class="p">стоит на берегу речки, угадываемой лишь по крутому берегу противоположной стороны да по
ровной слепящей поверхности с подвешенным над ней канатным мостом, по которому зимой не
ходят и не ездят. Во дворе дома через забор виден ещё один основательный сруб, к одной стене
которого приткнута небольшая тепличка. Между домом и сараем навес – видимо, дровяник. Но от
дороги, расчищенной трактором, до ворот дома – ни следа. Роман в нерешительности стоит в
снежном желобе дороги с валами снега, растолканного по обе стороны. Да, летом здесь, наверное,
здорово: речка – через дорогу, а если взглянуть вдоль речки, то дальше за соснами, кедрами,
берёзами и ёлками сливается с горизонтом плоскость самогоо легендарного Байкала! Это сейчас он
белый, а летом сквозь стволы зелёных деревьев будет голубеть и искриться. Детям тут будет
раздолье! Да, да, именно детям – Роману хочется даже настоять на этом. Не на год же и не на два
приедут они сюда!
Сколько ни торчит Роман на дороге, прохожих нет. В соседнем доме он находит одинокую
старуху с какой-то толстой, губчатой кожей на лице. Вместо ответа на его простейший вопрос о
доме она сама расспрашивает Романа, кто он такой да откуда? Роман старается отвечать короче,
150
а, заметив, что бабушка между делом ладит самовар, видимо, готовясь к обстоятельной беседе,
предупреждает, что ему не до чая.
Что ж, тогда Екатерина Семёновна (так её зовут) с сожалением о потерянном собеседнике
прямо сообщает, что хозяйка дома живёт на другой улице, а это дом её дочери, который она и
продаёт. Хозяйку зовут Демидовна.
Дом Демидовны Роман легко находит по той примете, что он самый большой на всей улице. А,
войдя во двор за высокие ворота по деревянному, тщательно прометённому тротуару, с
удивлением останавливается, поражённый количеством построек усадьбы и порядком, царящим
здесь. Демидовна, вышедшая из тепляка на звук стукнувшей калитки, оказывается широкой
пожилой женщиной с белым лицом и крупными, можно сказать, мужскими морщинами на нём.
Роман объясняет, кто он такой, чего хочет, и они тут же направляются в продаваемый дом. По
дороге Демидовна рассказывает, что семья дочери ещё четыре месяца назад перекочевала на
соседнюю станцию, а на дом всё нет покупателя. Конечно, продавец из Демидовны никудышный:
зачем ей всё это выдавать? Кое-как приоткрыв ворота, буквально отогнув их верхний край, первой
в ограду с трудом протискивается хозяйка, а Роман – уже легко – следом. До крыльца они
добираются по снегу едва не вплавь. Войдя в дом, Демидовна вкручивает пробки в счётчике и
включает все лампочки для обзора комнат. Без лампочек в доме темнота, плотные ставни не
пропускают и лучика. И уже одно это говорит о многом. Дом замечательный. Слушая Демидовну
краем уха, Роман азартно осматривает избу, прикидывая, где что можно поставить, что пристроить
и пригородить, тут же картинно представляет, как радостно и удобно заживут они здесь со
Смугляной. Как приятно будет жене вдохнуть уют в эти новые для них стены. Как хочется прямо
сейчас взять и затопить печку, чтобы наполнить дом мягким древесным теплом… И посидеть вон
там, в закутке, временами приоткрывая дверцу, чтобы видеть, как горят, пощёлкивая, дрова…
После дома подробно и тщательно осматривается усадьба. Вот это да! Вот так сюрприз! Под
навесом с небольшой поленницей дров, видимо, оставленной новым жильцам на первое время, –
колодец! Собственный колодец с чистейшей водой! Нина умерла бы сейчас от восторга.
– Вишь чё, – говорит, между тем, хозяйка, кивнув на кучу бутылок, сваленных у колодца, –
сколько я талдычила зятьку, чтобы он сдал их, так не-е-е, где там. Бросил и всё. Никакой он к чёрту
не хозяин, а то чего бы тут не жить…
– Так сколько вы просите за дом? – затаив дыхание, спрашивает Роман.
– Зять просил продать за три семьсот, – говорит Демидовна, – да уж ладно, я сама сброшу
пятьсот рублей. Выходит, три двести.
– Н-да, – упавшим голосом произносит Роман, – у меня ровно три…
Хозяйка вздыхает, садится на сруб колодца.
– Да я бы продала и за три – сокрушённо и виновато говорит она. – Я уж с этим домом и так сна
лишилась. Он же без присмотра… Мало ли чё… Но и так тоже… Дочь скажет: продешевила. Нет, не
могу…
– Ну, ладно, – решает Роман, – тут и речь-то о двух сотнях. Чуть больше одной зарплаты. А что,
если эти двести рублей я позже отдам?
– Ой, да где ж ты такие деньги-то возьмёшь?
– Заработаю. Здесь же и заработаю.
– Нет, – недоверчиво качает головой Демидовна, – двести рублей – это сильно хорошие деньги.
– Да заработаю я! – заверяет Роман. – Ведь эти-то у меня откуда-то появились…
Хозяйка оценивающе смотрит на него.
– И то верно, – соглашается она. – Ну, добро…
Закончив эти краткие торги, они, не теряя времени, отправляются в поселковый совет и
оформляют купчую, специально занизив стоимость дома, чтобы платить меньшую пошлину. После
этого заходят в сберкассу, и Роман кладёт деньги на книжку зятя Демидовны (сама Демидовна к
таким деньгам даже прикасаться не хочет).
От почты, попрощавшись с теперь уже бывшей хозяйкой, Роман уже совсем другим человеком
идёт домой. Домой? То есть, как это – домой?! А вот так: домой, да и всё. Идёт, и это его право! Он
теперь тут вообще хоть немного, да свой. Он уже человек этого места. Теперь ему уже здесь по-
другому доступны и речка, которая сейчас подо льдом, и лес, и чистейший воздух, и прочее,
прочее, прочее… Для того, чтобы всё это сделать своим, он обрёл здесь важную, опорную точку –
дом.
Войдя в ограду, Роман осматривается ещё раз, пытаясь как-нибудь осознать, что это не мираж,
не фантазия, что этот дом действительно его. Впервые в жизни у него свои личные стены! Теперь
ему хочется, вроде как для истории, вспомнить и поотчётливей зафиксировать каждый шаг до
этого. «Значит так, – начинает считать Роман, загибая пальцы, – приехал я сегодня утром – это раз,
утром же был в первом доме, где дед напоил меня чаем с вареньем – два, в обед пришёл сюда –
три, а теперь, спустя ещё полтора часа, я уже хозяин этого дома – четыре». Нет, всё прошедшее
слишком кратко и просто. Как-то мало шагов для такого важного жизненного факта. В этой
складности и стремительности событий видится даже некий подвох. Что-то здесь не так… В любой
151
удаче всегда бывает какая-нибудь хотя бы маленькая неровность. Но лучше бы видеть её сразу.
Мало ли где и как она потом проявится вдруг…
