Они не… они не поймут, Страж.
Архивариус сказала весело и фамильярно:
– Ах, дела семейные? Командир, дадите мне руку? Вы сама замужем? А развод…
Паламед повел Камиллу в темноту, обратно к грузовику, где проснулась Нона. Пирра посмотрела им вслед дикими глазами и пошла за ними, хотя ее об этом и не просили. Нона схватилась за плечи Пирры. Она ничего не понимала.
Принцесса-труп сидела на краю кузова. Паламед ударил по тормозам кресла, и Камилла тяжело осела в нем. Даже во тьме туннеля Нона видела, что она в ужасном состоянии. Она была очень спокойна, но очень слаба, губы у нее потемнели.
– Нет. Никаких больше лекарств, – ясно услышала Нона ее слова, – я хочу соображать нормально.
Пирра вслепую усадила Нону, несмотря на ее предупредительный писк; Ноне очень не хотелось сидеть рядом с мерцающей белой фигурой мертвой Кирионы Гайи, которая наблюдала за происходящим с живым интересом зрителя на стадионе. Пирра отшатнулась от нее и упала на колени перед креслом и Паламедом. Протянула руки и взяла за руку сначала Паламеда, потом Камиллу. Ее лицо и действия выражали только тупое отчаяние.
– Я любила вас обоих, – сказала она, – не очень горячо. Не целиком. Во мне этого нет. Но я любила вас. В лучшем мире я сказала бы «как родных», но я не понимаю, что это теперь значит. Вы были моими… агентами. Дублерами того, чего у меня не бывало дольше, чем вы в состоянии даже вообразить. Поэтому я прошу: не надо этого делать. Пожалуйста.
Никто из них не ответил.
Пирра настойчиво продолжала:
– Поймите, что как только вы это сделаете, вы не сможете вернуться. Лучше умереть. У вас есть власть умереть чистыми… умереть свободными. То, что вы собираетесь сделать, – это не любовь. Это не воплощение красоты и силы. Это ошибка. Мы делали это неправильно. Мы были детьми, которые играют с отражениями звезд в луже, думая, что это космос.
Паламед встал, и Пирра встала вместе с ним. Он протянул руку и крепко схватил ее за запястье.
– Я не знаю, что мы, по-твоему, собираемся делать, но мы точно делаем не это.
– Что бы вы ни хотели сделать, не делайте этого.
– Просто посмотри на нас, – сказала Камилла.
Пирра вырвала запястье из руки Паламеда. Протянула руку, взяла Камиллу за подбородок и долго смотрела на нее. Затем она наклонилась, резко и коротко поцеловала Камиллу в лоб.
Нона, которая даже теперь не могла перестать читать руки и губы, смотрела на этот поцелуй, и ей было грустно. Казалось, Пирра крадет что-то, чем не хочет владеть. Что она тянется к соблазнительной вишнево-красной раскаленной плите, зная, что ее ждет только ожог. Нона увидела Камиллу, ее холодные посиневшие губы, и поняла, что Камилла тоже это почувствовала.
– Пирра, не веди себя как диванный воин, – сказала Камилла.
Пирра протянула руку, взъерошила идеальную прическу тела Ианты Набериус и наклонилась, чтобы поцеловать и Паламеда тоже, – и Паламед сказал снисходительно и весело:
– Ты жуткая старая развратница, Две.
– Зовите, если понадоблюсь. Увидимся.
Пирра подошла к грузовику, к Ноне, и тяжело наклонилась вперед. Нона видела, что она вспотела, примерно как в тот раз, после бутылки с отбеливателем. Она пробормотала:
– Вы же знали, что это происходит. Уже несколько месяцев назад.
Когда Нона взяла Пирру за руку, Пирра как будто даже не заметила.
К этому моменту другие люди уже подошли и встали неровным полукругом вокруг инвалидной коляски. Там была женщина с косой, похожая на птицу, Ценой страданий, высокая, худая, морщинистая молодая женщина в сером, чье лицо так поразительно походило на лицо Кэм, что Нона даже удивилась. Волосы она брила, и, в отличие от остальных, глаза у нее были не молочно-белые, а темные, глубоко посаженные, ястребиные. К ним присоединилась и Корона, золотая, сияющая Корона, еще один светильник. Она сплетала пальцы на руках, отпускала, снова сплетала.
Никто ничего не говорил. Голова Камиллы упала назад, но Камилла тут же резко встала – встала сама, расправила плечи, покрутила шеей. Паламед усадил ее на холодную дорогу, и они сидели лицом друг к другу, скрестив ноги. Камилла долго не могла согнуть ноги, а сделав это, тихо охнула, так что Нона поняла, чего это ей стоило. Она достала из ножен один из кинжалов и положила на бетон.
Внезапно оборванные наблюдатели приблизились – всего на несколько шагов – и встали вокруг них кольцом, не настолько плотным, чтобы помешать. Они как будто попытались отгородить их от огромного пустого туннеля, где грохотали пули. Нона инстинктивно дернулась вперед и чуть не выпала из грузовика; Пирра подхватила ее, и они вместе слезли на землю. Кириона Гайя вежливо смотрела на борт грузовика, как будто могла прочитать по краске что-то интересное.
– Камилла, мы все сделали правильно? – спросил Паламед, и Нона сразу поняла, что он не думает больше ни о ком во Вселенной. – Мы справились почти идеально. Идеальная дружба, идеальная любовь. Я не могу себе представить, что пожалею о чем-нибудь на смертном одре, ведь мне было позволено быть твоим некромантом.
Камилла Гект грустно посмотрела на него, а затем разрыдалась. Плач был почти бесшумным, но слезы лились рекой. Паламед взял ее за руки и отчаянно попросил:
– Кэм, дорогая, не надо.
– Нет, – сказала Камилла после очевидной борьбы с собой, – нет. Я плачу, потому что… потому что мне стало легче. – Она говорила очень упрямо. – Я так рада, Страж.
– Осталось недолго, – пообещал он.
Камилла сделала пару судорожных вдохов, которые явно причиняли ей боль, и спросила:
– Страж, а в Реке она узнает, кто мы?
– Она не глупа, – легко сказал Паламед, – в Реке – за Рекой… Я искренне верю, что мы увидим себя и друг друга такими, какие мы есть на самом деле. И я хочу, чтобы они нас увидели. Я не говорю, что это был неизбежный конец. Я уверен, что мы нашли самое лучшее, самое верное и самое доброе решение на этот момент. Скажи «нет», и мы пойдем дальше, как и прежде… без всякого страха. Скажи «да» – и мы вместе положим этому конец и начало.
Камилла вздрогнула всем телом. Потом успокоилась и расслабилась, голова опустилась вниз, как цветок на стебле. Снова подняла голову.
– Да, Паламед, – сказала она, – жизнью клянусь, да. Навсегда. Жизнь слишком коротка, а любовь слишком длинна.
– Скажи мне, что сделать, и я это сделаю.
– Давай.
Паламед взял у нее кинжал и раскрыл невидимый тайник в конце рукояти. Тонкая струйка бело-серого порошка потекла ему на ладонь. Он протянул ей руку, и Камилла открыла рот и – к ужасу Ноны – проглотила
