— Одевайся, — говорит парень, подталкивая меня к шкафу.
— Зачем?
— У нас целый список для покупок.
— Мы поедем прямо сейчас?
— Мы всё делаем прямо сейчас, — улыбается Мэйсон.
Пока спешно натягиваю одежду, парень разговаривает по телефону. Мне удаётся уловить лишь обрывки фраз, но из всего разговора я точно убеждаюсь, что он договаривается о вывозе мебели. Мы серьёзно сейчас едем в магазин, чтобы купить краску? Я готова биться головой до того момента, пока не осознаю. Вероятно, из нас двоих, решительности больше в Мэйсоне, чем во мне.
На моей памяти один ремонт: моей комнаты в доме, который когда-то считался нашим. Это было слишком давно и память помнит лишь клочки из того дня, как мама сделала для меня козырёк из газеты и надела на голову, чтобы не измазать волосы в краске. Конечно, проку от меня было не так уж и много, но я всеми силами старалась помочь родителям покрасить стены. Сейчас я буду заниматься подобным занятием рука об руку с Мэйсоном, создавая комнату, которую он считает нашей. Пока в моей голове не может уложиться то, что этот дом становится моим, а его спальня — нашей. По привычке, я всё ещё могу спросить что-то типа: «У тебя дома»; «В твоём шкафу»; «В твоей ванной». Каждый раз я вижу неодобрительную вспышку в карих глазах, но до сих пор от него ничего не слышалось. Лишь единожды он сказал, чтобы я прекратила так говорить. Честно говоря, я далека от совместной жизни с парнем и тем более делаю это не специально, слова вылетают сами собой, остаётся кусать внутреннюю сторону щеки и стараться сгладить будущий конфликт. Комната в кампусе всё ещё числится за мной. Я не отдала ключи и не планирую. Не то, чтобы была не уверена в собственном выборе, но кусочек страха того, что окажусь на улице — имеет место быть. В противном случае, мне некуда идти, разве что в мотель, дорога к которому давно выучена.
Путь до магазина не такой уж и длинный, за это короткое время согреваюсь, потому что морозная погода на улице намекает на приближение декабря. Порывы холодно ветра далеко не самые приятные. Всё чаще по ночам до ушей доносится шум не только машин, но и вьюги. В такие моменты, я прижимаюсь к Мэйсону и зажмуриваю глаза, стараясь позабыться в его тёплых объятиях. Сквозь сон, он заключает меня в кольцо своих рук и целует макушку, что пробирает до кончиков волос. Возможно, такой жест делается не совсем сознательно, но согревает, как никогда. Это приятное чувство не описать словами. Он прижимает к себе, и я таю, подобно шоколадке.
— Как прошёл ужин у родителей? — интересуюсь я.
— Неплохо, на этот раз я не чистил картошку.
— Нарушение традиций, — хихикаю я, но тут же перестаю смеяться. Сердце замирает, а дыхание сбивается. — Ты… говорил про нас?
— Нет, но отец догадывается.
— Почему?
— Потому что я с дурости задал некоторые вопросы, на которые сам знаю ответы.
— Какие вопросы?
— Я хочу услышать его историю.
— Какую историю?
— С мамой.
— Ты не знаешь? Я думала, вы говорите обо всём.
— Мы говорим обо всём, нет темы, которую мы не можем обсудить. Я всё знаю, но с маминой подачи, отец никогда не рассказывал. Я хочу услышать его сторону, но для этого нужно признать его правоту.
— Правоту в чём?
Мэйсон бросает в мою сторону быстрый взгляд, после чего смотрит в зеркало и выдыхает.
— В том, что у меня есть ты.
— Я?
— Не конкретно ты, но кто-то.
Внутри обрываются какие-то ниточки души, потому что он скрыл меня от семьи. Я бы не задумывалась, не будь это важным. Наши отношения вовсе не мелочь, по крайней мере, для меня. Моему состоянию позавидует настроение «печаль», а лицо выражает полное изнеможение и оттенок мела. Буквально за минуту, всё вновь перевернулось с ног на голову. Мэйсон резко даёт по тормозам, и останавливается в автомобильном кармане, хотя вывеска нужного торгового центра освещает прилегающую к ней парковку через один перекрёсток.
Его пальцы касаются моего подбородка и силой проворачивают к себе лицо.
— Черт, я знаю, о чём ты думаешь.
— О чём? — выдавливаю я, смотря в окно за ним.
— Думаешь, я не хочу, чтобы семья знала о тебе.
Моё молчание подтверждает ход его мыслей, да и я не вижу смысла противостоять, говоря, что не думаю об этом.
— Я не хочу скрывать тебя. Думал, мы будем вместе в этот момент, понимаешь? Но ты выбрала гребаные учебники, а я не хотел с тобой ругаться. У меня не было настроения и желания на новую ссору. Мы можем сделать это прямо сейчас.
Отрицательно кручу головой, ощущая неприятные отголоски внутри, не желая подачек. Если я не хотела подобного развития, то виновата в этом сама. Это я отказалась от того, чтобы поехать с ним. И это я стала причиной, по которой являюсь тайной. О нас знают в университете, но не знают самые важные люди в его жизни.
— Я не думала… — тихо говорю я.
Встречаюсь с глазами Мэйсона, читая в них беспокойство. Он показывает эмоции, которые прячу от него я. В эти самые секунды, кажусь себе такой жалкой, ведь боюсь открыться единственному человеку, который сделал для меня больше, чем кто-либо другой за всю жизнь. Горючие слёзы жгут глаза и всё же проскальзывают по щекам. Я всё порчу, и в моём топе собственные отношения.
Не замечаю, как отстёгивается ремень, а руки Мэйсона тянут меня к себе. Залезаю на его колени и утыкаюсь в шею парня, прижимаясь так сильно, как только могу.
— Прости… — шепчу я. — Я всё порчу… мне проще сломать, чем сделать. Я не должна была воспринимать всё вот так, мы снова ругались. Ты не должен это терпеть.
— Кто сказал, что я терплю? — улыбка слышится в его голосе, и я начинаю рыдать ещё больше.
— Я вижу, — между всхлипами, говорю я.
— У тебя периодическая слепота.
Первый раз за всю жизнь понимаю, что чего-то не заслуживаю, хотя очень желаю. Это противоречивое чувство мерзкое на вкус. Ты знаешь, что хочешь, но отчетливо понимаешь, что не можешь просить и получать. Моё терпение похоже на воздушный шар, который лопнет при касании к чему-то, его — представляет собой шар для боулинга, которым можно убить.
Парень заключает моё лицо в ладони и оттягивает назад. Упираюсь поясницей в руль, и не могу остановить слёзы, пока Мэйсон с улыбкой смотрит на меня, и вытирает подушечками больших пальцев влажные дорожки.
— Ты всегда такая эмоциональная, когда месячные?
Глаза округляются.
— Ты отвратителен.
Шлепаю его по руке, из-за чего парень начинает смеяться, но его взгляд наполнен теплотой и нежностью, которую я всё ещё принимаю с трудом, ища скрытый смысл. Возможно, я ошибаюсь, когда это делаю, потому что Мэйсон не просит взаимности. Он ничего не просил взамен. За всё то, что он сделал — не было и слова, которое намекало бы на расплату. Разве что свидание, но я хотела его не меньше. Пока он скрывает мягкость и доброту перед остальными, я — та, кто принимает и не осознаёт всю цену его бескорыстия.
— Думаю, мы сделаем всё в другой день.
— Нет, — тут же отрезаю я. — Пожалуйста, нет.
— Будешь в слезах выбирать краску? — улыбается он.
— Да, мы всё сделаем, как ты хотел.
— Мы хотели, — исправляет Мэйсон, подняв одну бровь. — Это наша спальня.
— Хорошо.
— Скажи, что эта наша спальня. Мне плевать, что в ней, какая она, я хочу, чтобы ты чувствовала себя в ней, как дома, потому что это твой дом. Не только мой. Мы можем разрисовать стены или содрать краску, можем кинуть туда матрас и жить так. Понимаешь?
— Это какой-то способ?
— Способ для чего?
— Психологический.
— Нет, хотя, не знаю. Я подумал, что стоит попробовать. Возможно, так тебе станет проще. Ты же не думала, что меня волнует цвет стен?
— Вообще-то, думала, — хмыкаю я, смахивая слёзы с лица.
— Ты должна чувствовать себя там также комфортно, как я. Мы сделаем её вместе, как понравится нам, даже если получится полная хрень, эту хрень мы сделаем вместе.
Склоняюсь к нему и прижимаюсь к губам.
Я не хочу думать, что Мэйсон такой благодаря специальности, которую получает. Моё сердце и голова желают иного: он говорит так, потому что я важна для него; потому что не так нужно, а он хочет этого. Я должна перестроить себя, выбить дурное желание идти поперёк и злить его. Мне нужно пустить его глубже, чем в сердце, потому что он единственный человек, который действительно этого достоин.
