаких ссылок на ее показания в приговоре нет, а на предварительном следствии она была допрошена лишь о круге знакомых Лепилиной. Сама Лепилина как на предварительном следствии, так и в суде виновной себя признала и рассказала, как и при каких обстоятельствах она приобрела у одного испанского гражданина изъятое у нее наркотическое вещество. Оснований для опротестования приговора в отношении ее не имеется.
Что касается судебного следствия по Вашему делу, то оно действительно проведено односторонне и неполно. По этим основаниям в Президиум Ленинградского городского суда принесен протест, в котором поставлен вопрос об отмене судебных решений в отношении Вас и возращении дела на новое судебное рассмотрение.
29 апреля состоялось заседание Президиума Ленгорсуда, проходившее под председательством все того же В.И. Полуднякова (подписавшего в свое время отказ в пересмотре дела Азадовского). Первый заместитель прокурора Ленинграда (в тот момент и.о. прокурора города) В.А. Немченко, представлявший это дело, дал свое заключение, дублировавшее позицию московского начальства. Соблюдая букву закона, Президиум Ленгорсуда, а также прокурор Ленинграда должны были основывать свое заключение на подлинных материалах уголовных дел Азадовского и Лепилиной, которым надлежало вернуться на берега Невы одновременно с сухаревским протестом. Но как это было на самом деле, не совсем ясно. Возможно, в эти дела никто и не заглядывал, потому как одного только протеста А.Я. Сухарева было достаточно для решения вопроса. Оспаривать Москву никто не собирался.
Итак, 29 апреля Президиум Ленгорсуда признал справедливым протест А.Я. Сухарева и констатировал нарушение 20-й статьи УПК, положения которой требуют от органов следствия, суда и прокуратуры «всестороннего, полного и объективного исследования обстоятельств дела». В постановлении, окончание которого мы приводим, об этом было сказано более конкретно:
…Проверив материалы дела и обсудив доводы протеста, Президиум находит, что протест подлежит удовлетворению, так как судом не выполнены требования ст. 20 УПК РСФСР.
Основанием для производства обыска в квартире Азадовского послужило задержание 18 декабря 1980 г. во дворе его дома Лепилиной С.И., близкой знакомой Азадовского, в сумочке которой обнаружено наркотическое вещество – анаша. Такое же наркотическое вещество и примерно такого же веса согласно протоколу обыска обнаружено на книжной полке в квартире Азадовского, а также при осмотре карманов его дубленки и пиджака. Азадовский сразу же заявил, что к наркотическому веществу он никакого отношения не имеет и считает, что оно было подброшено сотрудниками милиции во время обыска.
В связи с этим важное значение для установления истины имел допрос инспектора уголовного розыска Хлюпина Н.Н., который обнаружил пакет с анашей. Однако суд не обеспечил явку Хлюпина в судебное заседание и не допросил его.
Из показаний в суде Азадовского и понятого Макарова видно, что помимо понятых в производстве обыска участвовало пять человек, а в протоколе обыска указаны только двое. Суд не выяснил, кто эти люди, что они могут сказать об обыске в квартире Азадовского и почему не занесены в протокол обыска…
