― Я с ней не знаком, ― спокойно и тяжело ответил отец.
У Авроры перехватил дыхание, а сердце почти перестало биться. Вот она, та самая неправильность, дефект, не дававший покоя. С черно-белого рисунка смотрела Ева.
Путешественница Ева. Аврора никогда бы не спутала черты лица подруги даже на фотороботе. Широкие скулы, округлые щёки, острый подбородок, полные губы и большие глаза. Переброшенная через плечо коса, перевитая нитями оберегов, и вовсе не оставляла сомнений. Аврора понимала, почему ребенком запомнила вплетенные в локоны Евы амулеты: они буквально гипнотизировали.
Сердце бешено колотилось от осознания того, что произошло. Аврора запустила пальцы в волосы и склонила голову. Так значит, вот разгадка. Её мама не пропала: Анну Дрелих забрали. И сделала это Ева Лащенко.
Ещё никогда Аврора так не ждала вечера полевиков. Даже в семнадцать, когда хотелось выпить спирт и поговорить с взрослыми. Сейчас она сама была по ту сторону стола и бутылки. Авроре было немного стыдно за то, что она взяла на слабо пилота Геру Малиновского: сумеет он посадить грузовой самолёт на вересковую пустошь или нет. С условием, что Аврора сделает свои дела до захода солнца. И что начальница управления об этом не узнает. Белоснежка отсутствовала на вечере: распитие спиртных напитков в здании было строго запрещено.
На вечер Аврора почти не опоздала. Стояла в дверях, засунув руки в карманы брюк, и смотрела на длинные, но не настолько, как в конце полевого сезона, столы, заставленные простой и понятной едой. Как всегда было много зелени: многоуровневые гидропонные установки аграриев хорошо справлялись со своей задачей.
Она смотрела на сидевших за столами инженеров, рабочих, операторов буровых установок, геологов. Течения потоков силы наполняли её, заставляя распрямить плечи и поднять голову. Тёплые мягкие волны захлёстывали, терпкость природной магии ощущалась на языке вкусом родниковой воды, сваренного в молоке ягеля и ухи из хариусов. Это чувство, проникавшее в самые дальние уголки души, заставило Аврору улыбнуться. Все же она любила всех этих людей.
Сегодня Аврора, как и полагалось на всех вечерах, оделась красиво. Короткий чёрный приталенный жакет, брюки, оставлявшие открытыми лодыжки, ожерелье с розовыми халцедонами. Она даже нашла туфли на шпильке, жутко жавшие теперь.
Рекреация тонула в полутьме, половина ламп была выключена из экономии. Из незанавешенных окон открывался вид на Ледовитый океан и растворявшееся в нём солнце. Ветер колыхал флаг Федерации, а на горизонте вырисовывалась красно-жёлтая платформа.
Геологи смеялись, ели, пили, переговаривались друг с другом, но Аврора скользила по ним взглядом, даже не замечая лиц. Наконец, она нашла тех, кого искала: друзей, вернувшихся с верещатников. Увидела и на миг прикрыла глаза. Связывало их куда большее, чем «Арктикстрой». Едва не с самого детства они были повязаны кровью, магией духов природы и тайгой, забытой за бескрайними вересковыми пустошами.
Ева Лащенко явно радовалась возвращению. Но она улыбнулась одними губами, и Аврора видела, как в карих глазах полыхнуло веселье напополам с едкой горечью. Родители Евы ― Сирин и Гамаюн ― три года назад окончательно перевоплотились в райских птиц, и теперь Аврора изредка слышала их песни на Яблочный Спас, или когда умирал очередной политик. Каждый раз она надеялась, что сине и хрипло Гамаюн запоёт о Хане.
Ева, как и многие дети, после магнитной бури обрела способность, обусловленную профессиями родителей. Дочь геолога и палеонтолога умела путешествовать во времени. Видела другие эпохи, шагала по призрачной реальности, как по твёрдой земле. И могла брать с собой других колдунов, да и забирать из прошлого предметы ― тоже. По мнению всех, способность Евы была похожа на ту, которой обладал герой Саймака в повести «Кто там, в толще скал?»²
Аврора отвлеклась, казалось, на секунду, а геологи уже тянули середину песни:
― …Зароди в ней мечту, что сияет на дне, точно в серых глазах запоздалый рассвет — птичьей трелью и нежностью тысячи дней, сердца стоном и яростью тысячи лет…³
«Нашли, что петь. Серый сейчас начнёт столы переворачивать!» ― Геологи делали это не со зла, им просто нравилась песня, но для Серого она имела особое значение.
Серёга Ильинский, называемый в партиях просто Серый, сидел слева от Евы и безуспешно пытался сделать вид, что песня его не касается. Он резко снял с головы бандану, и тёмно-рыжие кудри тяжело упали ему на плечи.
― Давайте споём что-нибудь винтажное, ― вклинился в гомон подвыпивших геологов Алексей Вениаминович Дружинин, сидевший рядом с Евой и заметивший состояние Серого. ― Нашу рабочую песню-талисман! ― Вениаминыч запел, а Аврора прошептала одними губами:
― …ты травы завязал узлом и вплёл в них прядь моих волос. ― Она не умела петь, но в сознании лилась чистая и звонкая музыка, а образы нагорий и расстилавшихся тундровых долин, изрезанных реками, вставали перед глазами. Аврора обвела взглядом рекреацию. Где же её Господин горных дорог?
Она решительно тряхнула головой и посмотрела на Вениаминыча. Он в кои-то веки сменил потёртую кожаную куртку на пиджак, но всё же подвернул рукава. Забитые татуировками предплечья перехватывали амулеты с камнями, костями и ещё боги ведали чем.
Аврора глубоко вздохнула и помахала рукой друзьям.
― Здравствуйте, ребятки. ― Она с улыбкой втиснулась между Евой и Серым, который тут же плеснул ей коньяку. ― Как сходили?
― Ну как сходили, скорее, сбегали, ― отозвался Серый и демонстративно закатил глаза. ― Тундровый чёрт водить пытался, золото показать предлагал. Знаю я его золото, ― усмехнулся он и, обернувшись, обратился к кому-то за спиной Авроры: ― Коньяк будешь?
― А тогда для чего ты бутылку взял? ― усмехнулся Артём, подойдя ближе и внимательно глядя на Серого. Аврора чувствовала, что видел муж только её. ― Просто так, или пить?
― В золотом кубке подносить, как князю, не буду, ― в тон Артёму отозвался Серый. ― После мраморных садов Селефаиса и вин из-за лунных морей местную выпивку пить почти не могу. ― Серый на миг помрачнел, а затем пододвинул Артёму стакан.
Артём поблагодарил его одобряющим кивком и подошёл вплотную к Авроре. Положил руку ей на плечо, и она почувствовала, как по телу заструилось мягкое тепло. Она не сдержала улыбку и незаметно потёрлась щекой о предплечье мужа под тактично отведённые взгляды полевиков. Артём взял её руку, быстро коснулся пальцев губами и высыпал Авроре в ладонь горсть необработанных зёрен алмазов. На ребре его ладони осталась размазанная пыльца фей-светляков. Она поняла, что Артём ходил за границу вересковой пустоши, и едва не задохнулась от возмущения напополам со страхом.
Аврора безотчётно сжимала горсть алмазов. Хотелось швырнуть их, чтобы кристаллы углерода разлетелись по управлению. Зачем Артём принёс ей алмазы? Она ведь не сможет откупиться ими от Гасящего.
― Ой! А тебе тут и не сесть никак, ― воскликнула Аврора, постаравшись взять себя в руки. ― Мы с Евой сходим в дамскую комнату, а вы, мальчики, пока поищите стул для Артёма Ивановича. ― Она поправила отворот пиджака Артёма и стёрла остатки пыльцы. ― Нет-нет-нет, больше на коленях у тебя я сидеть не буду! ― Она постаралась улыбнуться как можно легче и, дождавшись, пока Ева выберется из-за стола, направилась с подругой в сторону туалета.
Аврора чувствовала пристальный взгляд Артёма и отрешённо гадала, в какой ярости будет муж, когда поймёт, что она задумала. В том, что он обо всём догадается, Аврора не сомневалась. Было очевидно, что Белоснежка при первом удобном случае кинет камень в огород четы Бутенко, но не сразу. Значит, Аврора успеет, как минимум, оказаться в воздухе, прежде чем тайное станет явным, а письмо, поставленное на таймер, отправится. Мелькнула мысль, что стоит вернуться и рассказать всё Артёму, но Аврора тут же отмела её. На такое муж никогда не отпустит.
Аврора долго и тщательно пудрила нос и щёки, а Ева, опершись о стену, следила за ней взглядом. Аврора чувствовала, как звенящая сила Евы колебала ткань пространства и времени. Даже воздух в присутствии Путешественницы иногда подёргивался едва заметной рябью.
