― Нет, я всё забыл, ― усмехнулся Серый. ― Конечно помню. Световой экран ночью, сачком перед сумерками, а в банку капнуть сок бересклета, тогда они долго живут.
― Умница, ― довольно сощурился Орлов. Он хотел сказать ещё что-то, но в этот момент из кабинета вышла собранная и строгая Оливия.
― Дядя Лёша, радируйте ещё Московкиной, пусть Николай ждёт там с оленями. Лучше проехать часть пути на них, Артём Иванович, ― обратилась она к Бутенко, ― чем ногами.
― Я знал, что мы сработаемся, ― улыбнулся благосклонно Артём. ― А сейчас давайте сходим на склад. Дядя Лёша говорит, что после сборов на весновку там валяется много полезного.
― Валяется, значит, не нужно. Не нужно, значит, сжечь, ― поджала губы Оливия.
― Расходимся по одному, ― ухмыльнулся Орлов. ― Если что, мы ― геологи⁵.
― Мой отец говорил, что геологи ― не люди, ― вдруг эхом отозвался Серый. ― Он был прав. Идите, я догоню.
― Серый, старик, а мы о тебе беспокоились! ― улыбаясь, Аврора толкнула Серого плечом. ― Ох, Серёжа, Серёжа!
― А я не знаю, мне нравится, ― пожал плечами Серый. ― Прекращайте с Князем её донимать, она вон какая сегодня добрая.
― Догадываюсь, почему, ― засмеялась Аврора. ― А вообще, у нас это взаимно. Мы слишком разные.
― Я ушёл и не слышу, что ты говоришь! ― громко произнёс Серый. ― Я удаляюсь!
― Эти родственные души, ― тихо сказала Аврора. ― Жаль, что папа мало о них говорил.
Нехорошее предчувствие кольнуло под лопатку, заставив волчью сущность едва не заскулить. Боясь узнать ответ, Анна задала вопрос:
― Где твой отец? Где Альфред?!
Из-за тундровых пожаров воздух казался белёсым. Дым застилал горизонт, расцвечивал всё на километры окрест в сиреневые тона. Анна лежала в кукуле и вдыхала горький дым спиральки от комаров. Вообще, спиральку нельзя было раскуривать и оставлять тлеть в палатке, но Серый на замечание ответил простое: «Можно». Сам так и не лёг, а ушёл в сторону видневшихся между невысоких холмов языков вересковой пустоши.
Обласканные Белоснежкой лайки спали возле прицепа, в котором ехали, пахло псиной, сухим мясом и перловой кашей. Анна почти не удивилась, когда Аврора рассказала, что способность Оливии Малиновской ― призывать зверей и птиц. Даже насекомые, по словам дочери, слушались Белоснежку, откликались на её зов. И теперь Анна упорно не могла отогнать образ Оливии, одетой как Белоснежка Диснея, с птичками и белочками на тонких белых плечах.
Этот образ, как и присутствие собак успокаивал, будто Ликея под растущей луной тянулась к собратьям и другим диким животным. Терпко и остро пахла соль, смешанная с крапивой, чесноком и зверобоем, которую натолок Вениаминыч. В костёр он бросил горсть рябины, взвившейся алыми сполохами, и окурил полынью палатки и вездеход, который до самых сумерек вёл по долине.
Анна видела, как Альфред проводил подобные ритуалы, и у неё защемило сердце, да так, что она вскочила и попросила у Вениаминыча смесь. От себя щедро всыпала туда терновник и неспешно направилась по большому кругу вокруг лагеря. Оставался ещё один переход, можно было добраться за ночь, но Серый замотал головой, сказав, что чует Дикую Охоту на пустоши.
Шаги успокаивали, кухлянка грела. Анна завершила обход, рассыпая соль с травами по земле, и застала Вениаминыча, выставлявшего странные фигурки за камнями. Точно такие она видела в волосах Евы. Когда Анна спросила, что это, Вениаминыч выдал непереводимый набор звуков, который для Анны прозвучал как «умулюхы»⁶. Услышавшая разговор Ева загадочно заявила, что горе тому, кто свяжется с «правильным» умулюхы.
На светлом небе над восточным горизонтом висело холодное бледное солнце. Анна хорошо знала белые ночи, но здесь, на берегу Ледовитого океана, странно давило виски. Было так светло, что можно читать, но Анна лежала, вдыхая запах костра, горящего ягеля, сырости и выхлопных газов вездехода.
Сон не шёл, и дело было не в полярном дне. Анне не хватало шума леса за окном, ароматов сушёных трав и вербены, которой неизменно пах Альфред. Альфред… Анна закрыла лицо руками и сухо всхлипнула. Она старалась не показывать эмоций и держаться, но сейчас её трясло. Хотелось свернуться калачиком, пригреться в оленьем меху и всё забыть, раствориться в дыме, стать частью тундры. Чтобы успокоиться, Анна глубоко вздохнула и повернулась на бок, подтянув колени к груди, но соскользнула с меха и прижалась ухом к каменистой земле.
Мир расширился и наполнился запахами, хотя до полнолуния было ещё несколько дней. Почудился плеск ручья вдалеке и шелест по гальке легконогих коней Королевских Охотников, разминавшихся перед тем, как загнать стоящую дичь или отправить очередного неприкаянного духа на ту сторону.
В банках подрагивали неверным светом феи-светляки, а в тундре то тут, то там вспыхивали мягкие живые огоньки. Серый быстро наловил перед сумерками с десяток этих странных тонких насекомых, и теперь Анна ощущала исходившее от них спокойное тепло. Она глубоко дышала, стараясь унять биение сердца, и думала о том, что рассказала ей Аврора.
Дочка не была многословна, а после совместного просмотра видео и вовсе разрыдалась, уронив голову матери на грудь. Анна тоже плакала, прижимала к себе Аврору, задыхалась от слёз и осознания, что Альфреда…
― А что ещё говорит Дорохов? ― Анна спросила на удачу, потому что приблизительно уже знала ответ. Единение магической силы с Лией явно не прошло просто так для Паши. Когда она видела его у себя в доме, то чувствовала, что с каждым разом запах бальзамических трав и кедрового масла усиливается. Поражало, что Паша продержался столько лет.
― Дорохов уже сказал, что делать. ― Аврора, часто дыша, попыталась закурить. Её руки дрожали так, что пришлось зажечь ей сигарету. Поколебавшись, Анна взяла и себе. ― Да и не сможет он помочь. Это же путь в никуда, пальцем в небо. Ледокол не найти и не увидеть, а предавать такое дело огласке ― себе дороже. Никакой секрет нельзя хранить долго, даже если послать флот, мобилизация выйдет боком. И придётся принимать бой с Золотой Ордой, а ресурсов у них… Много. Это удобно. К нынешней ситуации привыкли. И бросать все в надежде на слепую удачу ― игра не стоит свеч. ― Аврора, заметив, что Анна тоже курит, усмехнулась. ― Я сейчас иду сама. Я все решила и несу ответственность. И в случае провала пойду под трибунал как диверсантка. Вот такой у нас мир, мама.
― Аврора, ― Анна заглянула в покрасневшие глаза дочери, вытирая её слёзы, ― что нужно от меня? Чего ты хочешь? Попроси, я всё сделаю. ― Она понимала, что не может ничего. Она не была колдуньей, всего лишь зависимым от луны оборотнем, но говорила так, словно невозможного для неё мало.
― Мы пойдём до побережья пролива, ― затягиваясь, отозвалась Аврора. Слёзы катились по её щекам. ― Там нас встретят эскимосские лодки, и мы будем ждать, когда ледокол окажется в зоне видимости. И увидеть его должна будешь ты. Ты не жила в вересковом мире, его магии нет в тебе. А потом мы уничтожим Немезиды и… и будь, что будет. Надеюсь, ― чуть тише добавила Аврора, ― Хан сдохнет, когда лишится их силы. Уползёт в курганы, откуда вылез. ― Её лицо исказилось, на миг Анне показалось, что в нём мелькнуло что-то птичье. ― Придушила бы прямо сейчас цветными обрядовыми лентами: отплатила бы его же монетой.
― Тогда я буду вашими глазами, доченька. ― Анна стиснула руки Авроры. Она уже была глазами Альфреда после ранения осколком зеркала в Испании. Вела под руку, ощущая, как подрагивали его пальцы на её руке. Тогда он был обессиленным, почти поверженным, но несломленным. Анна видела мужа ещё вчера, а сегодня узнала, что его больше нет.
Рыдания раздирали горло, грудь сдавило, лицо горело огнём. Её Альфред, тот, кого она любила, за кем всегда стояла, покинул этот мир. Анна закусила костяшки так, что по губам и пальцам потекла кровь.
― Как он умер? ― Ей нужно знать. Не хотелось, но было необходимо.
― Мы не уверены. ― Аврора вытерла глаза и икнула. Её губы дрожали. ― Серый, Ева и Вениаминыч нашли дом разгромленным, все стены были в подпалинах и копоти. Папа говорил про чертей, возможно, они прорвались к нему. Это были точно не мёртвые огни, они не оставляют следов. И Ева почувствовала мать. Скорее всего, папу увела в Навь Сирин. Серый утверждал ещё, что слышал, как пел Гамаюн.
