Из показаний в суде Азадовского и понятого Макарова видно, что помимо понятых в производстве обыска участвовало пять человек, а в протоколе обыска указаны только двое. Суд не выяснил, кто эти люди, что они могут сказать об обыске в квартире Азадовского и почему не занесены в протокол обыска…
Наконец, судом не устранены существенные противоречия в показаниях Хлюпина, данных на предварительном следствии, и понятого Константинова о месте нахождения наркотического вещества в квартире Азадовского, на какой конкретно книжной полке оно обнаружено. По изложенным мотивам приговор и определение судебной коллегии подлежат отмене.
При новом рассмотрении надлежит учесть изложенное, тщательно исследовать обстоятельства дела в соответствии с требованиями ст. 20 УПК РСФСР, принять обоснованное решение.
Руководствуясь ст. 378 УПК РСФСР, Президиум Ленинградского городского суда
Постановил:
Приговор Куйбышевского районного народного суда г. Ленинграда от 16 марта 1981 года и определение судебной коллегии по уголовным делам Ленинградского городского суда от 16 апреля 1981 г. в отношении Азадовского Константина Марковича отменить, дело направить на новое судебное рассмотрение в тот же суд в ином составе судей со стадии судебного разбирательства.
Это было долгожданное решение. Победа уже не столько Азадовского, сколько Щекочихина и «Литературной газеты». Но для Азадовского это означало шанс доказать свою невиновность – правда, всего лишь шанс, и далеко не стопроцентный. Барахтаясь уже долгие годы в советской юридической клоаке, Азадовский хорошо усвоил принципы советского правосудия, которые были далеки от тезисов 20-й статьи УПК, да и гроза, подчас нависавшая над московским начальством, в Ленинград добиралась уже в виде облачка.
К тому же судьи, которые в 1981 году так блистательно справились с вынесением Азадовскому обвинительного приговора, а затем и отказывали в его пересмотре, были по-прежнему в строю; парторг Мухинского училища, подписавший характеристику, перешел на работу в обком КПСС в качестве инструктора… Можно было предположить, что и сотрудники УКГБ также не вышли на пенсию. То есть не было оснований надеяться на легкую победу.
При этом ветер перемен сметал гнилую листву, и идея гласности, так греющая и Азадовского, и Щекочихина, все-таки придавала им уверенность, что вердикт будущего суда не будет обвинительным. Можно сказать, что Азадовский – несмотря на усмирение Колымой – оставался неисправимым оптимистом.
Юрий Щекочихин, официально проводивший журналистское расследование, теперь должен был дождаться итогов этого процесса. И ленинградский городской суд, и прокуратура, и УКГБ – словом, все заинтересованные инстанции понимали, что гласности в этот раз избежать не удастся. Вопрос был в том, повлияет ли гласность на исход дела.
Глава 14
Процесс
Итак, после постановления Президиума Ленгорсуда от 29 апреля 1988 года стало ясно, что предстоит новое судебное разбирательство. Целесообразность такого решения – спустя восемь лет – может показаться сомнительной с точки зрения здравого смысла, но таковы процессуальные требования. Впрочем, Азадовский видел в новом судебном разбирательстве и положительные стороны. Ведь если суд будет протекать гласно, с соблюдением процессуального законодательства, то ему удастся установить ничтожность «доказательств вины» и выявить истинные причины уголовного дела. Кроме того, он не терял надежды вызвать и допросить сотрудников КГБ. При этом Азадовский не сомневался, что теперь-то приговор 1981 года будет пересмотрен и его оправдают; это, в свою очередь, открывало долгожданную для него возможность поднять вопрос о пересмотре приговора по делу Светланы.
В том, что ожидается такого рода процесс, было вообще что-то новое и необычное, так же как новое и необычное происходило в стране. Да и сам факт протеста Генпрокуратуры на приговор воспринимался как символ тех изменений, что происходили вокруг. «Дело Азадовского», которое вдруг стало разваливаться, также питало эти радужные настроения. Ожидалось, что в Куйбышевском райсуде состоится некий показательный процесс, олицетворяющий отказ от советского прошлого: под гнетом неопровержимых доказательств рухнет система лживого судопроизводства и уступит место, сообразно требованиям времени, подлинному правосудию.
Азадовский, избранный к тому времени членом Союза писателей СССР, готовился даже не к суду, а именно к процессу, к торжеству правосудия. Архипов, Шлемин, Арцибушев, Хлюпин, Каменко, Бобов, Шистко, Ткачева… Все эти фамилии вызывали в нем чувство горечи, взывающее к восстановлению справедливости. Да и можно ли было все забыть! Страдания матери, скончавшейся в 1984 году, искалеченную жизнь Светланы, здоровье которой было подорвано в арматурном цехе Горьковского автозавода, наконец, собственное хождение по мукам – полгода в Крестах, двухмесячный этап, сусуманскую зону…
И, по совести говоря, ничего не предвещало иного развития событий, тем более что А.Я. Сухарев, лично вынесший протест по делу Азадовского, стал в скором времени Генеральным прокурором СССР. К тому же, напомним, 13 мая судья Куйбышевского районного суда Л.А. Донецкая удовлетворила иск Азадовского к Куйбышевскому РУВД о возмещении материального ущерба, нанесенного утратой имущества, изъятого при обыске у него и у Светланы.
Для предстоящего процесса был приглашен адвокат – Наталья Борисовна Смирнова, только в 1984 году начавшая адвокатскую практику. Она была высокопрофессиональным юристом, имела за плечами почти двадцатилетний опыт работы в органах юстиции.
В начале лета 1988 года уголовные дела Азадовского и Лепилиной прибыли из Президиума Ленгорсуда в районный суд. Там Азадовский смог в очередной раз ознакомиться со своим делом, поступившим на рассмотрение к судье Куйбышевского районного суда Н.А. Цветкову. А представлять государственное обвинение прокуратура назначила относительно молодого, но уже безусловно опытного А.Е. Якубовича. Он смотрелся на процессе много уверенней судьи, который был и младше, и косноязычнее, и сдержаннее. И вот 21 июня состоялось предварительное слушание дела, так называемое распорядительное заседание. Азадовский уже 10-го числа подал в канцелярию суда обширное ходатайство, в котором просил об истребовании ряда документов – уголовного дела Светланы, материалов прокурорской проверки, документов из Мухинского училища и т. д. В том же ходатайстве он просил о вызове в судебное заседание лиц, причастных к его судьбе, – следователя Каменко, милиционеров Арцибушева и Хлюпина, сотрудников УКГБ Архипова и Шлемина, а также Шистко и Бобова, подписавших его служебную характеристику. Одновременно он просил суд сделать запрос в «Ленинградскую правду» относительно статьи 1969 года, посвященной делу Славинского, и подтвердить достоверность экспертизы, данной Горлитом по поводу изъятых у него при обыске книг. И, наконец, было подано ходатайство об идентификации сотрудника милиции по фамилии Быстров, чья фамилия значилась в протоколе обыска.
Одним словом, Азадовский решил представить все доказательства предвзятости следствия и суда в 1981 году и фальсификации улик. В своих бумагах того времени он часто употреблял это слово – «фальсификация», такое хлесткое и даже несколько эпатажное, но для Азадовского оно было единственно верным определением сути событий. И для разоблачения именно фальсификации открытый судебный процесс был, с его точки зрения, наилучшим средством.
Заседание 19 июля 1988 года
Итак, начинался открытый процесс. Эта характеристика вполне соответствует истине – если на суд 1981 года смогли чудом просочиться лишь несколько человек, то в 1988-м зал заполнили те, кто долгие годы пристально и сочувственно следил за перипетиями Константина и Светланы, их коллеги и единомышленники, представители прессы…
Разумеется, и сама обстановка разительно отличалась от марта 1981 года. Стояла невыносимая жара, окна были распахнуты настежь, проезжающие по улице Толмачева (ныне – Караванная) машины и шум соседней стройки хотя и мешали, но одновременно вносили в судебное заседание ощущение спектакля: казалось, это не совсем суд, во всяком случае, ничего страшного не ожидалось. Все пришедшие на суд это явственно ощущали, хотя и знали, что формально Константин Азадовский вновь – после возвращения дела в стадию следствия – стал обвиняемым. Но это не слишком принималось всерьез. Азадовский видел в зале суда немало знакомых лиц: Яков Гордин, Нина Катерли, Александр Нинов… Из Москвы приехал Григорий Забельшанский.
Можно сказать, что судья Н.А. Цветков пытался, во всяком случае поначалу, соответствовать требованиям нового времени. Первое, что он сделал, – удовлетворил ходатайства Азадовского о видеофиксации и звукозаписи на процессе. (Сохранившаяся звукозапись, представляющая собой стопку бобин магнитной ленты, помогла нам восстановить ход процесса.) И когда включились микрофон и камера, началось рассмотрение заявленных ходатайств. Дух истинного правосудия воцарился в зале Куйбышевского суда. Зал приготовился к объективному судебному разбирательству.
