Подставлено новое число, получен результат — сто метров. Теперь уже не только Баталин, но и вся аудитория смотрела на доску с удивлением.
— Хорошая она штука, математика! — произнес комэск. — Все по–честному, без обмана. Естественное желание проверить качество стрельбы привело вас в зону интенсивного разлета осколков. Тут предпосылкой не отделаешься, тут — происшествие!
— Можно вопрос, товарищ майор?
— Можно.
— Я вот подумал, — сказал, вставая, один из летчиков, — в классе хорошо решать такие задачи. А как быть в полете? Мы только что убедились: нам каждая секунда дорога. Значит, решать уравнения некогда, а графиков на каждый случай нет.
— Если бы и были, так в них некогда копаться, — проворчал Баталин.
— Не ворчите, лейтенант, — Попов улыбнулся. — Очень рад, что вас это взволновало. Попытаемся решить проблему. Да, графиков в кабине нет, но на основе моделирования мы можем составить номограмму для определения параметров стрельбы и безопасности вывода машины из пикирования. Правда, для этого нам придется твердо запомнить угловые размеры всех мишеней на полигоне, а также расположение их относительно оси прицела. Но игра стоит свеч.
Он стал набрасывать новый график. Баталин смотрел на возникающую номограмму, на самого Попова, на его быструю руку и думал, что если та женщина с детской коляской не любит комэска, то она просто дура. Он все умеет, все знает и по–настоящему красив.
Комэск взглянул на часы и стал надевать их на руку.
— Изготовлением единой номограммы придется заняться в следующий раз, — сказал он. — Не уложились, но вами я доволен. А сейчас пора в тренажный зал.
* * *В тренажном зале летчики всегда занимались с охотой, поскольку мощные кондиционеры создавали здесь прохладу.
Когда первая эскадрилья подошла к «ангару» — так летчики именовали комплекс, — из него начали выходить пилоты второй.
— Салют передовикам производства!
— Отпахались, середнячки? Как грунт, трудоемкий?
— Сейчас увидите!
Попов переходил от одного тренажа к другому, молча выслушивал вводные и ответы летчиков, некоторых поправлял, давал советы. Вместе с ним ходил врач Олег Толмачев, тоже присматривался и прислушивался. Это было внове.
«Сейчас Логинов даст взлет и сразу же посадку», — подумал Алексей, забираясь в кабину по приставной лесенке.
Экран перед кабиной засветился, на нем появилась уходящая вдаль бетонка взлетно–посадочной полосы. Высились горы, в стороне виднелась полосатая куполообразная будка стартовой команды, за ней, в отдалении, холмик с вогнутой сеткой радара.
Прозвучала команда взлететь, сделать круг и идти на посадку.
«Посадка так посадка. Спи, малышка, сладко–сладко, если ты не куропатка».
Он запросил орнитологическую обстановку. Орнитологическая обстановка было столь же важной, как и метеорологическая. Некоторые птицы перестали бояться человека. Встретишься с птичкой на взлете — считай, в тебя снаряд угодил.
Дано разрешение на взлет.
Бетонка на экране двинулась навстречу. Пошла, пошла… побежала… понеслась!
Сейчас главное — выдержать взлетный угол. Правда, не слышно рева двигателя, не давит на тебя бронеспинка, нет намека на вибрацию, но это чепуха. Полет на тренажере — дело серьезное. Комнаты, примыкающие к залу, напичканы приборами, которые отмечают и записывают все твои действия, малейшие отклонения рулей, каждую мелочь. И от того, как ты «взлетишь» и «приземлишься» в неподвижной кабине, зависит, взлетишь ли ты сегодня на истребителе.
Странное ощущение: скалистые вершины приближаются и в то же время как бы удаляются. Машина стремительно набирает высоту и вместе с тем как бы приседает. Но вот вершины ушли под плоскости, машина, нацеленная носом в бездонную синь, «зависла», вроде перестала двигаться. Однако в следующий миг она врезалась в полупрозрачное облако, белые клочья пронеслись мимо, тут же вернулось ощущение движения.
— Делай круг и заход на посадку, — послышался голос командира звена.
— Вас понял: круг и заход на посадку.
Боковым зрением он углядел, что подошел Попов, за ним шел полковой врач. Это встревожило Алексея: комэск наверняка готовит каверзу. Ничего удивительного: если принял зачет не спрашивая, то должен проверить, насколько «поумнел» его подопечный после самостоятельной теоретической подготовки.
— На глиссаде, — доложил Алексей. — Иду по знакам.
— Понятно, на глиссаде, — отозвался Попов. — Метеорологическая обстановка усложнилась: порывистый боковой ветер, четыре балла. Будьте внимательны!
Вот это и есть каверза! Надо же придумать: боковик! Откуда ему тут взяться! Но за это надо комэску спасибо сказать, мог бы наслать ураган или «афганец».
— Первый, высоко выравниваешь!
Погрешность он выровнял быстро, приземлился точно у знака. Но замечание все–таки схлопотал!
Попов отошел к соседнему тренажу, Алексей вылез из кабины и вопрошающе взглянул на командира звена.
— С чего раньше времени выравнивать начал? — добродушно спросил Логинов. — Боковика испугался?
— Не испугался, но все–таки он отвлекал.
— Не он отвлекал, а что–то другое. По лицу было видно: ты вроде как задумался.
Рядом с Логиновым стоял Толмачев. Он внимательно слушал разговор.
— Стихи не приходили на ум, лейтенант?
— Какие еще стихи? — настороженно спросил Баталин.
— Судя по вашему лицу, вы сейчас, думаете: и на кой дьявол эскулап привязался?
— Ничего такого не думаю, — хмуро отозвался Баталин. — Но ведь и вы тоже: стихи!
— Я прослушал две записи ваших разговоров в воздухе. Вы рифмуете и напеваете, это плохо. Вполне может получиться срыв. Есть хорошие стереотипы мышления и поведения, есть вредные, есть нейтральные. Старайтесь вырабатывать у себя только полезные.
— Зачем же их вырабатывать, Олег Григорьевич? — удивился Алексей. — Я так понимаю: даже хороший стереотип — это штамп. Разве штампы могут быть полезными?
— Могут. В общем, я говорил с людьми, которые вас неплохо знают. Они заметили, что вы любите рифмовать по любому поводу. А рифмовать — это работа. Как вы ее совмещаете с другой — и очень сложной — работой в полете?
— Олег Григорьевич, я не люблю рифмовать, — искренне заявил Баталин. — Я совсем не напрягаюсь, все получается само собой. И ни разу меня это от дела не отвлекало.
— Н-ну, что ж… — Толмачев задумался. — Значит, это склад мышления. Склад, между прочим, интересный…
* * *Баталину опять была приготовлена спарка. После вынужденного перерыва в полетах этого не миновать.
Во вторую кабину сел летчик–инструктор, заместитель командира эскадрильи, капитан, недавно вернувшийся из отпуска. С ним Баталин еще не летал.
Полетами руководил Попов.
Алексей постарался точнее выдержать угол при взлете, появилось то же ощущение, как и на тренаже: будто горы стремительно приближаются и одновременно отодвигаются. Однако ни проседания, ни «зависания» машины после прохождения над вершинами не было.
Выполнив несложное задание: короткий маршрут по прямой и дважды перемена курса, Алексей заволновался перед заходом на посадку.
— Знаки хорошо видите? — услышал он голос капитана.
— Вижу хорошо.
— Тогда не запаздывайте.
Свой полусовет–полузамечание инструктор произнес ровно, без выражения в голосе: выучка. Он понял состояние Баталина и не хотел, чтобы летчик волновался еще больше.
«Так, Алексей Дмитриевич! Посадка — это же ваш коронный номер. Делайте, как учили. Иначе опять спарка».
Выпустил шасси, закрылки — началось торможение.
Он внимательно поглядывал на указатель скорости. Пройдя над желтой металлической сеткой ближнего привода, опустил нос самолета и начал выравнивание.
Вот полоса. Вот посадочный. Чуть задира–а–ем нос…
Чиркнули о бетонку шасси. Проседание на амортизаторах. Легкое, потом все более крупное содрогание машины на стыках плит, ощутимое стремление тела налечь на приборную панель — хорошо действует тормоз.
Зарулив к заправочной колонке, он разомкнул привязные ремни и спустился по подставленной техником лесенке, снял гермошлем.
— Разрешите получить замечания, товарищ капитан.
— Вы их уже получили: внимательней при заходе по знакам.
До стартово–командного пункта было метров двести. Тарас и Валерий сидели на скамейке под деревьями. Алексей плюхнулся рядом с ними.
— Слышал? — спросил Мохов. — С утра полетов не будет. Маршал прилетает.
— Брось!
В отдалении метался «газик» командира полка.
У Сердюкова не выдержали нервы: помчался инспектировать.
— Лейтенант Баталин, пройдите на СКП, — послышалось из динамика.
— Видишь, Бат, заело у них без тебя.
