Маршал обошел строй. С Поповым он простился за руку. Нашел глазами Баталина, чуть улыбнулся, ободряюще кивнул. Пригласив сопровождающих к машине, маршал пошел последним. У трапа он вскинул руки, в ответ прогремело «ура!».
Захлопнулся бортовой люк, и загрохотали все четыре двигателя. Огромная машина подрулила к месту старта.
Тяжело взмыв над долиной, самолет медленно набрал высоту, свалился в крен и пропал, блеснув на солнце, за северным хребтом.
Прозвучала команда разойтись.
Попов положил руку на плечо Баталина.
— В город сейчас?
— Да.
— Желаю счастья.
— И я вам счастья желаю, Юрий Александрович!
— Спасибо! Буду стараться.
* * *Крушилин молча протянул Сердюкову листок телефонограммы.
— Ну, ну, — произнес командир полка и стал читать. Иногда он произносил вслух: — «Изменения структуры металла»… Оч–чень хорошо! «Лопатка, снятая с турбины, вытянута»… Просто превосходно!
Бросив телефонограмму на стол, он долго смотрел на Крушилина.
— Так. Прапорщику Шевченко мы объявим благодарность. Но вам, товарищ подполковник, и капитану Сливкину что мы должны объявить?
Он нервно закурил и, зажав сигарету в зубах, поставил локти на стол. Вдвоем с капитаном Омелиным они рассматривали в лупу ленты с записями оборотов двигателя «одиннадцатой». У Омелина стали подкашиваться ноги. Чудовищно! Если бы не мастерство Баталина, он мог бы попасть под трибунал. Эти простенькие на вид листочки превратились бы в обвинительные документы.
— Капитан Омелин, — произнес Сердюков, — поделитесь наблюдениями.
Омелин стоял бледный.
— Я вас очень прошу, капитан! — с тяжестью в голосе произнес Сердюков.
— На всех лентах просматривается отклонение линии записи оборотов, — тихо сказал Омелин.
— Куда отклонение? На сколько?
— В сторону завышения от максимального значения. На пять–шесть процентов.
В помещении наступило долгое молчание. Все было ясно: двигатель работал ненормально. В последнем вылете «одиннадцатки» от заброса температуры за предельную величину лопатки турбины перегрелись, вытянулись и коснулись корпуса — двигатель заклинило. По чистой случайности его заклинило в тот момент, когда Баталин двинул ручку управления на «малый газ». Вот откуда появился резкий излом на графике в точке «а»!
Сердюков еще раз просмотрел ленты. Все отклонения возникали к концу полета, когда двигатель «уставал». Но к этому времени летчик уже готовился к посадке, сбрасывал обороты, и заброс, не успев проявить себя, прекращался. Выходило, что несколько раз пилот подвергался смертельной опасности.
— Искать причину предпосылки мы начали не с того конца, — сказал Сердюков. — Вот формуляр двигателя. Вот журнал по эксплуатации. Двигатель был переконсервирован спустя четыре дня после гарантийного срока консервации. Налицо явное нарушение правил: двигатель необходимо было направить в капитальный ремонт. Но инженер первой эскадрильи даже забыл о самом факте переконсервации! Хорошо, догадался заглянуть в формуляр прапорщик Шевченко… В результате головотяпства лейтенант Баталин находился на грани между жизнью и смертью. Ведь если бы турбину заклинило над горами, неизвестно, успел бы он катапультироваться!
Представив катапультирование и приземление в здешних горах, каждый из летчиков ощутил холодок на спине.
— Между прочим, Баталин тоже не беленький, — прервал молчание Кострицын. — Записи объективны: он ходил с завышением скорости.
— Сергей Петрович, — заметил командир полка. — Если бы он не ходил с завышением скорости, мы с вами сейчас не сидели бы здесь.
— Не хотите же вы сказать, — удивился Кострицын, — что он и дальше будет летать как захочет?
— Дальше он будет летать, как велит программа. Но летать он будет не с больным, а со здоровым двигателем. Маршал Тулаев говорил правду: это незаурядный летчик, летчик «от бога». А мы поторопились повесить на него предпосылку. Признаюсь, во многом тут и моя вина.
— Кстати, — обратился командир полка к Попову, — предпосылку вы занесли в его летную книжку?
— Нет, — ответил Попов. — Я с самого начала не верил, что он остановил двигатель.
Оставшись один, Сердюков открыл журнал и стал его перелистывать. «Летчик Баталин непреднамеренно остановил двигатель». Сколько он воевал с Кострицыным за это слово «непреднамеренно»! Сердюков стал писать: «Лейтенант Баталин двигатель не останавливал. Остановка произошла в результате вытяжки лопаток от заброса температуры. Подтверждено анализом записей КЗА и лабораторными исследованиями. Обнаружено изменение структуры металла лопаток турбины. В аварийной ситуации лейтенант Баталин действовал уверенно, грамотно.
Командир Н-ского ИАП полковник Сердюков».
* * *Подполковник Кострицын закуривал, но спички попадались плохие: шипели, не хотели загораться. Наконец одна зажглась, Кострицын выпустил дым и, глядя поверх головы Попова, спросил:
— Скажи, давно у тебя с Натальей?
— Что именно?
— Ну, скажем, давно у магазина встречаетесь?
— Больше года.
Кострицын затянулся несколько раз подряд.
— Что теперь делать будем? Ведь вместе нам не служить.
— Считаю, надо и Наташу спросить. Насчет будущего мы с ней не говорили.
— Дела-а! — произнес подполковник. — Устал я что–то. Надо бы в отпуск, а нельзя: со дня на день придется принимать полк.
— Понимаю.
— Слушай, давай без дураков. Ты знаешь, где сейчас Наталья? Я тоже знаю. Приходите–ка домой вместе. К черту все слухи, сплетни! Нет так нет, а да так да!
— Хорошо, Сергей Петрович.
— А за Баталина извини.
— Да, да, — смущенно ответил Юрий. — Конечно…
