раздражаю? Тогда объясните почему.
— Опять то же самое! — закричал Тодорос. — Я уже слышал это от другого человека, те же самые слова. Не смей сюда больше соваться. Евтихис, я запрещаю посторонним лицам заходить в цех…
Евтихис вскипел. Он понял, что Тодорос не шутит — дело зашло слишком далеко — и что необходимо сейчас же с ним объясниться.
— То есть что значит — ты запрещаешь? Чья это мастерская? Кто тут хозяин?
— Опять эти рожи! Они меня из себя выводят… Скажи ей, пусть сейчас же уходит. Прогони ее…
Не трогаясь с места, Измини посмотрела Тодоросу в глаза. Вангелия с восхищением подумала, что в этой девушке, видно, есть частица выдержки и упорства того смельчака, который однажды внезапно появился здесь, — как иначе хватило бы у нее мужества ждать его столько лет? Бросив на произвол судьбы свой станок, Фанис с равнодушным видом встал рядом с Измини, вытирая ветошью руки. Презрительно усмехаясь, поглядывал он время от времени на Евтихиса, словно говоря: «Оказывается, вот кто хозяин, а ты только строил из себя перед нами владельца мастерской». От Евтихиса не ускользнуло, что удивление на лицах присутствующих постепенно сменяется явной насмешкой.
— Я тут хозяин! — заорал он. — И я буду решать, кому можно заходить в мастерскую, кому нет. Все это слышали? Здесь распоряжаюсь я один!
— Что случилось? — спросил с порога Андонис.
— Небольшое недоразумение, — буркнул Евтихис.
По отчаянному, непреклонному лицу Измини и глазам Тодороса, налитым кровью, Андонис все понял и, чтобы прервать опасное молчание, торжественно объявил:
— У меня важные новости! Я получил большой заказ… Завтра, как только я доведу дело до конца, мы организуем вторую смену! Приступайте опять к работе…
Подхватив под руку Евтихиса и Тодороса, он потащил их во двор и там с гордостью рассказал им о своей удаче. Рабочие вернулись к станкам, а Фанис, кусая губы, с негодованием отбросил в сторону ветошь.
На другой вечер Измини и Вангелия ушли из дому веселые и оживленные. Вангелия надела новое платье, причесалась более тщательно; она была в хорошем настроении: ведь как ни тяжела жизнь среди постоянного шума в тесной комнате, дела, по-видимому, шли на лад, и Андонис казался довольным. Последнее время он уже не лгал ей — это было видно по выражению его лица. Несколько раз они даже ходили на прогулку, беседовали просто, как прежде, и он не морочил ей голову всякими обещаниями и нескончаемой болтовней, которая становилась особенно невыносимой, когда он хотел ее обмануть. На улице Вангелия заговорила с Измини об Ангелосе. Хотя в то воскресенье она видела его всего лишь в течение нескольких минут, ей стало ясно, что такой человек заслуживает того, чтобы ему всячески помогали.
— Как ты была горда им… ты совершенно преобразилась… А я-то как обрадовалась, увидев вас вместе… — И, помолчав, добавила: — Всю ночь Андонис рассказывал мне о нем. Они были очень близкими друзьями… Но теперь Андонис такой измученный…
Они подошли к маленькому домику с железной оградой, обвитому цветущим плющом. Ухоженный сад, невысокое крылечко. Тишина. Их приветливо встретила женщина средних лет с приятным голосом и тут же усадила под виноградной лозой.
— Здесь прекрасно, у вас замечательный сад, — сказала Измини.
Не теряя понапрасну времени, Вангелия перешла к цели их посещения:
— Тетушка, зимой ты мне говорила, что у тебя просторный дом и ты хочешь сдать две комнаты. Моя подруга ищет квартиру… Будет жить ее жених со своей матерью, и сама она тоже поселится здесь. Они собираются вскоре сыграть свадьбу… Это хорошие люди, ты не будешь одинока. Жених — инженер, весь день он работает над проектами, совсем не выходит из дому, ему нужна тишина.
— Я думаю сдать дом целиком, — сказала тетка Вангелии. — А сама уеду на остров. Что мне здесь делать? Заходите, я вам все покажу.
Три чистые просторные комнаты с большими окнами, кухня, веранда, выходящая в сад, домик тихий, уединенный. «Ему понравится», — подумала Измини, прикидывая, где Ангелос поставит свою чертежную доску и где устроится госпожа Иоанна. Вангелия наблюдала за ней. Измини походила из комнаты в комнату, постояла на крыльце, выглянула за калитку — казалось, что она приехала к себе домой, где ее давно ждали. Она была вся во власти какой-то прекрасной мечты. Никогда прежде Вангелия не видела ее такой возбужденной, восторженной, просветлевшей.
— Как раз то, что я хотела… Значит, поселимся здесь… — прошептала Измини.
— Когда вы переедете? — спросила тетка Вангелии.
— Через несколько дней, — не раздумывая, ответила Измини. — Может быть, на той неделе. Вангелия, разве тут не чудесно?
Она дала небольшой задаток, все деньги, что смогла раздобыть, точно хотела оставить за собой, удержать свою давнишнюю мечту, и договорилась, что она переедет дня через два.
— Наверно, и жених мой сразу переберется сюда! — сказала она, взволнованно прощаясь с любезной доброй женщиной, хозяйкой этого красивого домика, словно по заказу воплощавшего в себе все, о чем столько лет мечтала Измини.
На обратном пути они обе были очень веселы, и Измини без умолку говорила о своих планах, а Вангелия впитывала в себя ее радость.
— И у меня есть своя радость. Только с тобой хочу ею поделиться…
— Какая?
— Я опять жду ребенка, — ответила Вангелия. — На этот раз я его сохраню во что бы то ни стало. У меня будет ребенок.
— Ты сказала Андонису?
— Он узнает об этом, когда будет уже поздно… Я боюсь ему говорить, кто знает, как сложатся обстоятельства. Сейчас дела у него идут хорошо, а завтра… Второй раз я не вынесу… Да… Во что бы то ни стало…
Когда стемнело, Измини тихонько поднялась по лестнице, прижимая к груди букетик цветов, который она купила днем на улице. Дверь была открыта, и Ангелос сидел в глубине чулана, так что с террасы его не было видно. Он казался спокойным и задумчивым. Заметив цветы в руках у Измини, он удивился.
— Поставь в стакан. Какие красивые! — сказал он.
Хорошо бы подышать свежим воздухом, — кто их увидит в такое позднее время? Прижимаясь к стене, Ангелос проскользнул на террасу и прислонился спиной к барьеру, который полностью скрыл его. Измини, стоя на террасе, внимательно следила за лестницей — как бы кто-нибудь не поднялся сюда. Она старалась держаться от Ангелоса на некотором расстоянии; после того жаркого полудня она как-то раз опять прикоснулась к нему, и он тотчас отпрянул. Они долго молчали. Последние дни Ангелос, судя по его словам, без устали занимался и с радостью отметил, что не забыл ничего за эти годы.
