он в сумятице хлопот приводит в исполнение своеобразный приговор. От гула машин, как и от жажды, пропадает голос, чувствуешь себя неотделимым от какого-то мотора, который своим ритмичным постукиванием словно говорит, что не все еще потеряно. Андонис непрерывно ходит по кругу, словно боится приблизиться к раскаленному предмету в центре. А ведь и он был когда-то одним из замечательных юношей, что умирали с песней на устах.
Обгоревшие книги все еще лежали на столе. Ангелос наконец осторожно дотронулся до них. Многие страницы уцелели, только чуть-чуть пострадали поля. Он все их прочтет от корки до корки, как прилежный студент-первокурсник; быть может, они приведут в стройный порядок его мысли, помогут заучить «исключения из правил». Ни одну битву нельзя выиграть случайно, даже в этом заброшенном чулане. Отчего Измини ушла рассерженная? Он решительно взял книгу, стряхнул с нее пепел и начал читать. Почему Лукия с таким ожесточением жгла его книги? Наверно, она многого ждала от жизни, но так и не дождалась.
Помнишь, как в часы дневного сна вы потихоньку вставали с постели и воровали у матери лакомства? Госпожа Иоанна запирала вазочку со сладким, чтобы было хоть что-нибудь под рукой, если неожиданно придут гости. По свежевымытому дощатому полу, на цыпочках, босиком, вы пробирались к ней в комнату, чтобы взять с комода ключи. Заметив, что сладости в вазе тают, госпожа Иоанна стала перепрятывать их с места на место. Помнишь, как вы хохотали, когда нашли варенье в цветочном горшке? А обнаружив в мешке с мукой бутылку вишневого сиропа, вы выпили ее до дна и потом долго облизывали губы и пальцы. «Я построю тебе, Лукия, дом, сделаю проект специально для тебя… Дом будет не такой, как у всех, а как платье, сшитое по твоей мерке». Лукия приезжала сюда не ради этого дома, она, конечно, понимает, что брат ее не виноват в том, что не сдержал своего обещания. «Мне так хотелось, но…» В те годы полуденные улицы были безлюдны, ставни, нагретые солнцем, закрыты и стулья одеты в клетчатые чехлы. Когда отец возвращался домой, он спешил сбросить с себя заботы и освободиться от накрахмаленного воротничка. Он надевал просторную пижаму с красными манжетами. Молочник, бродячий музыкант с ромвией[8], продавец семечек, зеленщик проходили каждый в свое время, потому что все требует определенного порядка. «Лукия, если ты не перестанешь щекотать мне пятки, я тебе выдеру все волосы, а вдобавок ты заработаешь кол по арифметике». Может быть, она приезжала из-за какой-нибудь задачи, которую не смогла сама решить. «Но каждая задача имеет решение». Это старая аксиома, имевшая силу тогда, когда жизнь была простой и устроенной. В годы оккупации в полдень все вокруг содрогалось, и ты шагал в такт страстным, нетерпеливым ударам своего сердца. Но, если тебя поглотили воспоминания о тех днях, ты уже никогда не сможешь прочитать книги, отмеченные огнем.
Ангелос попытался сосредоточиться, взял циркуль, линейку и стал решать первую, самую простую задачу.
Андонис закончил работу в мастерской, отделался от повседневных забот и спокойно шагал по городу. Как ни странно, но у него не было никаких дел. Наконец-то ему представилась возможность подумать и о себе. Время близилось к вечеру, центральные улицы пустели, магазины закрывались, люди, имевшие постоянную работу, возвращались домой. Его, к счастью, никто не толкал — в такую жару хотелось быть подальше от толпы. Люди разбрелись кто куда, только на остановках автобусов можно было увидеть запоздавших пассажиров. Вокруг были лишь витрины, многоэтажные здания с запертыми конторами, ряды магазинов, набитых товарами, знакомые, тысячу раз исхоженные улицы, облупленные фасады старых домов — частный капитал приобретал новые формы развития — и рядом ослепляющие своим великолепием новые здания банков — заключенные в них богатства с легкостью достались кому-то.
Вдруг рядом с ним остановилась машина, и кто-то поманил его рукой. Инженер Орестис Рапас, приятель Лукиса! Андонис робко подошел к машине, и инженер открыл дверцу.
— Поехали со мной, ты мне нужен.
И Андонис, не долго думая, сел в машину.
Они миновали Заппион[9] и выехали на шоссе Сингру. Неудобно было спрашивать, куда Рапас везет его. Они оставляли далеко позади другие машины, неслись, словно гнались за кем-то. Рапас оказался хорошим водителем, он, не отрываясь, смотрел перед собой и в то же время непринужденно, как со старым другом, болтал с Андонисом.
— Так вот, Лукис — трепач. У него нет ни гроша за душой, а он хочет примазаться к большим делам, — сказал инженер, точно продолжая начатый разговор. — Никогда у него не бывает определенного плана… Он считает, что все можно устроить через любовницу министра.
Андонис деланно засмеялся.
— С ним, Андонис, лишь время напрасно теряешь. В тот вечер я сразу понял, что ты уловил дух современных экономических отношений. Со мной, вот увидишь… Мы вдвоем можем…
— И я так же думаю, — подхватил Андонис, с восхищением глядя на Рапаса. — Мы многое можем сделать… Аукцион, о котором тогда шла речь…
— Меня он уже не интересует, я собираюсь перекинуться на другое. Грандиозное дело… Я все подготовил. И теперь мне нужна твоя помощь… Да, о чем мы говорили? А! Так вот, Лукис воображает, что он играет в рулетку, и ждет, где остановится шарик.
— Надо играть, когда на круге всего одна цифра.
— В точку попал! Молодец, Андонис!
— Только дураки верят в судьбу, — осмелел Андонис. — Но, с другой стороны, знаешь, судьба — это отговорка для неудачников, нечто вроде оправдания. А я никогда не рассчитываю на счастливый случай. Мне стыдно, я считаю позорным возлагать на это надежды. Когда разумно берешься за дело и предвидишь любую случайность…
— Да, да. Я тоже мог бы открыть контору с вывеской и посиживать в ожидании клиентов. Что вам угодно? Четыре комнаты и кухню?
Они стрелой мчались к морю. Рапас, по-видимому, опаздывал, кто-то ждал его. Андонис, удобно откинувшись, сидел рядом с ним, портфель лежал у него на коленях; он был готов к тому, чтобы высказать свое мнение по поводу трудного дела, ради которого они летели стрелой. «Я ему нужен для каких-то переговоров». Они свернули в Фалирон. На них пахнуло свежим соленым ветром. На такой скорости не успеваешь разглядеть даже парусные лодки. Давно они с Вангелией не приезжали сюда, а прежде ведь часто бродили по берегу.
На шоссе было пусто, и машина свободно неслась вперед. По правде говоря, Рапас был совершенно незнакомый ему человек. На вид ему было лет сорок. Он крепко держал руль. «Зачем же все-таки понадобился я
