Ева наконец отпустила Анну, которая покачнулась, хватая ртом воздух, и едва удержалась на ногах. Голова кружилась, к горлу подкатывала тошнота, растрепавшиеся волосы лезли в лицо. Мерцание отпечаталось на сетчатке, от гулких ударов сердца дрожало тело. Но хуже всего было то, что Анна с ужасающей интуитивной точностью понимала ― она не дома. Не ощущалось привычных запахов коттеджного посёлка: выхлопных газов, удобрений, инсектицидов для сада, костров, а медвяный аромат, разлившийся в воздухе, был незнаком.
Желудок скрутило, и Анна согнулась: её стошнило. Мелькнула мысль, что надо убрать волосы, но руки налились свинцом и не слушались. Но в ту секунду, когда Анна содрогнулась от накатившего рвотного позыва, чьи-то руки перехватили волосы и приобняли её, придерживая. Анна зажмурилась и глубоко вздохнула, а когда открыла глаза, Ева протягивала флягу. Анна с сомнением покосилась на неё, и в этот момент раздался голос той, что поддержала её:
― Первые разы путешествовать по времени всегда тяжело. Это учитывая, что меня укачивает и вообще хронически не везёт с транспортом.
От звука этого голоса Анна дёрнулась и резко выпрямилась. Не переставая придерживать её за плечи, к ней повернулась девушка с рыже-русыми волосами, собранными в хвост, одетая в просторную куртку и походные брюки с множеством карманов. Бледная, с точёным подбородком и высокими, резко очерченными скулами, она улыбнулась, и Анна увидела, что у неё недоставало верхнего зуба слева рядом с клыком. А потом Анна заглянула в её глаза, и ей показалось, что она сейчас сойдёт с ума. Просто рехнётся, потому что этого не могло быть. Не должно. Она видела эти светлые глаза с расплавленным янтарём на дне секунды назад у своей маленькой дочки.
― Мама, ― глухой хрипловатый голос этой девушки прорезал сгустившийся сумрак. ― Мама, не бойся. Ты в порядке?
― Глупый вопрос, ― сглотнув, отозвалась натянутая, как струна Анна.― Кто вы? Почему зовёте меня мамой? ― Она говорила это, но в глубине души уже знала ответ.
― Я Аврора Дрелих, ― секунду помолчав, ответила девушка. ― Сейчас, в две тысячи пятидесятом году, мне тридцать лет. Я понимаю, что ты знаешь меня маленькой девочкой, но я помню тебя точно такой. ― Аврора протянула руку и коснулась кончиками пальцев щеки Анны.
От этого прикосновения у Анны чуть не разбилось сердце, к глазам подступили слёзы. Даже в мозолях и шрамах, она узнала и этот жест, и эти прикосновения. Так ― простодушно и искренне ― могла трогать только её дочка.
Анна коснулась волос дочери, провела по скуле и взяла за подбородок, чуть повернув лицо Авроры. Вдохнула полной грудью аромат жареной оленины, горящей тундры, солярки, молока, ягеля и торфа, холодных рек, табака и бумаг. Ощутила на границе сознания, заглянув в глаза Авроры, страх, растерянность и просьбу о помощи.
― Аврора… дочка… ― Анна не узнала собственный голос. ― Что происходит? И повтори, ― она на миг замялась, ― какой сейчас год.
― Две тысячи пятидесятый, ― ответила Аврора. ― Я всё тебе объясню в самолёте, но нам надо торопиться, ― она оглянулась. ― Луна растёт, а вместе с ней приходят обитатели пустошей.
Только теперь Анна поняла, что полутьма, обступавшая их и густевшая с каждой минутой, была не чем иным, как вечером. Она вытерла слезившиеся глаза и огляделась. Налетевший порыв ветра заставил поёжиться, и Аврора, заметив, как вздрогнула Анна, протянула ей свою куртку.
На пригород, в котором располагался коттеджный посёлок, опускались сумерки. Вернее, как с ужасом поняла Анна, на то, что когда-то было пригородом. Вокруг, насколько хватало глаз, простиралась бескрайняя вересковая пустошь. Знакомый до боли лес темнел изломанной грядой, но казался таким мрачным, что Анна отвернулась. Теперь она поняла, что пахло так сладко и настораживающе. Вереск. Сиреневый, розовый, фиолетовый, его заросли тянулись до самого горизонта. Анна прищурилась и сумела различить вдалеке черневшие высотные здания.
― Культурная столица, ― произнесла Аврора. Без куртки она казалась более юной и хрупкой, но точёные плечи и мышцы, и заплечная кобура не оставляли сомнения, что к нагрузкам она привычна. ― То, что от неё осталось. ― Аврора направилась к блестевшему металлическим боком грузовому самолёту, Ева последовала за ней.
Анна шла, кутаясь в тёплую кухлянку Авроры, и вдруг нечто, замеченное краем глаза, привлекло внимание. На далёких холмах, резко выделявшихся на фоне закатного неба, покрытого странными перистыми, будто мерцавшими облаками, засветились бледные огни. Едва заметные и тусклые, они казалась погасшими звёздами, упавшими в вереск. Анна моргнула и с удивлением заметила, что огни как будто стали ближе.
― Аврора, ― негромко позвала она. Имя дочки перекатывалось на языке странной сладковатой горечью. ― Что это?
― Твою мать! ― Аврора на миг застыла, её профиль резко обозначился в сумерках. ― Это мёртвые огни. Надо сматываться! ― Аврора схватила Анну за руку, совсем как в далёком детстве. Для неё далёком, на миг подумала Анна.
― Мёртвые огни? ― Из-за самолёта показался высокий развинченный мужик в шапке-ушанке и бортовыми наушниками на шее. ― Я не хочу к мёртвым огням на верещатниках.
― Никто не хочет, ― бросила Ева, забираясь в грузовой отсек самолёта и пристёгиваясь. ― Вениаминыч устроит скандал, если узнает, что мы столкнулись с мёртвыми огнями. Все помнят, что случилось с отцом Серого, ― уже тише добавила она.
― Когда узнает, ― поправила её Аврора, жестом указывая Анне, куда сесть и как пристегнуться. ― И поскандалишь ты с ним только после меня и Бутенко.
У Анны голова шла кругом. Они смотрела на Еву и Аврору и понимала, что у этих двух уже взрослых женщин, которых она помнила маленькими девочками, в этом странном мире прошла целая жизнь. И, кажется, ей предстоит со всем этим разобраться.
Когда они взлетали, Анне почудилось, что по вересковой пустоши под крыльями самолёта разнёсся звук охотничьего рога. Она выглянула в иллюминатор, и на миг на холмах мелькнули фигуры всадников. Анна сглотнула и плотнее запахнула куртку, рассеянно ухватившись рукой за ремень безопасности. Её мучили тысячи вопросов, и она собиралась их задать.
― Что произошло за двадцать шесть лет? ― произнесла Анна. Ева и Аврора переглянулись, словно решая, кто будет рассказывать. Сыграли в камень-ножницы-бумага. Аврора проиграла. Анна не сдержала улыбки, ощущая, что для них это одна из немногих возможностей расслабиться.
― Магия прорвалась в мир, ― просто ответила Аврора, наклоняясь вперёд, насколько позволяли ремни. ― В две тысячи двадцать четвёртом году планета столкнулась с метеоритным потоком ― Немезидами, который вызвали магнитную бурю. С каждый годом магия заполняет мир всё больше, а цивилизация медленно угасает. У нас почти не осталось территорий, на которых мы можем добывать полезные ископаемые, а на альтернативные источники энергии нет времени и средств. Теперь мы все живём в горах и по берегам холодных морей.
― Откуда в пригороде культурной столицы вересковая пустошь? ― нехорошее предчувствие царапнуло душу.
― Верещатник, с которого мы взлетели, всего лишь один из множества разросшихся пустошей. Магический вереск заполняет все свободные пространства. Прорастает в здания, заполняет берега рек. Пока он не добрался только в горы, но всё больше нагорий покрываются в последние годы верещатниками. ― На словах о горах почудилась горечь в голосе Авроры.
― Кто на них живёт? ― осторожно спросила Анна. Вид бледных огней на холме пугал.
― Обычные звери и птицы с насекомыми, если говорить о животных, ― усмехнулась Аврора. ― А если об обитателях холмов и пустошей… Феи-светляки, вблизи болотин ― болотные огни, и то, что ты видела ― мёртвые огни. А при свете луны на верещатники выходит Дикая Охота. Она забирает тех, кто умер во сне или оказался храбр сердцем для того, чтобы мчаться в кавалькаде духом. Иногда и тех, кто просто встанет у неё на пути или попробует увести добычу. ― По лицу Авроры прошла тень. Анне показалось, что она вспомнила то, что хотела забыть. Какая-то затаённая боль сквозила во всём облике её дочери. ― Жаль, что до Хана она пока не добралась.
